«Враги народа» за Полярным кругом (сборник) - Сергей Ларьков

Как видно, состав экспедиции на «Челюскине» был слепком с тогдашнего советского общества, так как в то время у любого жителя СССР кто-то из знакомых и родственников или уже «отсидел», либо «сидел», либо, как будет видно дальше, – «ещё сядет».

В.Корякин впервые, пожалуй, обратил внимание на причинную связь обстоятельств попадания «Челюскина» в роковой дрейф и событиями, разворачивавшимися осенью 1933 года с судами двух особых экспедиций для нужд треста «Дальстрой» НКВД и Северо-Восточных (Колымских) лагерей. Суда сопровождал ледорез «Литке», на помощь которого при осложнении ситуации рассчитывали инициаторы экспедиции на «Челюскине». Суда Северо-Восточной полярной экспедиции Наркомвода в 1932 году под проводкой «Литке» с трудом дошли до бухты Амбарчик, доставив туда заключённых для строительства перевалочного порта и грузы для колымских приисков Дальстроя. В Амбарчике они встретились с «Сибиряковым», который привёл из Тикси на Колыму два речных парохода и несколько барж для того же Дальстроя. Суда экспедиции вынуждены были встать на зимовку в 150-ти милях от Амбарчика, в Чаунской губе, при этом «Литке» уже имел повреждения [Белов].

В 1933 году к шести судам этой экспедиции присоединились четыре судна Колымской особой экспедиции, которых от Берингова пролива до Амбарчика вёл всё тот же «Литке». Они доставили новые грузы и новых заключённых и порознь, по мере разгрузки, уходили на восток. Впервые в истории полярного судоходства в восточном секторе Арктики находилось столько судов, а помочь им мог только ледорез, что он и делал, получая всё новые повреждения. В эти же дни здесь же идет на восток «Челюскин» и В.Воронин фиксирует в «Рейсовом донесении» [«Пароход не подходил…» ] визуальные и радиоконтакты с судами экспедиций. 8 сентября от «Литке» становится известно о положении судов к западу и востоку от пролива Лонга, перспективах их проводки и состоянии ледореза. 13 сентября «Челюскин» проходит мимо стоящих на бункеровке с «Севера» у острова Шелаурова изба «Анадыря» и «Хабаровска». Из обмена радиограммами с «Литке», ведущим три судна особых экспедиций в ста милях восточнее, у мыса Шелагского, Воронин первым на борту «Челюскина» понимает, что на помощь «Литке» рассчитывать не приходится. Вскоре отставшие «Хабаровск», «Анадырь» и «Север» были остановлены льдами у мыса Биллингса. Их положение усугублялось тем, что на «Хабаровске» и «Анадыре» было 168 пассажиров, причём большая часть числилась в документах «пассажирами Дальстроя», т. е. были вывозимыми из Амбарчика заключёнными. И совсем уж критическим положение делало то, что более половины пассажиров были больны цингой, а на кораблях не было, в отличие от «Челюскина», запасов продовольствия и тёплой одежды. «Литке» по распоряжению начальника Колымской особой экспедиции Д.Н.Сергиевского предпринял неимоверные усилия, чтобы пробиться к трём кораблям, но вынужден был отступить, сам чудом выскочив из ледовой западни у острова Колючин. Результатами были потеря лопасти винта, серьёзное повреждение руля и течи в корпусе. Руководитель экспедиции на «Литке» А.П.Бочек и капитан ледореза Н.М.Николаев вынуждены были ответить отказом на просьбу «Челюскина» о помощи.

Кое-как залатав пробоины и, насколько это было возможно не в заводских условиях поправив руль, «Литке» через две недели сам предложил помощь дрейфовавшему у Берингова пролива «Челюскину», но на этот раз от неё самонадеянно отказался Шмидт. Характерно, что обо всех этих перипетиях Воронин пишет очень глухо, что, скорее всего, является косвенным свидетельством конфликта капитана с начальником экспедиции. Через 20 дней, когда «Челюскина» унесло в Чукотское море и надежды на самостоятельный выход из дрейфа рухнули, «Литке» в начавшуюся уже арктическую зиму 12 ноября отчаянно вышел из бухты Провидения в Чукотское море и пытался пробиться к «Челюскину» от мыса Хоп на аляскинском берегу. Корабли разделяло 50 километров довольно тяжёлых, но для исправного ледореза всё же, наверное, преодолимых льдов. Но вошедший в них «Литке» обновляет старые и получает новые повреждения, ежеминутно рискуя попасть в ледовый плен. А на его борту – двухнедельный запас продовольствия, почти пустые угольные ямы, и в какой-то момент Бочек даже предлагает Николаеву выбросить корабль на берег Аляски – хотя бы люди спасутся. А.П.Бочек подробно описывает перипетии этого похода в своём докладе наркому водного транспорта Н.М.Янсону [Бочек]. В этот момент ледорез официально подчиняют Шмидту, но знаменитое решение отпустить «Литке» было для руководства челюскинской экспедиции вынужденным, другое решение было бы не только нарушением всех морских законов, но и попросту преступлением. Это хорошо понимал Воронин, бросивший на созванном Шмидтом «челюскинском совете»: «Вредно в такой момент митинги да судовые советы создавать. Это ширма, которой себя хотят загородить». Интересна реакция Шмидта: «… мы не можем их (руководителей экспедиции на „Челюскине“, то есть себя – авт.) за это винить: человеческий материал на „Литке“ просто устал, износился за зимовку». Партийный язык тридцатых годов, но с какой лёгкостью и естественностью пользуется им учёный, интеллигент советского образца! И далее: «Я думаю, товарищи, что при таком состоянии экипажа (не корабля, а – экипажа! – авт.) „Литке“ не сможет нас выколоть из льдины…» [«Поход „Челюскина“», т. 1, сс. 170, 172]. Руководитель экспедиции явно старается переложить ответственность за предстоящий дрейф «Челюскина» и его последствия с себя на экипаж и командование «Литке».

Несомненно, или уж во всяком случае очень вероятно, что не будь отчаянных попыток ледореза пробиться к судам дальстроевских экспедиций, могло и не быть «героической эпопеи», первых Героев Советского Союза и одной из самых ярких советских пропагандистских кампаний. (Подробнее о дальстроевских экспедициях и связи с ними «челюскинской эпопеи» см. статью «Законвоированные зимовщики» в настоящем сборнике).

Лагерь Шмидта – понятие географическое и бытовое – быстро был превращён в понятие советско-идеологическое, которое подавалось как пример коллектива советских, именно – советских, людей, под руководством вождя преодолевающих невиданные трудности, побеждающих враждебные силы (в данном случае – природные). В таком виде миф о геройстве советских людей (сейчас их стыдливо называют «нашими соотечественниками») законсервировался в сознании тех сравнительно немногих россиян, кто хоть что-то слышал о «челюскинской эпопее». Выше мы уже писали о назревавшем в лагере бунте, в зародыше пресечённом Шмидтом, о «борьбе» с угнетённым состоянием людей личным примером коммунистов, о системе партийных «информаторов» для отслеживания настроения людей. Были ещё товарищеские суды (о них есть упоминания в литературе, однако подробности разыскать не удалось ни в публикациях, ни в архивах), партийные собрания, стенгазета, кружок диамата, планы лекций на самые невообразимые темы… С умилением, близким к кретинизму, повторяется история о том, как Кренкель сомневался, сможет ли он позвать к рации Шмидта – ибо он «читает лекцию по диалектическому материализму» – когда на связь с терпящей бедствие экспедицией впервые (! – авт.) вышел уполномоченный правительственной комиссии по её спасению Г.Ушаков [«Поход „Челюскина“», т. 2]. Явно прослеживается и весьма жёсткое расслоение челюскинского коллектива по социальному и профессиональным признакам. Резко отличной от других была группа строителей, малообразованных деревенских мужиков, поехавших в Арктику «за длинным рублём», чуждых романтическому энтузиазму экспедиционной молодёжи. Явно несколько особняком держалась и команда парохода, по морским правилам продолжавшая подчиняться только капитану, которого она явно высоко чтила. Ещё во время дрейфа судна она со скандалом «уплотнилась» в своих тёплых каютах, когда в часть из них было решено заселить мёрзнущий экспедиционный состав. В общем, клубок человеческих, корпоративных и служебных взаимоотношений в лагере Шмидта был сложно и туго запутан и распутать или разрубить его мог только очень сильный руководитель, главенство которого было признано – добровольно или вынужденно – всеми группами.