Мальтийский крест - Василий Звягинцев

Ещё немного поговорили теперь на совсем общие, не имеющие отношения к высокой дипломатии темы. Как два близких по возрасту и интересам мужчины, оказавшиеся в домике, обдуваемом арктическим ветром и поливаемом дождевыми зарядами. С бутылкой виски на столе между ними. Примерно как персонажи рассказа О’Генри «Справочник Гименея». Один – о рубаях Хайяма, другой – о «Херкимеровом справочнике необходимых знаний».

– С удовлетворением можно констатировать, что наша первая встреча прошла плодотворно, в тёплой и дружеской обстановке, – сказал Император. – Я лично удовлетворён. Предлагаю в завершение обменяться рукопожатием и крепким мужским словом.

– Не возражаю. Но «мужское слово» – в чём?

– В том, что мы лично обязуемся друг другу в случае возникновения каких угодно недоразумений, на любом уровне, с чьей угодно подачи, хоть вашего Госсекретаря, хоть моего премьера, не принимать опрометчивых решений, не давать воли эмоциям, не обсудив проблему наедине. Это может впредь оградить нас от глупых размолвок.

Второе – вы без предварительных консультаций со мной не поддержите никаких решений прочих членов ТАОС, направленных против России.

Третье – Россия обязуется в приоритетном порядке, независимо от чьей бы то ни было позиции и минуя международные организации, рассматривать любые вопросы, касающиеся взаимных интересов наших стран. И ждёт от вас того же.

То есть, – Олег сам подошёл к окну, за которым стихия по-настоящему разгулялась. Чёрт его знает, взлетит ли вертолёт? Но «Г-200», самая большая в мире летающая лодка, способная при необходимости даже в пятибалльный шторм идти несколько часов в режиме экраноплана, его домой доставит. Подхватил рукой дождевую воду, льющуюся с козырька, умыл лицо. – То есть я предлагаю фактически вернуться к временам президента Линкольна, Авраама вашего, и Императора Александра Николаевича, Второго. Наше соглашение формально никого ни к чему не обязывает, кроме как к столь редкой на вершинах власти элементарной порядочности и дворянской чести…

– Я, увы, не дворянин, – усмехнулся Доджсон, протягивая руку.

– Однако британским рыцарем являетесь, приняв в прошлом году этот титул от их королевы. Теперь станете русским дворянином, что никак не ниже «сэра», если согласитесь принять от меня в память о нашей встрече орден Белого Орла. Созвучен вашему национальному символу и даёт право на потомственное дворянство Российской империи. Кроме того – он очень красив. С вашими наградами, прошу прощения, нет никакого сходства.

– Приму с благодарностью. К сожалению, чтобы ответить вам столь же достойно, мне придётся провести решение через Конгресс. Я надеюсь, за этим дело не станет.

Олег принял из рук адъютанта большую, как том энциклопедии, сафьяновую коробку, извлёк лежащий в чёрном бархатном ложе орден. Собственноручно надел на шею Доджсона синюю муаровую ленту с ювелирной работы крестом.

Тут же войсковой старшина Миллер, личный адъютант Императора, неизвестно откуда извлёк две бутылки лучшего Голицинского шампанского. Только ко двору Государя поставляемого. Раньше, бывало, в фирменных магазинах продававшегося, пусть и по дорогой цене. А теперь – нет.

Выпили, президент непроизвольно погладил рукой орден – не малозначащая европейская бляшка, а настоящая награда, одна из высших в Империи. Да и вручен не «от имени и по поручению», а лично!

– Знаете, Джеральд, как вас теперь положено отчествовать, яко настоящего столбового дворянина? Вы ведь наши обычаи знаете?

– Форстерович, – улыбнулся навстречу императорской улыбке президент.

– Так хочу тебе сказать, Джеральд Форстерович – я теперь имею право на ты обращаться, гра-амдную ты только что ошибку совершил. – Олег Константинович просто лучился весельем и добрым юмором.

– Уточните, пожалуйста, – сам не понимая почему, напрягся президент. Нехорошим холодком вдруг за воротник рубашки повеяло.

– Да нет, ничего, настолько-то ты русский язык понимаешь, со всеми его сложными оборотами. А в психологии и геральдике – мимо пролетел. Орден принял, к сердцу прижал, за честь оказанную винишка пригубил. Только самую-самую тонкую детальку твоё трижды высшее образование понять не позволило. Минуты, чтобы догадаться – хватит?

На тридцатой секунде до Доджсона дошло. Ох, как дошло!

Если кавалер ордена Белого Орла – автоматически дворянин, а также – особа IV класса[118], а Император – Всероссийский, несменяемый Предводитель дворянства да одновременно – глава орденского капитула, так кто теперь для него «их высокородие» господин Доджсон?

Тут, конечно, всё непременно сводилось к обыкновенной шутке, не феодальные времена всё-таки. Не потребует же от своего «сэра» английская королева громоздиться в седло и ехать освобождать Гроб Господень. И тем не менее…

Никто бы не помешал американскому президенту сорвать с шеи этот царский орден, хоть на пол бросить, хоть вежливо, с поклоном, в руки возвратить. Но – не сделал. Иначе – что дальше будет? Император сильнейшей на планете державы мгновенно из друга превратится в злейшего, смертельного врага. Самодержцы такого не прощают. А времена ведь действительно грядут ох какие непростые. Союзниками (такими союзниками!) разбрасываться – себе дороже выйдет.

– Ты, Форстерович, теперь кто? – продолжал Олег Константинович. – Я твою американскую должность не беру. Там ты вольный владыка заморской державы, над своими людишками властный, в полном праве (а я тебя поддержу, хоть флотом, хоть танками). А на российской земле – видишь, как получается… Я ведь тебя за язык не тянул, первый ты мне сказал, что боишься наступления «нового феодализма»! Если опасаешься, так отчего же нам с тобой первыми на его наступление не среагировать? Целее будем!

Трудно – понимаю, демократические кандалы шагнуть не дают. Куда ж нам без «Либерте, эгалите, фратирнете»?

Если же «посмотреть с холодным рассудком вокруг», очень даже понятно – куда. Тем более – зачем.

Император видел, что Доджсон не по обстановке занервничал. А что, казалось бы, такого произошло? Ну, орденком его почтил, все иностранные лидеры постоянно друг друга чем-нибудь да награждают. Другое дело – никто, наверное, так вот грубовато не намекал… Да ничего, переживёт, одумается, когда хмель выветрится.

– Садись, садись, – указал рукой президенту на кресло Олег Константинович. – Шампанское – мы просто так выпили. По традиции. Сейчас Миллер нам чего-нибудь лучше принесёт…

Никто на свете не поверил бы, что американский президент, что называется, поплыл под психологическим натиском русского царя. При условии, что кому-нибудь на свете вообще позволили бы наблюдать подобную картину. Кроме адъютантов и камердинеров, естественно.

Император закурил свою обычную папиросу, трезвый что в алкогольном понимании, что в эмоциональном. Обратился к президенту, совершившему самую большую ошибку в своей жизни, попытавшись с Олегом Константиновичем разговаривать, как с каким-нибудь Каверзневым или Паттон-Фантон-де Вирайоном[119]!

Прикиньте разницу. Одному – в двадцать лет поступить в самый престижный университет САСШ, имея за спиной родителей-миллионеров, два колледжа, чудесный жизненный опыт бонвивана, где и недельная поездка в Париж «по девочкам» мало отличалась от «простой» выпивки в кампусе с однокурсницами. Легкая и приятная жизнь. Президентом далеко не каждый станет, но правительственным чиновником или адвокатом с не меньшим заработком – гарантированно.

Другому, пусть и урождённому Великому князю – с десяти лет воспитываться в обычном кадетском корпусе, где никого не интересует твоё происхождение. Выживешь – молодец! Сломаешься – даже ротный воспитатель за тебя не ответит. «Не потянул парень» – и всё на этом.

Потом, в девятнадцать – три года самого тяжелого в России военного училища – Николаевского кавалерийского.

Кто не знает, как весь первый семестр кожа с бёдер и голеней до мяса стирается, а в седло каждый день садиться надо, хоть умри, – тот ничего не знает. И в двадцать два – погоны корнета. Служи, куда пошлют.

Никого твои весьма относительные шансы на опереточную должность Местоблюстителя не интересуют. Почти двадцать следующих лет и оттарабанил, только в Уссурийской тайге – четыре!

И вот напротив этого, битого-перебитого, почём фунт лиха – до копейки знающего человека – целый президент. И даже – великой державы. Спокойный, сытый, мясом кормленный, как казаки, две недели, бывало, конским комбикормом питавшиеся, о «территориалах» выражались.

– Ты Джеральд, одну вещь пойми, – сказал Император, опрокинув очередную стопку и подождав, пока Доджсон сделает то же. – Через полчаса мы разойдёмся, весь наш забавный разговор тобою забудется…