Дама с собачкой - Олег Дивов

— Как-то все очень… чудесно. Невероятно.

Август хмуро глянул на меня из-под ресниц:

— У индейцев не бывает галлюцинаций. Мозги по-другому функционируют. И я тоже кое-что чувствую. — Август вытащил из-за пазухи талисман Билли на цепочке. — Нарочно взял с собой. Я не слышу, я просто чувствую. Лур прав: мы пошли неверным путем.

Я оценивающе поглядела на Лура. Я поняла, что задумал Август.

Лyp смущенно уселся в пилотское кресло. Его тщательно пристегнули на случай, если он потеряет контроль над собой. Август встал рядом, держа в ладони талисман.

— Лур, я понял, что ты слышишь. Это не живое. Но оно подсказывает путь. Ты будешь слушать и передавать нам, что оно тебе скажет. Если будет плохо слышно… — Он положил ему на колени талисман. — Попробуй с этим.

Лур сильно побледнел:

— Да. Я буду делать так, как меня учили.

Он закрыл глаза. Рука пошарила по коленям, нащупала талисман, пальцы сжались. На миг у него перехватило дыхание, но Лур выровнял его.

И заговорил. Ровно и размеренно. Так говорят индейские почтари в трансе.

Баба Лиза развернула корабли, мы вернулись к началу тоннеля. Там заложили дугу и встали на правильный курс.

Я не верила в происходящее. Мне казалось, я сплю. Лур подергался немного, потом обвык, успокоился. Баба Лиза ухитрялась совершенно верно понимать его указания, данные на языке, равно далеком как от профессионального арго пилотов, так и от литературного федерального.

Август подпер щеку кулаком и меланхолично глядел в монитор.

— Между прочим, за нами «хвост», — сказал он.

— Куруги решил по случаю тропинку разузнать. — Баба Лиза зло рассмеялась.

— Ну да. Беспилотники. И вот что я заметил: они идут след в след. Но мы проходим, а их просто в стружку разносит на том же самом месте. Не всех, правда. — Он с усилием поднялся, помял левое плечо. — А пойду я, пожалуй, немного попрактикуюсь в стрельбе. Павлову скажите, чтобы не лез. Он наверняка лучше меня стреляет, влезет, и мне не хватит мишеней. Вот я устану, пусть тогда подключается.

Он подарил мне долгий взгляд, словно ждал, что я пойду за ним. Я подумала, что в рубке мне делать решительно нечего, поколебалась еще и пошла. Догнала Августа уже на импровизированной оружейной палубе. Август деловито обустраивался на операторском месте: подгонял под себя кресло, регулировал высоту пульта и мониторов. Я присела рядом, на откидном сиденье.

— В телепатии упражняюсь, — бросил мне Август.

— В смысле?

— В смысле, что я подумал: получится ли у меня без слов кого-нибудь позвать? Например, тебя. Получилось.

— Август, для чистоты эксперимента тебе следовало звать меня так, чтобы я не видела. А то у тебя на лице все написано.

— Правда?

— Ага. У тебя последнее время мимика очень выразительная стала. Тоже упражнялся?

— М-м. Это хорошо или плохо?

— Не знаю. Непривычно.

— Я сам чувствую, что изменился. Стал часто терять самообладание. Даже по пустякам.

— И эксперименты ставишь какие-то нелепые. Август, ты что, веришь в телепатию?

— У человека? Нет, конечно. Делла, мы попали в загадочное и невозможное с точки зрения физики место. Наука не может объяснить того, что тут происходит. Религия может, но неубедительно. Поэтому я не задаюсь вопросами, а просто наблюдаю. Это интересно, увлекательно… Промазал, — удовлетворенно сообщил он. — Артиллерист из меня никудышный, даже автоматика не спасает. Видимо, просто таланта нет… Ага! Одним меньше.

— Самое странное, что я ни капельки не боюсь.

— Я тоже. И даже не нахожу в этом ничего странного. Я не чувствую, чтобы это место было враждебно или хотя бы безразлично. У меня такое ощущение, что оно дружелюбно, только мы говорим на разных языках.

— Хочешь сказать: тут люди гибли из-за недоразумения?

— Не знаю. Ты заметила? Ни одного погибшего корабля пока не догнали.

— Они дальше, наверное.

— Большинство погибало на первой же ловушке. Должно быть скопление мусора. А там — чистота.

— Думаешь, есть какие-то течения, относящие мусор в сторону?

— Думаю, его затягивает внутрь.

— Фу! Невольно вспомнишь, что Куруги называет тоннель Желудком.

— Что ты о нем скажешь?

— Очень неприятный человек. В нем есть детская жестокость. Ребенок играет в куклы, думая, что они неживые и им не больно, значит, можно разломать их, выбросить.

— Я никогда так не думал. Мне казалось, наоборот, куклам больно.

— Ты еще и в куклы играл?

— Конечно. Лет до четырех. У меня кукольный театр был вместо моделятора. Отец запретил давать мне любые генераторы иллюзий, сказал, что я должен работать пальцами, развивать мелкую моторику, иначе вырасту глупым. Поэтому я свои детские сценарии проигрывал на сцене, не мог сохранить и даже известный спектакль всякий раз играл по-новому. В три года у меня появился огромный конструктор, из которого я мог собрать что хотел. И он тоже был физический. А на пятый день рождения мне подарили красную машинку.

— И ты пропал, — улыбнулась я.

— Да, — согласился Август. — Это было именно то, в чем я нуждался.

Он улыбался. Очень наивно, простодушно и доверчиво. А я смотрела и с ужасом понимала: я же влюблена в него! Влюблена давно и прочно. Может, с той самой минуты, когда мы встретились впервые. И все мои эскапады объясняются одним: пытаюсь доказать ему, что не изменилась, что я все та же задорная курсантка, которой он назначил свидание. Я не пришла. Он больше не звал.

— О, еще появились. — Август смотрел в монитор. — Сейчас мы их… Один есть! Там еще два, оставлю Павлову. Ему тоже, наверное, хочется пострелять.

Я никогда не скажу ему, что влюблена. Нехорошо смущать этого наивного ребенка.

Пусть все остается как есть.

— А теперь шепотом, шепотом… — сладострастно бормотала баба Лиза. — На цыпочках…

Я видела радужное пятно впереди — выход. Я слишком устала, чтобы восхищаться и думать. Мы преодолели этот чудовищно длинный и узкий тоннель. Почти уже преодолели.

Баба Лиза заглушила двигатели — мы теперь шли по инерции — и отрубила всю автоматику. Остались лишь системы жизнеобеспечения и ручного управления. Она даже голос понизила.

— Они на электронные мозги реагируют, — бормотала баба Лиза себе под нос. — Соперников в них видят. Конкурентов. Вот и выживают с территории. Они ж не понимают, что внутри этих мозгов — живые люди. Живых им трогать запрещено.

Кто такие эти «они», мы не знали. Может быть, ловушки. Я уже поняла, что ничего естественного в них не было. Вполне себе искусственное изделие. Пусть не человеческих рук, но природой тут и не пахло.