Время побеждать. Беседы о главном - Михаил Делягин

Е. ЧЕРНЫХ: — Хотя страна-то официально одна, что Тамбов, что Дагестан.

М. ДЕЛЯГИН: — Официально одна. А на деле чеченские участники бандформирований амнистированы, а российские офицеры, несмотря на сомнительность, а часто и откровенную бредовость обвинений, осуждены на тюремное заключение.

И этому стремительно, на глазах дичающему Северному Кавказу, откуда выдавлены представители нашего и других некоренных для него народов, мы сегодня, по сути, платим дань, как когда-то Золотой Орде. Эти деньги называются красиво: трансферы, субсидии, инвестиции, — но государство, как можно понять, не контролирует их использование.

Только по одному направлению — «финансовая помощь на выравнивание бюджетной обеспеченности» — Северный Кавказ в 2013 году получит 95,8 млрд руб. В том числе Адыгея — 4 млрд, Дагестан — более 43,2 млрд, Ингушетия — 7,9 млрд, Кабардино-Балкария — 8,1 млрд, Карачаево-Черкесия — 6,4 млрд, Северная Осетия — 8,3 млрд, Чечня — 17,9 млрд. руб. Россия платит этим регионам, а взамен не получает вообще ничего, даже безопасности, и нам еще с пеной у рта рассказывают, что все это — сущие копейки, о которых просто нельзя упоминать!

Нельзя забывать и о том, что наше государство не создало даже достоверного учета числа мигрантов: основная их часть нелегальна, потому что жесткий учет, оказывается, нарушит их права! А о правах граждан России российская бюрократия почему-то не задумывается.

Ярчайший пример — оценка числа проживающих на территории России приезжих из Грузии. До начала позорной антигрузинской кампании 2006 года говорили, что их буквально 100 тысяч на всю Россию, а в ходе той кампании, за которую я до сих пор испытываю жгучий стыд, показатели менее 1 млн. грузин не назывались. Есть оценки, по которым население Москвы составляет примерно 14 млн человек, из которых около 1 млн. азербайджанцев.

Самая острая проблема миграции — этническая преступность. Ведь культура весьма жестко определяет все сферы жизни человека, в том числе криминальную. Именно поэтому в США в ФБР есть отделы, специализирующиеся на видах этнической преступности.

В России еще недавно утверждалось, что преступник не имеет национальности. Бредовость этого шизофренически политкорректного бреда ярче всего видна на простом примере: если я, допустим, делаю что-то противозаконное, то немедленно становлюсь этаким инкубаторским цыпленком — без мамы и без папы! А любое упоминание об этнической преступности есть «фашизм», причем желательно «русский». В результате государство, если и хочет, не может учитывать этническую специфику преступности, что ослабляет эффективность расследований, а в ряде случаев делает их попросту невозможными.

Не стоит забывать, что одна из причин войны в Чечне в ноябре 1994 года заключалась в большом влиянии организованной чеченской и, возможно, некоторой иной преступности в Москве. Похоже, тогда стоял вопрос о власти на федеральном уровне по принципу «кто кого».

Вторая проблема, благодаря которой незаконная миграция и уничтожает Россию, — это коррумпированность собственно российской власти. Похоже, в ряде городов часть правоохранительных органов просто на корню скуплена этническими кланами. Это означает высокую степень безнаказанности уже и мелкой этнической преступности, что также «обостряет дружбу народов». Не секрет ведь, что отношение к взятке в разных культурах разное. Для нас это нечто предосудительное, а есть культуры, где это почти народный обычай.

Принципиально важно понимать, что наша бюрократия весьма позитивно относится к миграции, даже нелегальной. Ведь откуда все эти вопли, что преступность не имеет национальности, что мигрант всегда трудолюбив, а русский обязательно ленится? Так говорят далеко не только либералы, которые во все эти бредни верят.

Это базовая установка клептократии, исходящая из того, что чиновнику нужен раб. Ему не нужен свободный человек, который думает, что у него есть какие-то права. Вот Вы, Евгений, может, и Конституцию читали?

Е. ЧЕРНЫХ: — Читал, не скрою.

М. ДЕЛЯГИН: — И напрасно: это делает вас неконкурентоспособным на современном российском рынке труда. Ведь человек, бежавший сюда от голода или войны, понимает: он никто и звать его никак. И согласен практически на любые условия. Так, дворники-мигранты часто получают менее половины денег, которые на них списываются, но молчат: иначе уволят. А жулик-бюрократ доволен. Он имеет фантастический приработок. Вот вам симбиоз коррупции и миграции, органично порождающий русофобию едва ли не как государственную политику.

Е. ЧЕРНЫХ: — Свой хороший приработок имеют и контролирующие органы. Создается порой впечатление, что задача милиции — не преступников ловить, а документы мигрантов проверять.

М. ДЕЛЯГИН: — Массовая миграция создает и проблему образа жизни. Вопиющий пример: несколько лет назад в центре Москвы в детской песочнице резали барана в религиозный праздник. Представьте состояние малышей, на чьих глазах убивают барана: кровь течет ручьями, его тут же вспарывают, свежуют… Психическая травма на всю жизнь!

Солидарность мигрантов выше, чем у горожан, и этническая клановость сильнее городской разрозненности. Что ведет, выражаясь современным языком, к неконкурентоспособности коренных жителей. В Москве доходит до формирования, по сути, этнических школ. Есть ситуации, когда учителя уже криком кричат, что не могут общаться с приезжими учениками, потому что те очень хорошо усвоили, что им позволено практически все.

А возьмем высшую школу. Руководители вузов рассказывают об абитуриентах из некоторых республик Северного Кавказа, которые в своих школах по результатам ЕГЭ получили 90 баллов из 100, но не способны написать даже заявление о приеме в институт. И далеко не из каждого вуза этих «отличников» потом отчислят за академическую неуспеваемость. Где-то они преподавателей купят, где-то пообещают зарезать, а где-то, вполне возможно, и не только пообещают.

Е. ЧЕРНЫХ: — Что же делать государству?

М. ДЕЛЯГИН: — Нам нужна миграционная политика не по французскому образцу — мол, дадим им пособия, чтобы отвязались и устроили массовые беспорядки не сейчас, а хотя бы через 10 лет, — а по шведскому. Когда человек приезжал, ему давали место для жизни, максимально удаленное от мест проживания всех его соплеменников. В результате мигрант варился в шведской среде, его дети общались со шведами и по культуре становились шведами.

Не надо стесняться квотировать миграцию в России по этнокультурному принципу. Так делает большинство развитых стран. Китайцев в США начали пускать только в 20-е годы прошлого века. Австралия — другой «плавильный котел» планеты — была закрыта для неевропейцев до начала 70-х.