Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

С ТАТАРСКОГО

Фатих Карим

371. «Не повторяй: „Люблю, люблю“…»

Не повторяй: «Люблю, люблю»,—признания — пустяк,а сердце первую любовьпочувствует и так.

Оно почувствует само —ты любишь или нет.Оно не ожидает слов,без слов дает ответ.

Ты даже не заметишь сам,опомнясь лишь потом,как губы сблизятся твоис ее безмолвным ртом.

Коль полюбил — не разлюби.Не любит — не тоскуй…О, буря вешняя любвии первый поцелуй!

372. ЗА СЧАСТЬЕ РОДИНЫ МОЕЙ

Наутро будет грозный бой.Мне сердце говорит само,что, может, я сейчас пишусвое последнее письмо.

Наутро будет шквал огня.В окошко малое сейчасна солнце красное гляжуя, может быть, в последний раз.

Я буду сокрушать врагаи как поэт и как солдат.А коль погибну — жизнь моюмои детишки повторят.

Останется весь вешний мир —благоуханные сады,и на полянах меж цветовмои останутся следы.

Не надо плакать надо мной…Ведь это словно песню спеть —за счастье Родины своейна поле боя умереть.

373. МОРОСИТ И МОРОСИТ

Беспросветно дождь осеннийморосит и моросит.Милый друг раскинул руки,губы стиснул и молчит.

Что погибнет мой товарищ,я не думал, не гадал.От немецкой вражьей пулина разведке он упал.

От дождя намокли спины.Все товарищи молчат.Только скорбные лопатыв яме глинистой стучат.

Эта страшная работанам куда как нелегка:под молоденькой сосенкоймы хороним паренька.

Молча мы могилу роем,ветер стонет и свистит,да осенний мелкий дождикморосит и моросит.

374. ДИКИЙ ГУСЬ

С любовью гляжу из окопана небо отчизны своей.Летит высоко надо мноювесенняя стая гусей.

Они возвращаются с юга,из стран, где зимою живут,к озерам родным, на которыхтихонько кувшинки цветут.

Эй, гусь, опустись-ка понижеи сделай, коль можешь, добро:пошли мне оттуда в подарокодно снеговое перо.

Я б этим пером поднебеснымсейчас любоваться не стал,а сразу бы новую песнюнароду, любя, написал.

Ведь сам я в боях и атакахлишь тем и живу и дышу,что жаркое сердце народав груди, словно солнце, ношу.

И, может быть, в подвигах ратных,в борьбе за народную властьмне выпадет горькая доляна землю родную упасть.

Ты, песня, и звонкую радостьи горе мое повторишь…По озеру плавают гуси,шумит, не стихая, камыш.

Сибгат Хаким

375. ДРУГ ГАРАФИ

Почти что год, как он покинул дом,уехал из родимой стороны,но до сих пор, скитаясь по тылам,еще не нюхал истинной войны.

Я с ним солдатским опытом делюсь —ох, нелегко он доставался мне:война на праздник не похожа ведьи всякое бывает на войне.

«Как хорошо, что я теперь с тобой», —услышал я его глубокий вздох.Он торопливо просит: «Объясни,как ты себя от смерти уберег».

«Сперва прилежно каску я таскал —и в жаркую погоду и в мороз.Спасибо, что какой-то весельчакее забросил лихо под откос.

Я много верст с винтовкой прошагал,узнал войну не по страницам книги видел столько крови и смертей,что удивляться этому отвык.

Как выжил я? Не знаю, право, сам:быть может, мой черед не наступил.Но до сих пор ни бога, ни горздравя о спасенье жизни не молил.

Почетна смерть на поле боевом —рази врага и умереть не трусь!Но от тебя мне не к чему скрывать,что плена я действительно боюсь.

Откуда знать, что будет впереди?Ведь я тебе еще не рассказал,что прошлым летом, потеряв своих,я окруженья чудом избежал.

Вокруг меня сгустилась темнота,последний луч безжалостно погас.Подумал я, что он уже настал,мой смертный срок и мой последний час.

Друг Гарафи, кто спас меня в ту ночь?Я и теперь не приложу ума:настойчивость, счастливая судьбаили, быть может, родина сама…»

376. ПИСЬМО ЛЕНИНУ ОТ КРЕСТЬЯН ДЕРЕВНИ КОКУШКИНО

Это было декабрьской поройна просторе казанских широт.Завершается двадцать второй,двадцать третий навстречу идет.

Ветер голода грозно мететпо замолкшим дворам деревень,с крыш солома ободрана вся,и разобран на топку плетень.

Серебрящимся светом лунаосвещает измученный край,над Кокушкином молча стоити блестит над тобой, Апакай.

Две подруги, две бедных сестры —две деревни моей стороны,вам бы только до солнца дожить,дотянуть до зеленой весны.

Забирает всё круче зима,всё сильней пробирает мороз…Отчего ж в это время сюдавдруг дыханье весны донеслось?

Стало вроде бы сразу теплей,с окон словно бы стронулся лед,и, собравшись в просторной избе,оживился ослабший народ.

Здесь когда-то Владимир Ильичжил в начале пути своего,и в историю века вошлаэта первая ссылка его.

Не забыли об этой поредеревенской земли старики,ветви зимних склонившихся ив,берега занесенной реки.

Да, наверно, он помнит и сам,—быть не может, чтоб он позабыл, —как с народом тогда толковал,как по нашим тропинкам ходил.

Хорошо бы добраться к нему,побеседовать с глазу на глаз:ты свободу и землю нам дал,помоги же нам снова сейчас.

Объявился охотный ходок,собирается в путь второпях,жаль, гостинца нельзя прихватить —только ветер один в закромах.

И надежен бывалый ходок,и дорога как раз хороша,но в карманах крестьянских пустыхне нашлось для него ни гроша.

Приуныли сперва старики,но потом, пораскинув умом,рассудили — хоть в общем письмерассказать Ильичу обо всем.

…Мы полки чужеземных враговразгромили оружьем своим,и на нашу советскую жизньмы твоими глазами глядим.

По широкой дороге твоеймы сознательно сами идем,без приказа свое кулачьеосудили бедняцким судом.

(Без чинов, а по-свойски на «ты»говорили они с Ильичем:ведь за месяцы ссылки егостал он вроде бы их земляком.)

В этот черный засушливый годне видали мы вовсе дождей:вместо хлеба и вместо овсана полях лебеда и пырей.

Сладить с горькою этой бедойнам одними руками невмочь —только лошадь, лишь лошадь однаможет вызволить нас и помочь.

Слух прошел, что Советская властьхочет в долг продавать лошадей.Посодействуй, Владимир Ильич,всей крестьянской земле порадей…

Наклонились над низким столомстарики в белых шапках седин.Уважительно держит перограмотей деревенский один.

Вот они разошлись по домамв ожидании лучших времен…Мне известно, что в двух деревняхснился им одинаковый сон:

От полян, где цветы и трававешним солнцем прогреты насквозь,лошадиное ржанье сперваеле слышно сюда донеслось.

Вот уже и дорога кипит,кони тесно идут табуном,вот от топота сотен копытвся окрестность пошла ходуном.

Вот они вереницей стоят,красотой поражая своей,и на утреннем солнце блестятразномастные крупы коней.

Сам Ильич под уздцы их берети заводит их сам во дворы…Сбылся сон твой, крестьянский народ,дожил ты до великой поры.

Не воротятся те времена,горе горькое скрылось вдали.Широко ты шагаешь, страна,воплотившая счастье земли!

С ЧУВАШСКОГО