Земные радости - Филиппа Грегори

— Мой капитан был убит у меня на глазах, — сообщил человек, — утонул, упав с настила при отступлении.

— Сожалею, — ответил Бекингем. — Мы все потеряли друзей.

— Я лейтенант и ждал повышения. Могу я считать себя капитаном?

Румянец и улыбка исчезли с лица Бекингема.

— Торопитесь примерить сапоги погибшего?

— Вовсе нет. Просто у меня жена и ребенок, мне нужен хороший заработок и пенсия, если я погибну.

— Не подходите ко мне с такими вопросами, — воспылал Бекингем внезапным гневом. — Кто я вам? Простачок, которому можно надоедать?

— Вы лорд-адмирал, — резонно напомнил лейтенант. — И я прошу вас утвердить мое повышение.

— Пошел к черту! — крикнул Бекингем. — Четыре тысячи прекрасных воинов погибли. Ты что, решил получить и их деньги тоже?

Герцог бросился прочь.

— Это несправедливо, — упрямо пробормотал лейтенант.

Приглядевшись к нему, Джон воскликнул:

— Это вы удержали меня на настиле!

— Лейтенант Фелтон. Должен быть капитаном. А вы вытащили меня из моря. Благодарю вас.

— Я Джон Традескант.

Фелтон окинул его внимательным взглядом.

— Человек герцога?

Традескант ощутил быструю вспышку гордости от того, что является человеком герцога во всех смыслах. Человек герцога всем своим существом.

— Он обязан меня повысить. Передайте ему, что я должен быть капитаном.

— У него сейчас очень трудное время, — отозвался Джон. — Поговорю с ним позже.

— Я честно служил ему. На службе смотрел в глаза опасности и болезням. Разве я не достоин вознаграждения?

— Поговорю с ним позже, — повторил Джон. — Как ваше имя?

— Лейтенант Фелтон. Я не жадный человек, просто требую справедливости для себя и всех остальных.

— Я подойду к его светлости, когда он успокоится, — пообещал Джон.

— Хотел бы я иметь такую возможность — отказываться от своих обязанностей, когда у меня нет настроения, — заявил Фелтон, глядя вслед адмиралу.

Джон послал матросов ловить рыбу и к вечеру смог предложить Бекингему блюдо скумбрии. Когда он поставил поднос, Бекингем лениво промолвил:

— Не уходи.

Джон ждал у двери, пока Бекингем молча ел. Казалось, весь корабль погрузился в тишину. Закончив обедать, герцог встал из-за стола и распорядился:

— Принеси мне горячей воды.

Традескант отнес поднос на камбуз и вернулся с кувшином нагретой морской воды.

— Извините, только соленая, — сказал он.

— Без разницы, — махнул рукой Бекингем.

Он снял льняную рубашку и штаны. С полотенцем в руках Традескант наблюдал, как герцог моется и мокрыми пальцами расправляет свои темные кудри. Он встал, и Джон завернул его в простыню. Потом Бекингем лег на кровать, на расшитое алое покрывало, все еще обнаженный. Традескант не мог отвести от него глаз: герцог был прекрасен, как статуя в садах Нью-Холла.

— Хочешь снова спать здесь? — поинтересовался его светлость.

— Если вам угодно, милорд, — ответил Джон, стараясь не выказывать надежду.

— Я задал тебе вопрос: чего ты хочешь, — возразил Бекингем.

Джон замешкался.

— Вы мой господин. Вы должны приказать.

— Но что ты сам об этом думаешь? Желаешь остаться здесь, как прошлой ночью? Или пойдешь в свою постель? Ты волен делать так, как считаешь нужным, Джон. Я не принуждаю тебя.

Традескант поднял глаза на порочную улыбку герцога и почувствовал, как запылало его лицо.

— Я хочу вас, — признался Джон. — Хочу быть с вами.

Бекингем вздохнул, словно освободился от какого-то страха.

— Как мой любовник?

Джон кивнул, осознавая всю глубину греха и страсти, будто грех и страсть едины.

— Унеси кувшин с тазом и возвращайся, — велел герцог. — Желаю сегодня ощутить любовь мужчины.

На следующее утро они заметили вдали Корнуолл; осталась лишь одна ночь до прибытия в Портсмут. Джон ожидал, что его прогонят, но после того как священник прочитал вечерние молитвы и покинул каюту, Бекингем поманил его пальцем. Традескант запер дверь и провел ночь с герцогом. Они изучали тела друг друга, как новички в деле страсти. Кожа Бекингема была гладкой и мягкой, но мускулы твердыми от верховой езды и бега. Джон стыдился седых волос на груди и мозолистых рук, но вес его сильного тела заставлял более молодого мужчину стонать от наслаждения. Их губы сливались в поцелуе, они медлили, исследовали, пили влагу изо рта друг у друга. Они боролись друг с другом как воины, как спаривающиеся животные, испытывали на прочность, не щадя друг друга и не предаваясь сентиментальностям, но в основе сохраняя неуправляемую нежность варваров, пока Бекингем не прошептал, задыхаясь:

— Больше не могу ждать. Я так хочу этого.

Он открылся Джону, и они разом упали в темный мир боли и наслаждения, пока боль и наслаждение не слились в одно и тьма не стала полной.

НОЯБРЬ 1627 ГОДА

На рассвете они проснулись от шума, производимого матросами на подходе к порту. Времени для слов не оставалось, да и то, что произошло между ними, было глубже простых слов. Джон верил, что теперь они связаны друг с другом и ничто не сможет их разделить. То была любовь мужчины к брату по оружию, сильная, могучая любовь вассала к своему господину, а теперь еще и страстная преданность любовников, которые обнаружили все наслаждения мира в телах друг друга. Пока Джон быстро одевался, Бекингем улыбался, вытянувшись на постели. При виде этой шаловливой соблазнительной улыбки желание Традесканта, теперь казавшееся ненасытным, снова возродилось.

— Где мы ляжем сегодня? — спросил он.

— Не знаю, какой прием меня ждет, — отозвался Бекингем; его улыбка погасла. — Нам придется искать двор. Учитывая время года, есть шанс, что Карл сейчас в Уайтхолле. Возможно, мне будет непросто сохранить свое положение при дворе.

— При любом раскладе я ваш, — просто сказал Джон.

На лице герцога промелькнула слабая улыбка.

— Я знаю, — спокойно ответил он. — Пока мне нужно, чтобы ты был рядом.

— А после Уайтхолла?

— Домой на Новый год. — Бекингем изобразил покаянную гримасу. — К нашим любящим женам.

Традескант помедлил.

— Я мог бы отослать супругу в Кент, — наконец предложил он.

Элизабет и долгие годы брака казались теперь частью какой-то другой жизни, ничто не могло помешать его новому существованию, его новой любви, этой внезапно нахлынувшей страсти.

— У моей жены семья в Кенте. Она может навестить их. А я бы остался в Нью-Холле один, с вами.

— Нет надобности. Мы будем постоянно путешествовать, ты и я. Ты всегда будешь мне нужен. Люди станут сплетничать, но они всегда сплетничают. Ты будешь служить мне в спальне, как во время нашего плавания. Ничто не разлучит нас.