Царь Гильгамеш - Дмитрий Володихин

Ее дыхание соприкасалось с его дыханием. Смертная усталость покидала его тело и душу.

Эти сражения — еще не последние. В таблице его мэ, мэ эбиха по Творцову Дару, еще не начертана последняя строка.

К ним выйдет Вестник БогаВ плаще лазурно-львином,И будет плащ тот сотканИз пламени и неба,Любви и благородства,Из щедрости и чести,Из звуков рек и трав,В сады времен забытыхВелит вернуться ВестникВсем тем, кто встал под стягиПо слову юной девы,Чье имя — чистота.

Чье имя — чистота…

Он положил руку на плечо Шадэа. Он испытал восхищение ею. Он доверился ей. Она приняла его руку.

В сады из ПредначальяДавно пора вернуться.Сады из ПредначальяСоскучились по людям.К садам из ПредначальяЧерез долины тениТропой кровавой жатвыПроводит войско ВестникВ плаще лазурно-львином,И перед ним склонитсяВоинственная дева,Чье имя — чистота.

Чье имя — чистота…[1]

Эбих и плясунья обнялись. Еще до полуночи они трижды выпили хмельную сикеру ложа.

Ту ночь, утомительно жаркую, неестественно жаркую, как и весь сезон зноя солнечного крута 2509-го, Бал-Гаммаст вспоминал потом до последней черты. Столь темной и смутной была она, столь много плавало в предрассветном воздухе недоброй фиолетовой дымки, столь тих был тогда ветер — почти мертв, даже пламя в светильниках ничуть не колебалось…

Он проснулся от неприятного, резко-кислого привкуса во рту. В первый миг ему показалось, будто на противоположной стене выступила кровь. Но нет — просто тень, причудливо играющая, выбрасывающая тонкие черные корни вокруг себя, как нависает тонкими воздушными корнями над болотами и заросшими каналами одно дикое растение. Просто тень…

До его слуха донеслись сдавленные стоны. Кому-то, как видно, зажимали рот, не давая кричать.

Царь встал с ложа, покинув супругу, быстро оделся и вышел, взяв с собой длинный бронзовый нож. На лестнице он столкнулся с дежурным сотником-реддэм и двумя копейщиками: не одного его всполошили эти странные звуки. Про себя Бал-Гаммаст отметил: очень хорошо! Хуже было бы увидеть полный покой стражи… Вместе они быстро отыскали источник шума.

Энкиду катался по циновке, сжав голову руками, кусал губы, шипел, стонал, жалобно всхлипывал, бранился в четверть голоса.

Кислый привкус усилился.

Бал-Гаммаст отослал солдат, поручив сотнику найти Мескана и привести его сюда. А сам сел рядом и притянул к себе за плечи Энкиду. Курчавую его голову положил себе на колени. Темень, кажется, концентрировалась вокруг тела Энкиду, клочьями стояла в его бороде, плавала в волосах… Бал-Гаммаст погладил его. Энкиду как будто стало чуть легче, он уже не калечил собственные губы.

— У-у… у-у… не отпускает, проклятая…

— Кто?

— У-у… баба проклятая… что я ей сделал? Бо-ольно…

— Сейчас придет Мескан, он поможет.

— Оох… Я… не могу просто так быть с тобой… быть… у тебя… тут.

— Почему, Энкиду? Разве плохо я с тобой обращаюсь? Разве ты не товарищ мне?

— Оох, не-ет… Ты… все хорошо делаешь… Ты… хороший… До тебя… давно… месяц назад… или солнечный круг назад… давно… я был простой человек. Потом пришла женщина… черная, страшная… именем Иннин… то ли Иштар. Она… делала… оох… со мной… что хотела. Давала силу, лишала силы, заставляла служить… как онагра… а то заставляла всех служить мне… Она меня сделала царем… ну… извини… я не хотел… я не хотел…

— Она заставила тебя?

— Ну да-а… Бо-ольно… все тело ло-омит… все мышцы кру-утит… Ох как худо мне, Балле, до чего же мне ху-удо… Она… мучила меня, а я не соглаша-ался… Она… показала мне… Во-от… говорит… твой мир. Во-от, говорит… солнце, вода, трава, люди… А во-от настоящий… мир. Это Мир Тене-ей… туда все приходят… когда упадет последняя капля мэ… На-а… говорит… смотри… какая тоненькая стеночка между ни-ими… оох… а! Я… видел: тонкая… стеночка… прозрачная… а там… за не-ей… жуть… вот… возьми… жука, возьми паука… стрекозу… волка… еще морское… не пойми что-о… и глаза… косые, огромные., лапы, жала, разные… тонкие палочки… шипы… все перемешано… так что у одного — от другого… не знаю, как рассказать… и все оно друг друга гложет… оох… я… испугался очень, я согласился. Лишь бы выжить там — когда помру-у… Она… тогда… вырвала клок тьмы оттуда и сунула… прямо в меня. Это… сейчас болит… везде.

— Она здесь, рядом?

— Я не зна-аю… Что-то рядом. Тянет из меня… жилы. Я хочу уйти. Выйду в поле…позвать к себе все лихое… дикое… сильное… живое… пусть соберется… я умру… но больно мне не будет…

— Никуда ты не пойдешь. Я не отпускаю тебя. Лежи. Как раз Мескан пришел.

Вместе с урукским первосвященником явился старик, прозорливый священствующий из столицы. Бал-Гаммаст рассказал им обо всем услышанном. Мескан кивнул старику:

— Давай, Халлан…

Тот приблизился, встал над телом Энкиду и настороженно застыл, как будто прислушивался к едва различимому голосу.

— Не могу понять… Дайте огня.

Слуги принесли два масляных светильника.

— Держите… у самого лица. У самого лица моего, да.

Слуги подняли светильники, и Халлан зашептал молитвы, прося себе помощи, а всем, кто стоял рядом с ним, — милосердия. Пламя, не трепеща, ровно устремлялось вверх, глаза Халлана застыли, Энкиду в ужасе перестал стонать. Бал-Гаммаст вполголоса велел принести воды: привкус во рту сделался нестерпимым. Халлан все молчал. Сделав два или три глотка, царь наполнился тревогой. Опасность. Кто-то или что-то желало предупредить его. Он почти услышал слова предостережения; не разобрал в точности, но одной интонации хватило. Он глянул в окно. В пору нисходящего уллулта рассвет долго набирает силу. До него, пожалуй, не менее стражи… Бал-Гаммаст вышел и распорядился, чтобы Пратт до восхода солнца поднял гарнизон, отправил его на стены, три сотни бойцов привел к самому дворцу, да все бы сделал тихо, без шума и неразберихи. Бал-Гаммасту очень не хотелось покидать комнату Энкиду, но он рассудил так: «Люди Храма пускай делают свое дело, а я займусь своим». Подумав еще немного, он вызвал второго священствующего и приказал ему выйти к городским, воротам — тем, которые со стороны Ура Затем отыскал давешнего сотника, командовавшего стражей, и велел всех, кто явится с вестями, пропускать к нему скоро, без церемоний, но только под охраной и предварительно отобрав оружие. Если потребуется его, царя, разбудить, значит, пускай будят, не стоит медлить.