Маленький большой человек - Томас Бриджер

— Ну давай доставай свою пушку, если хочешь.

— Не хочу.

— Черт тебя подери! — взорвался он. — Ты же владеешь ею теперь так же, как и я, разве нет?

Я промолчал.

— Разве нет? — настаивал Хикок. — Слушай, старина, еще никто и никогда не осмеливался надуть Дикого Билла. Если тебе нужны были деньги, то почему ты их просто у меня не попросил?

— Я же сказал тебе, что и не думал плутовать.

— А ты к тому же и врун, старина. Еще никто не смел врать Дикому Биллу безнаказанно.

Хочу сразу, сэр, обратить ваше внимание на две детали этой беседы. Первая — он упоминал самого себя в третьем лице, как будто имя его было названием какого-то учреждения. Думаю, что бессознательно, но звучало это так, словно кто-то непочтительно обошелся со славной фирмой «Дикий Билл Хикок инкорпорейтед». Вообще-то я такое слышал и раньше, например, когда со словами «Ваша честь» обращались не лично к судье, а ко всему суду вообще. Вторая — он намеренно употребил понятия «врун» и «надувать», бывшие здесь, на Западе, самыми страшными оскорблениями. С годами они потеряли свою силу, но тогда звучали куда внушительнее таких фраз, как «сукин сын» или «конокрад». Впрочем, последняя была больше распространена в других штатах.

Так вот, если вас подобным образом обозвали публично, то вам просто ничего другого не оставалось, как постараться запихнуть эти слова назад в глотку обидчику. К моему великому счастью, на улице, залитой первыми лучами восходящего солнца, не оказалось ни души, которая могла бы засвидетельствовать факт нанесения оскорбления. Но эта душа могла объявится в любой момент, и мне предстояло быстро решить, что принять — быструю смерть или вечный позор. С одной стороны, как я уже однозначно заметил, мне вовсе не улыбалось стреляться с Диким Биллом. С другой — я не мог позволить ему предать инцидент огласке, поскольку в этом случае моей карточной карьере пришел бы плачевный конец. И дело не только в том, что мои бывшие партнеры по покеру не сядут больше играть с шулером. Нет, они решат, что я трус и позволяю всем безнаказанно себя шпынять. Это, уверяю вас, куда хуже, поскольку шулерство тогда не было такой уж редкостью. Плутовать пытались все, просто у меня получалось это ловчее, вот и все. Хикок и сам не упускал случая подсмотреть в карты соседа или «ошибиться», положив себе при сдаче туза. Сей милый проступок, если на нем ловили, обычно наказывался пулей. Другое дело, что Хикок обычно играл с людьми, боявшимися его как огня.

Короче говоря, его моральные устои были ничуть не крепче моих. Кроме того, он никогда не смог бы сказать, как именно я его надул, а это уже равносильно обвинению в убийстве без какого-либо corpus delicti 9. Я говорю все это лишь затем, чтобы вы не думали обо мне плохо, узнав, чем все закончилось.

В этот момент на улице показалась повозка. Она была еще слишком далеко, чтобы возница догадался о происходящем, но через каких-нибудь сто ярдов все станет для него более чем очевидно. Я быстро шагнул в сторону, так, что висящее низко над горизонтом солнце оказалось у Билла прямо над головой и соответственно светило мне в лицо. Затем я уже совсем было собрался опустить на глаза поля своей плантаторской шляпы, но вовремя сообразил, что Билл не из тех, кто оставит без внимания любой, пусть даже самый невинный жест.

— Так, значит, ты утверждаешь, что я — шулер? — в наигранном запале рявкнул я.

— В самую точку, старина.

— И что я — врун?

— Именно так.

— Солнце светит мне в глаза, мне нужно опустить поля шляпы. Я сделаю это левой рукой.

— Делай, но медленно, — ответил Билл и положил обе руки на револьверы.

Моя левая рука медленно, как гусеница по стене, поползла вверх, нащупала край шляпы и опустила его на дюйм. Затем я резким движением бросил руку в сторону и раскрыл ладонь, растопырив пальцы.

В ту же секунду моя правая рука рванулась за револьвером, и какое-то мгновение я не видел, что делает Билл, поскольку, как он меня и учил, полностью сосредоточился на себе. Не знаю, когда он успел выхватить свою пушку, знаю только, что ствол его «кольта» плюнул в меня пулей и дымом.

Глава 22. ШУЛЕР И МОШЕННИК

Если бы не моя маленькая хитрость, я бы наверняка погиб.

Солнечный свет, попав на растопыренные пальцы, отразился от зеркальной поверхности кольца и, скользнув прямо по глазам Хикоку, метнулся в сторону. Ослепленный на какое-то мгновение, Билл продолжать действовать автоматически и послал пулю туда, где за долю секунды до выстрела находилась моя голова. Затем он опустил свой шестизарядник и с минуту моргал, пытаясь отогнать расплывающиеся у него перед глазами зеленые круги.

Я успел упасть на землю, чем и обезопасил себя от выстрела наугад, и держал рот на замке, зная по опыту, что слух с успехом заменяет Биллу зрение. Мой револьвер был наготове, и я легко мог бы убить этого дикого шерифа, обеспечив себе место в Истории.

Немного проморгавшись, Билл сказал:

— Ну ладно, старина, ты снова меня надул. А теперь вставай.

Я и ухом не повел.

— Вставай и покажи, на что ты способен с оружием в руках, — настаивал Билл, — не то я тебя просто пристрелю.

Повозка остановилась на почтительном расстоянии, и кучер забрался под нее, пялясь во все глаза на происходящее. Звук выстрела в те времена никого не мог поднять с постели, особенно в столь ранний час, поэтому прочих свидетелей поблизости не наблюдалось.

— Ты что, за дурака меня держишь? — рявкнул потерявший терпение Билл, видя, что я не шевелюсь, и три пули вспороли землю в нескольких дюймах от моей головы.

Я даже не дернулся.

— Черт, значит, я все-таки тебя зацепил, — не без гордости констатировал он, приняв меня за труп или, в худшем случае, за тяжело раненного.

Я продолжал тихо лежать с закрытыми глазами.

— Что ж, прости, старина, — раздалось надо мной подобие речи на могиле друга. — Ведь все было честно. Мне пришлось проучить тебя. Теперь же я сделаю все, как надо, не беспокойся: сперва отнесу тебя к врачу, а затем, если ты уже покойник, справлю тебе подходящие похороны.

Вряд ли он произносил эту прочувствованную речь, размахивая револьвером. Скорее всего, его страшный «кольт» снова покоился в кобуре. Придя к такому выводу, я мгновенно вернулся к жизни и, едва он склонился надо мной, ткнул дулом своего «американа» прямо ему в нос.

— Ну что, доволен? — не без ехидства поинтересовался я. — Да я тебя мог уже раз десять отправить к праотцам!

Суровая жизнь отучила Хикока чему-либо удивляться. Он просто хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.

— Знаешь, старина, — еле выговорил Билл сквозь взрывы смеха. — Ты… ты самый прожженный мошенник из всех, кого я когда-либо встречал. Но ты… гы-гы… еще и дурак, каких свет не видывал. Да несколько сотен человек отдали бы тебе все, что у них есть, узнав, как ты прихлопнул Дикого Билла Хикока, а ты… гы-гы-гы… упустил такую возможность!