Мятеж - Ханна Мэтьюсон

о том, что твоя семья втянула тебя в эту роль, но… ладно. Я просто надеюсь, что ты не обижаешься на то, что я этого хочу.

Олливан прокрутил в уме ее слова и чувства, но не смог развязать узлы. Заблуждения.

– Ты будешь грозной верховной чародейкой, Сибелла. Я всем сердцем знаю, что звезды подготовили для тебя такое будущее.

Она смягчилась. Тяжесть, под которой сгорбились ее плечи, ослабла. Пусть немного, пусть временно.

– Но магия – это не то, что тебе нужно. Она не принесет тебе ни социального статуса, ни популярности, ни успеха в политике.

Она невесело рассмеялась.

– О, Олливан. Да, конечно. Неужели ты думаешь, – она понизила голос, несмотря на то что они были одни, – что об угасающей силе твоего дедушки говорили бы шепотом, если бы это не имело значения? И посмотри на себя. От тебя одни неприятности, в то время как Кассия – идеальная послушная дочь, и все же твоя семья предпочитает тебя ей.

– Предпочитает меня?

Олливан наклонился к ней, не в силах поверить в то, что услышал.

– Они изгнали меня. Потому что отказались верить моей версии событий, поверив Джасперу.

– Но ты не рассказал им всю историю, не так ли?

Олливан сделал паузу, и по глазам Сибеллы он понял, что она увидела, что и ожидала.

– Что ты сказал им, чтобы объяснить смерть Бенна?

Олливан потер лицо, затем нахмурился, уткнувшись в свои руки.

– Это только ухудшило бы ситуацию, – сказал он шепотом. – Если бы я рассказал им, что сделал Джаспер, это привело бы ко всей той истории с запрещенной магией, в которую мы вмешивались.

– Но это оправдало бы тебя в убийстве, – настаивала Сибелла.

– Ты бы так не говорила, если бы была там.

Олливан не отрывал взгляда от своих пальцев; сосредоточился на том, чтобы потереть их, чтобы прогнать воспоминания о том дне.

– Чистое ликование, с которым он разнес мою жизнь на куски и вернул мне обломки. Ему просто нужна была причина, Элли. Он бы превратил все, что я сказал, в худшее преступление. Если бы вообще слушал. И когда он повернулся к моей матери и спросил ее, было ли мое изгнание справедливым… она даже не смогла посмотреть мне в глаза, когда сказала «да».

Огонь хрустел, как сучья под ногами, низкий шелест пламени успокаивающим гулом лишь усиливал их молчание. Сибелла пошевелилась, сделала паузу, как будто сомневаясь, а затем придвинулась ближе, так что они сели бок о бок. В тепле пламени лилейный аромат ее духов окутал его, как сон.

– Мне тоже жаль, – сказала Сибелла, заставляя Олливана поднять глаза. Она была так близко – прислонилась к его плечу, чтобы тихо говорить. – Той ночью в Странствующем Месте мне не следовало спрашивать тебя, совершал ли ты это. Я уже знала ответ.

Олливан улыбнулся.

– Сейчас легко так говорить, – сказал он. – В то время ты не говорила так, как будто знала.

– Я боялась, что никогда по-настоящему не знала тебя, – прошептала она так близко, что ее дыхание коснулось его шеи, и Олливан почувствовал себя опустошенным. Это тоже было его страхом. Все, что осталось, когда она с ним порвала, – это его разбитое сердце и впечатление, что всего этого на самом деле никогда не было. Как будто, проснувшись от хорошего сна, ты вынужден вечно жить в куда более серой реальности.

– Он угрожал тебе, – выпалил он.

Сибелла немного отстранилась и, моргая, посмотрела на него.

– Что?

Ему нужно было, чтобы она знала. Он хотел почувствовать, что все, что было, было на самом деле. Его гордость не имела значения по сравнению с этим.

– Я украл кое-что из его хранилища, – сказал он в спешке. – Снова. Я не знаю, знал ли он о других случаях, но в ту ночь я взял довольно много, и меня поймали с поличным. Было тихо; там находилось всего несколько инфорсеров. Меня привели в его кабинет посреди ночи. Я думал, он попытался избежать позора, если все узнают, как легко я у него воровал. Но у него был план. Новая идея, чтобы держать меня в узде, та, в успехе которой он был так уверен.

– Я.

Сибелла уставилась куда-то вдаль; рука, которая тянулась к нему, когда истина выплеснулась наружу, опустилась.

– Он не мог причинить тебе боль из-за твоей матери, но он…

Ее кулак сжал юбку из тафты.

– Он бы меня уничтожил. Родители никогда бы даже не узнали, что произошло.

Олливан взял ее за плечи руками так, что она оказалась лицом к нему.

– Я бы никогда не позволил этому случиться.

Каждой клеточкой своего существа он знал, что это правда. Если бы дело дошло до этого, он бы сделал все, о чем попросил бы его Джупитус, даже стал преемником Аланы и посвятил свою жизнь защите правления Фиска-Симс. Он бы медленно умирал от отвращения и обиды и никогда бы не поднял волну. До этого так и не дошло, потому что она со всем покончила, и их отчуждение сделало ее бесполезной для гамбита Джупитуса. И все же чувство вины остро сжало его желудок, когда он подумал о том, как все это закончилось. Он не рисковал ее жизнью, но рисковал ее чувствами.

Он смотрел в огонь – а не на нее – и рассказывал, как так вышло, что он стал отсутствующим, отстраненным. Почему он отдалился еще до того, как их отношения закончились. Он не нашел решения вовремя. Он подвел ее.

– Олливан, – медленно произнесла она, когда он закончил.

Его имя прозвучало как выговор, произнесенный сквозь стиснутые зубы, и когда он посмотрел на нее, на ее ресницах выступили слезы.

– Ты мог бы сказать мне.

– Мог? – с вызовом спросил он. – Смогла бы ты понять, если бы я сказал тебе, что мы должны расстаться, потому что я не могу уступить ему? Я люблю тебя, Элли…

– Олливан…

– Значит, любил. Если тебе так будет удобнее. Но я не мог позволить ему использовать это – использовать тебя, чтобы посадить меня в клетку. Нет, если был выход из ситуации.

Выражение ее лица стало непроницаемым от его внезапного признания в любви, и Олливан поднялся на ноги, чтобы найти ручки и бумагу.

– Мы должны составить заклинание, – сказал он.

Она все еще молчала, когда он вернулся и протянул ей ручку. Пальцы Сибеллы медленно сомкнулись вокруг его пальцев, затем крепко сжали.

– Меня расстраивает не твое решение, – сказала она. – Было время, когда ты посвящал меня в свои планы, еще до Джаспера. В какие бы неприятности ни попадали, мы