Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно

Она взяла Орантеса за руку и повела его за собой из дома. Ей хотелось обсудить с ним что-то, не предназначенное для чужих ушей.

Но вскоре они вернулись. Орантес направился к Витусу, который сидел с Магистром и близнецами за столом и перекидывался в картишки.

– Витус, на пару слов! И тебя, Магистр, прошу, если у тебя есть немного времени...

– Я готов, – маленький ученый бросил карты на стол. – У меня все равно ничего путного на руках не было...

– Дело вот в чем, – начал Орантес, когда они вышли на двор. – Мы с Аной очень волнуемся за Гаго. И вовсе не с сегодняшнего дня. Малыш окончательно замыкается в себе. Раньше он всегда что-то напевал себе под нос, часто смеялся и забавлялся игрушками, которые доставались ему по наследству от старших, но в последнее время он сам не свой...

– Хотя мальчонка он очень толковый, – заметил Витус.

– Просто больно смотреть, как этот маленький человек страдает, – сказал Магистр, поглаживая себя ладонью по светлому парику.

– Мальчишки дразнили его сегодня не в первый раз, – продолжил Орантес. – От этих издевок он совсем скис. Малышу сейчас пять, а говорить он начал, когда ему был год с небольшим – и не только «папа» или «мама», как все остальные мои отпрыски, но и целые предложения вроде: «Гаго любит маму» и все такое. – При воспоминании об этом по лицу Орантеса скользнула улыбка. – Тогда он вовсе не заикался – по крайней мере мы ничего такого не замечали. Мы с Аной гордились им, думали, что эта его одаренность – как бы возмещение заячьей губы, которой его наградил Господь. Но чем старше становился Гаго, тем больше он заикался. Можно даже сказать так: чем отчетливее он понимал, что внешне отличается от остальных, тем больше терял уверенность в себе.

– Да, о такой взаимосвязи мне приходилось слышать, – подтвердил Витус.

– Я отдал бы свою правую руку, если бы он выздоровел, – вздохнул Орантес. – Только что толку от этих мыслей! Но тут Ана кое-что придумала, и я хочу это с вами обсудить. Мы как рассудили: если причина того, что Гаго начал так заикаться, в его заячьей губе, то надо попытаться это устранить. И если бы это удалось...

– ...он бы опять заговорил, как все вокруг. Я начинаю понимать! – воскликнул Магистр.

– Я как-то слышал, э-э... – смущенно начал Орантес. – Короче, я слышал, будто есть такие хирурги, которые умеют такие операции делать...

Он посмотрел на Витуса и, сделав над собой усилие, спросил прямо в лоб:

– Короче говоря, Витус, мог бы ты помочь нашему малышу?

– Посредством операции? Господи спаси и помилуй! – Витус и в самом деле испугался. – Подобные операции очень опасны, ведь вероятно проникновение инфекции, а исход вмешательства никогда нельзя предсказать заранее. Иногда больные после операции выглядят даже хуже, чем до нее.

– Означает ли это, что... – Орантес не договорил до конца то, о чем подумал.

– Да, Орантес. Ты на меня не обижайся, потому что это правда: опасности, которыми чревата подобная операция, куда значительнее, нежели надежда на успех.

Несчастный отец несколько раз глубоко вздохнул. Отказ был для него страшным ударом.

– Я не обижаюсь, Витус, – промолвил он, наконец. – Если ты не сможешь, – никто не сможет. Из всех, кого я знаю... – Он неторопливо зашагал в сторону дома.

После того как Орантес пошел в спальню проверить, все ли легли, Витус с Магистром еще сидели за столом, уныло уставясь на горшок с оливками. Маленький ученый первым прервал молчание:

– Ты бы никак не мог сделать эту операцию?

Витус взял одну оливку.

– Да, и на то у меня есть одна серьезная причина. Мало того, что риск велик, я отказался от операции и из других соображений.

– Из каких же? – Магистр не сводил с него глаз.

– Я таких операций никогда не делал. И не видел, как их делают другие.

Целая неделя пролетела, как во сне. Дел у них было невпроворот: жать тяжелые колосья в поле, вязать их в снопы, грузить на телеги, отвозить домой и там, на току перед сараем, обмолачивать их вручную. Мужчины и близнецы выходили в поле с рассветом и трудились до позднего вечера, больше всего опасаясь, что могут зарядить дожди.

Но им повезло: погода стояла все время сухая и солнечная, один день краше другого. У Витуса и Магистра «тюремный цвет лица», по выражению Орантеса, совсем пропал. Их лица и туловища покрыл ровный загар.

Вот так и наступил последний день их трудовой недели. Орантес, Витус, Магистр и близнецы работали без перерыва – хотели убрать урожай до конца.

Когда солнце начало клониться к закату, Орантес отложил серп в сторону.

– Перерыв! Пора и поесть! – объявил он. – Я голоден как волк!

Все сели на обочину дороги и стали поджидать Гаго с супом. Однако прошло полчаса, а малыш все не появлялся.

– Куда это он запропастился? – проворчал Орантес.

Прошло еще десять минут, и на другом конце сжатого поля Витус увидел мальчишек, которые, громко крича что-то неразборчивое, бежали к реке. Кое-кого из них он узнал: неделю назад они распевали дразнилки о Гаго. А потом опять стало тихо, только ветерок шелестел в колосьях.

– Ничего не понимаю, – в голосе Орантеса звучали удивление и тревога. – На него всегда можно было положиться!

– Да, странно... – Витус тоже забеспокоился. – Сбегаю-ка я к реке!

– Это еще зачем? – Орантес тоже поднялся, а за ним и Магистр. Витус, уверенно шедший в сторону реки, им не ответил. Оба мужчины быстрым шагом пошли за ним следом. – Куда ты торопишься? Да подожди ты!

Несколько мгновений спустя Витус оказался на берегу реки на том самом месте, где они с Гаго удили рыбу. Почти у самой воды он увидел горшок с едой: опрокинутый, он лежал в высокой траве.

– Гаго! – звал Витус, оглядываясь по сторонам. – Гаго!

Он весь обратился в слух, но кроме шепота камыша да плеска воды ничего не было слышно.

– Гаго-о-о! – это уже кричал Орантес, успевший догнать Магистра.

– Вон там! – на какую-то долю секунды Витусу показалось, будто он заметил над водой чью-то вихрастую голову. – Гаго!..

Безо всяких колебаний он бросился в реку. Пловец он был никакой, но изо всех сил размахивал руками, чтобы добраться до мальчика, прежде чем его унесет поток. Оказавшись рядом с ним, Витус хотел схватить малыша за рубашку, но пальцы его все время хватали пустоту. Силы были почти на исходе, когда Витусу удалось, наконец, вцепиться в мокрую материю. Кашляя и отплевываясь, он подхватил ребенка под спину и потянул его к спасительному берегу.

– Он жив?! О, Боже, что нам теперь делать?! – голос Орантеса охрип от страха, когда он принял у Витуса сына.

– Поверните... его... – прохрипел Витус. – И положите на живот!..

Орантес с Магистром так и сделали, но малыш никаких признаков жизни не подавал. Витус собрался с силами. Сейчас вопрос жизни или смерти решали секунды! Он схватил мальчика за ноги и резким движением поднял его. Затем положил на землю – и снова поднял за ноги... После четвертого рывка тело Гаго вздрогнуло, и изо рта его хлынула вода. Мальчуган пошевелил руками. Витус удвоил усилия. И снова целый поток воды изо рта... Но вот Гаго закашлялся и начал жадно хватать ртом воздух.