Бумажный тигр (I. - 'Материя') - Константин Сергеевич Соловьев

столь неказистыми фасадами! Какие таланты! Ведь каждый из вас – величайший знаток в деле разрешения неразрешимых вопросов. Каждый – специалист по темным тайнам, которые так охотно рождает этот остров, в некотором роде пророк, спаситель, непревзойденный специалист в своем роде. О, не стесняйтесь, господа! Не скромничайте! Вы избавляете людей от проклятий, спасаете от чудовищ, находите потерянное, обнаруживаете сокрытое… Черт возьми, я благодарен судьбе за одну только возможность разделить ваше общество!

Лэйд ощутил легкую, скребущую по кишкам дурноту. Это существо паясничало и кривлялось, но оттого не выглядело менее смертоносным. Едва ли оно уберется прочь, вдоволь натешив свое самолюбие. Нет, такого рода существа если являются по твою душу, то с какой-нибудь целью. И, самое скверное, чутье Бангорского Тигра, мал-помалу начавшее разбирать запахи за миазмами гниющих водорослей, уже подсказывало ему, к чему все идет…

- Довольно всей этой болтовни, - сухо произнес он, - От нее у меня делается мигрень.

Чего вы хотите, Бредбедл?

***

Механический рыцарь в гниющем облачении хохотнул, отчего в гостиной раздался тошнотворный треск. Подобный треск Лэйду приходилось слышать лишь единожды – в Коппертауне, когда какого-то несчастного работника на фабрике раздавило паровым молотом.

- Чего я хочу? Дайте подумать… Фотокарточку Мари Дорваль с автографом, коробку цукатов в глазури за два пенса, новые штаны, котенка… Я думал, вы уже поняли, джентльмены. Единственная сила, которая мною движет – желание посодействовать вашей славе. Приумножить ее в глазах здесь присутствующих, кроме того, дать вам, изнывающим от невозможности явить свою силу, хороший шанс проверить себя. Да, я собираюсь предложить вам состязание. Правила будут просты, даже бесхитростны, в лучших традициях наших благородных предков. Каждый из вас нанесет мне удар – тем оружием, которое выберет сам. Никаких ограничений, никаких оговорок. Если этот удар сразит меня, мистер Бредбедл склонит перед вами колени, подтверждая, что вы величайший в Новом Бангоре мастер своего дела. И удалится восвояси, в морскую пучину, чтобы спать там еще сотню лет. Разве не удачная затея? Вы сможете бросить бесплодные споры, которым вынуждены были предаваться, решая, кто из вас достойнее прочих. Ну и вписать весьма внушительную строку в свое профессиональное резюме.

- А если нет? – это спросил Блондло, комкая до хруста тонкие бледные пальцы, - Я имею в виду, что если…

- О. Если я выдержу? Тогда я ударю в ответ.

Бредбедл выставил вперед лязгающую суставами лапу и поиграл когтями, размыкая их и смыкая. Не самый угрожающий жест, но вполне отчетливый для всякого, имеющего представление о его мощи.

Крепкие плечи Ледбитера, сделавшиеся острыми и угловатыми, задергались, точно его ударило под столом гальваническим током.

- Нет уж! Чертовски соблазнительное предложение, мистер Бребл… Бредбел, но вы, верно, не совсем правильно уяснили род наших занятий, если думаете, что мы подобно средневековым варварам будем мутузить друг друга по очереди, выясняя, кто сильнее! Цивилизованным людям не пристало проверять свои силы таким образом!

- Не желаете участвовать? – осведомился Бредбедл.

- Представьте себе! Но вы можете найти себе славную компанию в лице господина Лайвстоуна. Лавочники обожают колотить друг дружку, у них это что-то вроде спорта. Мы же собираемся покинуть этот дом и, я надеюсь, вы сохранили достаточно чести, мистер Бредбедл, чтобы нам не препятствовать!

- О, что вы. Что вы! Игра, которую я собирался вам предложить, носит исключительно добровольный характер, иначе и быть не может. Это ведь не только вопрос силы, но и вопрос чести, а такие вопросы не решаются под прицелом, не так ли?

- Значит, мы можем уйти? – осторожно спросил мистер Герни, неуверенно косясь в сторону двери, - То есть…

- Ну конечно! Конечно же можете, и в любой момент. На память о нашем недолгом знакомстве я позволю себе взять у вас лишь одну мелочь.

- Мелочь? Какую?

Когти Бредбедла издали короткий клацающий звук.

- Ту прелестную штучку, что вы носите на плечах. Костяную, покрытую нежным мехом, с тонкой обивкой, полную влажной мякоти. О, мистер Герни! Да что с вами такое? Обивка на той штучке, что вы носите, сморщилась и побледнела. Ох, я и не знал, что вы так сентиментальны! Для вас эта штука, верно, пустячок, а я привык собирать эти милые вещицы. Знаете, некоторые я использую вместо ваз для анфельтии и филлофлоры[3], достаточно выдолбить их мягкую сердцевину. Другими я угощаю мелкую живность, что обитает в моем подводном гроте, а то и оставляю на память, прибивая к стене. Жаль, они так недолговечны, эти милые штучки…

Мистер Герни издал невнятный звук, машинально приложив руки к своим ухоженным бакенбардам. Не иначе, ожидал, что Бредбедл протянет лапу и немедля заберет то, что ему причитается. Ту изящную штучку, которую он так привык носить на плечах, что почти позабыл ее роль и назначение…

Воган сохранила контроль над лицом, но не над телом – из ее груди донесся негромкий всхлип. Блондло скорчился в кресле, беспомощно заламывая руки, верно, даже через чудодейственные линзы жизнь перестала ему видится в розовом свете. Ледбитер выдохнул несколько витиеватых проклятий на неизвестном Лэйду языке, которые наверняка звучали бы куда более звучно, если бы его глотка не была сдавлена ужасом. Братья Боссьер как будто бы сохранили спокойствие, но по их напряженным позам и ощерившимся волчьим усмешкам было заметно, что они не просто на взводе – напряжены до предела. Они больше не перебрасывались отрывистыми фразами по-французски, но их взгляды, будто сигналы гелиографа, были вполне красноречивы, чтобы Лэйд без труда расшифровал несказанное.

«Maintenant?» «Non. Nous attendons[4]».

Они не смотрели на свои гарпуны, даже избегали глядеть в сторону своих игрушек, но Лэйд обострившимся тигриным чутьем ощущал, что их нервы напряжены, точно натянутые корабельные швартовы. У братьев Боссьер тоже было звериное чутье и это чутье с первой минуты твердило им, что пора действовать. В отличие от его собственного, разленившегося, утратившего остроту…

Черт, если кому-то в этой комнате, полной сгустившегося от напряжения и гнилостных морских миазмов воздуха, и можно было позавидовать, подумал Лэйд, так это Дадди, несчастному оборванцу, которому его собственное громоздкое имя шло куда меньше, чем живописные холщовые обноски, в которые он был облачен. Дадди лишь переводил выпученные глаза с одного лица на другое,