Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры - Франсуа VI Ларошфуко

Красивая женщина хороша и без прикрас: она сохраняет всю свою прелесть даже тогда, когда одета просто и украшена только своей привлекательностью и молодостью; бесхитростная грация так озаряет ее лицо, так облагораживает малейшее ее движение, что никакие ухищрения моды, никакой наряд не сделают ее еще более опасной для мужчин. Точно так же порядочный человек достоин всякого уважения сам по себе, независимо от внешнего вида, который он придает себе, чтобы казаться более величавым или добродетельным: облик реформата, чрезмерная скромность, убогий наряд, широкополая шляпа ничего не прибавят к его внутреннему благородству, не подчеркнут его достоинств, а лишь приукрасят их и, пожалуй, лишат естественности и непринужденности.

Заученная величавость смешна: тут крайности сходятся, правильное же решение, как всегда, — в золотой середине, то есть в чувстве собственного достоинства; кто стремится выглядеть величавым, тот никогда в этом не преуспеет — он лишь станет напыщенным. Величавость либо не дается вовсе, либо дается от природы; поэтому утратить величавый вид гораздо легче, нежели приобрести его.

Когда одаренный и прославленный человек угрюм и неприступен, он отпугивает молодых людей, отвращает их от добродетели и наводит на мысль, что следовать ее стезею слишком трудно и скучно; напротив, приветливостью и общительностью он дает им полезный урок и убеждает в том, что можно быть веселым и в то же время трудолюбивым, преследовать серьезные цели и все же не отказываться от пристойных удовольствий, то есть становится для них достойным подражания примером.

Жак Берен Первый.

«Лавка торговца вышитыми тканями,

который показывает образцы для мужского гардероба» (гравюра).

Не следует судить о человеке по лицу — оно позволяет лишь строить предположения.

Умное выражение лица у мужчины можно сравнить с правильностью черт у женщины: это самый заурядный род красоты.

Человек, чей ум и способности всеми признаны, не кажется безобразным, даже если он уродлив, — его уродства никто не замечает.

Какого искусства требует порой естественность! Сколько времени, опыта, внимания и труда мы тратим на то, чтобы танцевать так же легко и непринужденно, как ходим, петь — как говорим, говорить — как мыслим, и как не просто вложить в разученную речь, которая произносится на людях, столько же силы, живости, пыла и убежденности, сколько мы без всяких стараний и подготовки выказываем в частной беседе!

Не следует обижаться на человека, который, будучи мало знаком с нами, тем не менее отзывается о нас дурно: его нападки относятся не к нам, а к призраку, созданному его воображением.

Есть множество мелких условностей, обязанностей, правил приличия, связанных с местом, временем и определенным кругом людей; ум бессилен угадать их заранее, но они легко постигаются из опыта. Судить о человеке по отступлениям, которые неизбежны, пока он не освоился с правилами, — это все равно что судить о нем по отделке ногтей или прическе и всегда чревато ошибкой.

Я не уверен, что о человеке можно судить по первому его проступку, вызванному крайней необходимостью, сильной страстью, порывом.

Прямая противоположность тому, что говорят о делах и людях, часто и есть истинная правда о них.

Следует постоянно быть начеку и следить за каждым своим словом, чтобы в пределах хотя бы часа не высказать двух противоположных мнений об одном и том же предмете или человеке в угоду приличиям и светской благопристойности, которые невольно побуждают нас не противоречить никому из собеседников, даже если их взгляды совершенно несхожи.

Пристрастность обрекает человека на множество мелких неприятностей: поскольку немыслимо, чтобы те, к кому он благоволит, были всегда удачливы и разумны, а те, кто ему не по душе, — неудачливы и неловки, он часто попадает на людях впросак либо из-за промахов своих друзей, либо из-за успеха тех, кого он не любит.

Человек, который склонен к предубеждениям и все же осмеливается занимать светскую или духовную должность, — это все равно что слепой, пожелавший рисовать, немой, решивший произнести речь, или глухой, рассуждающий о симфонии. Впрочем, нет, мои сравнения слишком слабы и дают лишь неполное представление о вреде, причиняемом предвзятостью. Следует прибавить, что она — недуг, страшный, неизлечимый, заражающий каждого, кто приближается к больному, и обращающий в бегство всех — равных, низших, родных, близких и даже врачей, которые могут вылечить пациента, лишь если он сам поймет, что болен, и согласится прибегнуть к лекарствам, то есть научится слушать других, поменьше доверять самому себе, поглубже вникать в дело и всячески просвещать свой ум. Льстецы же, плуты, клеветники, словом, те, чей язык служит лишь корысти и лжи, — это шарлатаны, которые, пичкая доверчивого больного тем, что им выгодно, отравляют и медленно убивают его.

Декарт советует судить{213} о предмете лишь после тщательного и досконального его изучения; это правило настолько прекрасно и верно, что его следует применять и к нашим суждениям о людях.

Дурное мнение, которое люди составляют себе о нашем уме, нравственности и манерах, тем менее оскорбительно для нас, чем неблагороднее и низменнее те, кто им по вкусу.

Пренебрежение к человеку достойному восходит к тому же источнику, что и восхищение глупцом.

Глупец — это человек, у которого не хватает ума даже на то, чтобы быть самовлюбленным.

Человек самовлюбленный — это тот, в ком глупцы усматривают бездну достоинств.

Нахальство — это самовлюбленность, доведенная до предела: человек самовлюбленный утомляет, докучает, надоедает, отталкивает; нахал отталкивает, ожесточает, раздражает, оскорбляет; второй начинается там, где кончается первый.

Человек самовлюбленный — это нечто среднее между глупцом и нахалом: в нем есть кое-что и от того и от другого.

Пороки порождаются развращенностью души; недостатки — порочностью характера; смешные стороны — недостатком ума.

Смешной человек — это тот, кто выглядит глупцом, пока бывает смешон.

Глупец смешон всегда: это его отличительная черта; человек не лишенный ума тоже бывает смешным, но недолго.

Промах делает смешным даже умного человека.

Глупец всегда глупец, фат всегда фат, нахал всегда нахал, смешным же бывает и тот, кто вправду смешон, и тот, кто лишь кажется смешным людям, которые привыкли видеть смешное там, где его нет и не может быть.

Резкость, грубость, неотесанность — это пороки, от которых иной раз не свободны даже умные люди.

Тупица — это глупец, который не раскрывает рта; в этом смысле он предпочтительней болтливого глупца.

Одни и те же слова выглядят остротой или наивностью в устах человека умного и глупостью — в устах глупца.

Если бы глупец боялся сказать глупость, он уже не был бы глупцом.

Словоохотливость — один из признаков ограниченности.

Глупец стеснен в каждом своем движении, фат держится непринужденно и самоуверенно, нахал ведет себя нагло, человек достойный отличается скромностью.

Человек самодовольный — это тот, кто соединяет ловкость в мелочах, громко именуемых делами, с крайней ограниченностью ума.

Прибавьте человеку самодовольному каплю ума и еще немножко дел — и он превратится в спесивца.

Пока над спесивцем только смеются, он остается спесивцем; если от него начинают плакать, значит, он уже превратился в гордеца.

Благовоспитанный человек — это нечто среднее между человеком ловким и человеком добродетельным, хотя он ближе к первой из двух этих крайностей.

Расстояние, отделяющее человека благовоспитанного от человека ловкого, с каждым днем уменьшается и вот-вот исчезнет.

Ловкий человек — это тот, кто скрывает свои страсти, не упускает своей выгоды, многим ради нее жертвует и умеет приобретать или беречь богатство.

Благовоспитанный человек — это тот, кто не грабит на большой дороге, никого не убивает и не предает свои пороки огласке.

Каждый знает, что человек добродетельный не может не быть благовоспитан; любопытно другое: не всякий благовоспитанный человек добродетелен.

Человек добродетельный — это тот, кто не считает себя святым, не хочет быть святошей[61] и довольствуется тем, что он добродетелен.

Талант, вкус, ум, здравый смысл — все это различные, но вполне совместимые достоинства.