Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии - Нильс Торсен

– Во сколько ты освобождаешься? – спросил тогда Ларс.

– Через час, – ответила Бенте.

– Ладно, тогда я посижу и подожду тебя здесь, а потом вместе пойдем в супермаркет, – ответил он.

– Я не могу идти с тобой в супермаркет! – воскликнула Бенте. Триера тогда как раз начали узнавать в лицо.

– Если мы собираемся пожениться, ты, конечно, можешь сходить со мной в супермаркет, черт побери, – ответил он.

Так что они отправились за покупками, а потом засели в каком-то баре неподалеку, чтобы понять, что им делать дальше. Потому что, как говорит Бенте:

– Нам предстояло пойти домой и покончить со старой жизнью. Я вернулась домой и все рассказала мужу, а Ларс – своей жене. Я и сейчас не понимаю, как это случилось, но что сделано, то сделано. Мне до сих пор не по себе из-за того, что мне пришлось тогда ранить стольких людей.

Ранним утром следующего дня продюсер Вибеке Винделев, к своему огромному удивлению, встретила Ларса фон Триера разгуливающим в пледе по офису «Центропы» на Рюсгаде.

– Я тут одолжил твой плед, ничего? – спросил он.

– Неужели Сесилиа тебя выставила? – поинтересовалась Винделев.

– Ты не думаешь, что я мог уйти сам?

– Нет, не думаю, – призналась Вибеке. – Твоей младшей дочери три недели, я не думаю, что в такой ситуации уходят.

– Тогда, – вспоминает Вибеке, – он посмотрел на меня и сказал: «Вибеке, если бы я не ушел, я бы умер. Я больше не мог». Это я как раз понимала, потому что видела, что у них не все гладко. И тогда он единственный раз – я знаю, что это не повторится никогда, – попросил: «Обними меня, пожалуйста, Вибеке». Если бы рядом взорвалась атомная бомба, я бы удивилась меньше, – смеется она. – Я чуть в обморок не упала тогда! Потому что… ну, Ларс ведь боится прикосновений.

Когда Вибеке Винделев вернулась в офис чуть позже в тот же день, Ларс с Бенте сидели на маленьком диванчике и «разговаривали, разговаривали, разговаривали».

– В «Центропе» были тогда стеклянные перегородки, так что всем было видно, как он сидит с милой темноволосой красивой женщиной. Потом мы устроили их в гостиницу «Трувиль», и они уехали туда на машине – и разговаривали, разговаривали, разговаривали.

Ларс фон Триер ушел от жены в промежутке между съемками первого и второго сезонов «Королевства», через три недели после того, как она родила их младшую дочь, Сельму, и пока она продолжала быть прикованной к постели из-за расхождения тазовых костей. Сам он вспоминает, что как будто выскользнул из своего брака, ничего толком не объясняя. Просто замкнулся в себе и сказал Сесилии, что у него проблемы и ему нужно побыть одному.

– Это было максимально мерзко. Потом мы въехали в гостиницу, закрыли глаза и заткнули уши.

– Что было не так в твоем браке?

– Мы просто друг другу не подходили. – И это самый глубокомысленный анализ, которого я могу от него добиться. Чуть позже он добавляет: – Еще мы вели бои из-за того, кто за что должен отвечать.

Ничего больше из него выжать не удается.

– И вообще, – говорит он потом, – когда ты проводишь инструктаж для актеров, ты должен не заставить их сделать что-то, чего они делать не хотят, а следовать за ними. С интервью, чтобы ты знал, дело обстоит точно так же.

Сесилиа, однако, помнит уход режиссера не совсем таким мерзким, как описывает он сам. Когда он вернулся домой в тот день, она сразу поняла, что что-то не так, и прямо спросила, есть ли у него другая, на что он ответил положительно.

– Я помню, что сказала тогда, что будь он собакой, его следовало бы пристрелить. Есть что-то инстинктивно неправильное в том, что человек уходит от детей и жены сразу после родов, да еще и когда она пошевелиться не может. Обычно, наверное, выжидают полгода, чтобы дать жене время снова встать на ноги. Но что поделать, Бенте очень милая, в нее можно ужасно влюбиться. То, что он ушел не очень красиво, не значит, что впереди их ждет что-то плохое.

Развод был скоропостижным.

– Это тоже что-то да говорит о его энергичности и способности претворять свои решения в жизнь.

– Или о его способности и желании поставить себя на ваше место?

– Не знаю, это он обсуждать отказывался. Первые пару лет мне так мучительно хотелось понять, что же пошло не так, в чем была причина. Но потом у каждого потихоньку начинается другая жизнь.

Подойти ближе мне не удается. Я спрашиваю у Триера, что он может рассказать о своем первом браке, не разглашая при этом каких-то личных секретов. Он долго тяжело дышит через нос, даже легко постанывая при этом, но молчит.

– Ну, – говорит он наконец, лукаво улыбаясь, – не очень-то многого ты добился, а?

– Я просто думал, что ты анализировал те события и понял, что тогда случилось.

– Нет, мне это не было нужно, – смеется он. – Что сделано, то сделано. Анализировать мне это незачем.

Красавица и чудовище

Изначально было оговорено, что все должно держаться в тайне, Ларс фон Триер сам на этом настаивал перед совместной с Бенте поездкой в Гетеборг, где он должен был говорить о различиях между американским и европейским кино, но похоже, что режиссер не может не нарушать даже свои собственные запреты. Триер поднялся на сцену, обвел взглядом зал, в котором собрались корифеи мирового кино, заметил в толпе режиссера Вима Вендерса и актера Бена Кингсли – и долго стоял молча, не решаясь заговорить.

– Это было прямо как в фильме, – вспоминает он. – Я молчал и молчал. Когда же я наконец заговорил, я сказал, что ушел от жены и скучаю по детям, но решил прожить жизнь с Бенте. Я рассказывал об этом минут десять, потом сошел со сцены и подумал: «Господи, хорошо, что никто этого не слышал, иначе в Дании был бы скандал». Потом я поднял взгляд и заметил с десяток телевизионных камер.

Главная бульварная датская газета «Экстра бладет» очень основательно подготовилась к подаче этой истории. Сначала она вышла с огромным заголовком на первой странице: «Жена знаменитого режиссера серьезно больна». Что заставило Триера подумать: похоже на подводку к разгрому. Разгром последовал на следующий же день: «Знаменитый режиссер ушел от больной жены».

Возвращаясь из Гетеборга на пароме, следующем в Эльсинор, он сказал Бенте, что, живи они в хичкоковском фильме, у трапа их сейчас ждала бы толпа журналистов. На всякий случай он пропустил Бенте вперед и, как выяснилось позже, поступил предусмотрительно, потому что оказалось, что они таки жили в хичкоковском фильме. Журналисты толпились у трапа, и, возвращаясь в Копенгаген на поезде, Бенте видела, как они подозрительно оглядываются и спрашивают друг у друга, не видел ли кто-то Ларса. Бульварные газеты настроены были взяться за дело всерьез.