Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

— Я вижу, что наше присутствие нежелательно, миссис… — Он вопросительно посмотрел на Софи.

— Бошер. — Софи разыгрывала из себя светскую даму. Если бы она не запамятовала дворянский титул, который присвоил себе Аполлон, то обязательно назвалась бы виконтессой.

— Миссис Бошер? — опешил Холбрук. — Бошер? Какая необычная фамилия! Я знавал некогда одного Бошера — его звали Аполлоном. Он, кстати, был из этих краев. Мы были однокашниками и дружили.

Софи бегом пересекла кухню, забыв на бегу про полы халата, и схватила капитана за руки.

— Вы знали моего мужа? Вы знали Аполлона? Да, он учился в северных штатах и часто рассказывал мне об этом. В Бостоне, кажется, в Гарвардском колледже, что ли. Так вы его знали?

— Высокий брюнет, писаный красавец! По-моему, он приехал из Нового Орлеана. Да, я знал его, миссис Бошер. Вот это совпадение! Я очутился в доме Аполлона! Он здесь, миссис Бошер?

Не выпуская его рук, он усадила его, налила ему молока и прикрикнула на Драмжера:

— Подними лентяйку Маргариту и вели спуститься! В коптильне остался один окорок. Пускай отрежет кусок и зажарит для наших гостей. И яйца найдутся. Я не могу морить голодом друзей моего мужа! Я вдова, капитан. Аполлона застрелил беглый негр. Но я счастлива оказать гостеприимство его другу, пускай вы — офицер юнионистской армии. Будьте у нас в Фалконхерсте как дома. Оставайтесь, сколько захотите. Конечно, теперь здесь уже далеко не так, как было при Аполлоне, но все равно, милости прошу! И девушку оставляйте, если вам этого хочется. — Она наконец-то выпустила его руки.

— Благодарю, миссис Бошер. — Он придвинул табурет к столу. — Только не надо возиться с готовкой на ночь глядя. Нам и этого, — он обвел рукой стол, — вполне достаточно. Спасибо, что разрешили нам переночевать в вашем доме. Завтра мы съездим в Бенсон, но мне бы хотелось вернуться и остановиться у вас, если вы, конечно, не станете возражать. Хоббс может остаться в Бенсоне, но я в доме Аполлона чувствую себя как нельзя лучше.

Софи превратилась в воплощение заботливости. Даже ее обращение с Драмжером стало более ласковым. Она успокоилась, узнав, что Памела предназначается не для него, почувствовала признательность к нему за то, что он привез ей горничную, и расплылась в улыбке. Подобрав полы халата, она уселась за стол вместе с мужчинами, и те подробно рассказали ей, как Драмжер спас им жизнь. Она любовно потрепала Драмжера по щеке.

— Славный паренек! — Она улыбнулась сначала Драмжеру, потом капитану. — Он — единственный из фалконхерстских слуг, кто меня не оставил. Все разбежались, а он остался. Иногда я теряю с ним терпение, но вообще-то он ничего. Его отец спас жизнь моему отцу, а теперь он вызволил вас. Он необычный негр. В нем течет кровь мандинго и хауса, это самая лучшая порода. Дед Драмжера был африканским царьком — так говорил мне отец. Видите эту штучку у него на шее? — По ее кивку Драмжер показал гостям серебряный талисман. — Это из самой Африки. Так что он сам — царь. Нет, господа, Драмжер не просто черномазый. — Она со значением сжала его руку.

— Мы уже убедились в этом, миссис Бошер. — Холбрук собирался вознести похвалу Драмжеру, но его остановило зрелище нежного прикосновения белой женской руки к коричневой коже. От него не укрылась и беременность Софи. Теперь ее ласковое отношение к этому видному негру и выражение ее глаз лучше всяких слов объяснили ему, чьего ребенка она вынашивает. Он сам удивился, до чего спокойно принял эту новость. Такой великолепный молодой мужчина не мог не покорить женщину вроде Софи, — увядающую и полнеющую, лишившуюся надежды на мужское внимание. Ей повезло, что ей достался этот негр, который чем-то напоминал Холбруку Аполлона Бошера. Тот тоже был красавцем, каких поискать. Как он умудрился жениться на такой особе? Желая скрыть свое замешательство, Холбрук раскрошил лепешку и принялся сгребать крошки.

— У нас выдался нелегкий денек, миссис Бошер. Не каждый день приходится вынимать голову из петли, а потом встречаться с очаровательной супругой старого друга. Мы переполнены впечатлениями. Завтра нам вставать ни свет ни заря, так что позвольте нам удалиться.

— Разумеется. — Софи поднялась. Ей на глаза попалась Памела, стоявшая у Холбрука за спиной.

— Как тебя зовут?

— Памела. Все называют меня Памми.

— Ладно, Памми, ты пойдешь со мной наверх. Я покажу тебе, где лежит постельное белье. Постелишь капитану в комнате для гостей. Он, — она указала на Хоббса, — может переночевать в кабинете на кушетке.

Ее уход, как и появление, был наполнен величием. За ней последовали Драмжер, капитан Холбрук и Памела. Наверху из шкафов были извлечены пахнущие лавандой простыни и наволочки, и скоро для всех были готовы спальные места. Софи, чувствуя себя хозяйкой положения, пожелала Холбруку доброй ночи и проводила до двери его комнаты. Дождавшись, пока Драмжер уйдет к себе, она поманила к себе Памелу.

Девушка помогла ей снять халат, вытащила заколки у нее из прически и отвернула пододеяльник, после чего выпрямилась, ожидая дальнейших приказаний.

— Так ты — девушка капитана? — спросила Софи. — Ты точно не полезешь в постель к Драмжеру?

— Нет, мэм. Со мной уже договорился капитан. Да и не хочу я спать с негром, мэм! Мой отец, священник, говорит, что спать с негром — грех. А с белым — нет, потому что от него я не могу отказаться, а от черного — могу. Получается, что спать с черным грешно.

— Это точно, — подтвердила безгрешная Софи. — Вот и ступай к своему капитану, пока он не уснул. Если ты останешься здесь, то и думать забудь о Драмжере. По нему сохнут все негритянки, а ты не смей. Если я застану тебя с ним, то велю высечь. У нас в Фалконхерсте негров по-прежнему секут. Черномазые у нас как были, так и остались черномазыми. Драмжер не в счет: он мандинго.

Софи открыла для Памелы дверь и проследила, чтобы она скрылась в комнате капитана. Оставшись одна, она взволнованно заходила взад-вперед по спальне. Встреча с другом Аполлона разбудила воспоминания о нем. Софи было одиноко, она чувствовала себя всеми покинутой, ей требовалось общество.

Драмжер, оставшись один, тоже страдал от одиночества. Он подслушивал у замочной скважины и знал, что Памела ушла к капитану. Теперь он проклинал себя за неуместную щедрость. Какого он свалял дурака, что уступил девку белому! Он окончательно оправился после того, что случилось, пока они ехали с Памелой на лошади, представлял себе, что происходит в спальне капитана, и изнывал от желания. В том, что он остался один, некого было винить, кроме самого себя. Ведь она уже была у него в руках, вернее — он горестно усмехнулся — это он был у нее в руках. А теперь ему предстоит ночевать одному! Черт возьми, этой ночью ему нужна женщина, если не эта, то любая другая. Ему было противно подумать о сне. Перед глазами стояло светло-желтое тело, которое в эту самую минуту ласкал Холбрук. Как ни нравился ему Холбрук, эти мысли приводили Драмжера в неистовство.

Он дошел до того, что начал мечтать о Маргарите. Черт, до нее он не дотронется и под страхом смерти! Кем бы еще заняться? Может, кем-нибудь из Нового поселка? Он бы с радостью оседлал коня и помчался туда, но его останавливало то, что если он попробует пробраться к какой-нибудь своей тамошней подружке, то переполошит всю ее хижину. От отчаяния он даже забегал взад-вперед по комнате. Это же надо — остаться одному, когда все шло как по маслу! Рядом не было ни одной женщины, кроме уродины Маргариты с заячьей губой и старухи Софи.

А что?! Почему он забыл о Софи? Она ведь рядом, только протяни руку. И не так уж она плоха. Она всегда жаждала его. На нее ему не приходилось расходовать ласковых речей.

Он снял рубаху, разулся, спустил штаны и остался в одних подштанниках. Верно, Софи — это все-таки лучше, чем ничего. После нее он спокойно уснет. Но если этой ночью он снизойдет до Софи, то ей придется за это заплатить. Ох, и дорого она ему заплатит!

Он осторожно откинул задвижку и проскользнул в коридор. Там было темно, но мимо выкрашенной белой краской двери нельзя было промахнуться. Он прошелся по коридору на цыпочках, поборов соблазн припасть ухом к двери, за которой находились капитан и Памела. В спальню Софи он проник так же бесшумно. Она уже легла и собиралась прикрутить лампу. Появление Драмжера обнадежило ее, но в то же время немного испугало. Раньше он никогда не приходил к ней по собственной воле. Ей приходилось всячески умасливать и подкупать его, чтобы затащить к себе. И вот он заявился сам! Возможно, он польщен похвалой, на которую она не поскупилась в кухне. Что ж, все в ее словах было правдой! Он и сейчас походил на бронзовую статую, отражающую свет. Она знала, что хочет его больше, чем любого другого мужчину, даже больше, чем белого, занятого другой в комнате напротив. С этим негром не сравнился бы ни один белый. Его белые подштанники почти не скрывали того, что больше всего ее притягивало. Он заговорил, почти не поднимая век и с трудом ворочая языком: