Большая восьмерка: цена вхождения - Анатолий Уткин

«Советское низкопоклонство на Ближнем Востоке и в Югославии, избыточные уступки СССР на переговорах СНВ и в других случаях — были причиной политического ослабления Горбачева»4"4.

Такие деятели позднесоветской дипломатии, как Шеварднадзе, демонстрировали олимпийское спокойствие. «Сейчас, я думаю, у нас нет особых проблем, и наши отношения развиваются естественным образом. Воздействия на советско-американские отношения оказывает внутриполитическое состояние дел»410. Как будто внешнеполитический раздрай не повлиял на внутреннее состояние общества. «Назвать его по имени, может быть, и восхитило бы Горбачева, но могло повредить политически — критики и так атаковали его как лакея Буша»4и.

Горбачев и без того был нервирован желанием Буша посетить Киев. Буш был в Москве, а Горбачев через советского поверенного в делах в Вашингтоне потребовал отложить визит президента Буша на Украину. Американцам пришлось приложить все силы и через министра Бессмертных уговорить Горбачева не начинать скандал. Президент Буш попросил составителей своих речей выбросить все, что может взвинтить Горбачева.

После двух дней пребывания в Москве президент Буш посетил Киев. Он был очень тепло принят — отражение нового самовосприятия республики — как суверенной и при этом ожидающей поддержку и финансовую помощь Соединенных Штатов.

Полет в столицу Украины длился два часа. Советские пассажиры огромного американского «Боинга-747» были приписаны к отдельным салонам. Обед был на уровне, и все отметили несколько порций виски, которыми сопроводил его номинальный глава советской стороны полета Геннадий Янаев. Выступая в роли внимательного хозяина, Джордж Буш показал Янаеву «электронную начинку» своего самолета. Комментарии Янаева были лапидарными: «Очень интересно». О вещах более сложных он предпочитал не говорить. Буш вспоминал оценку, данную Янаеву Центральным разведывательным управлением: аппаратчик старого закала; маловероятно, что может играть важную или независимую роль в политической жизни нового периода.

Буш и его окружение уже имели возможность встречаться с украинскими националистами. Их возмущал определенный артикль при названии страны: the Ukraine. Это им напоминало колониальные названия — the Gambia, the Lebanon. Взведенный. Скаукрофт спросил ревнителей чистоты, а как относительно the Netherlands? В конце концов как тогда трактовать the United States? Те же муки владели иррациональными националистами при определении прибыть на Украину. Они считали, что так могут говорить лишь москали. А как насчет шевченковского «…поховайте на Вкраине милой»?

Посте посадки кортеж с Бушем проехал из аэропорта Борисполь в центр Киева. Киевляне стояли плотно и с цветами. Буш вспоминал места, где он проводил избирательную кампанию — Питтсбург, Кливленд, Детройт, Чикаго, — где жило много украинских эмигрантов. Как и боялся Горбачев, был ощутим контраст с Москвой, где публика уже привыкла к высоким лицам и где зарубежные радетели перестройки уже не вызывали оваций. Выпустивший демона национализма из бутылки народной мудрости, Горбачев мог полюбоваться делом рук своих на многочисленных плакатах украинского национализма: «Если быть частью империи так хорошо, то почему Америка покинула империю?», «У Москвы 15 колоний» и т. п. В центре Киева Буш встретил председателя украинского парламента Леонида Кравчука, вступившего на националистическую стезю точно в возможный момент. Тот жаловался, что треть урожая на плодородной Украине не доходит до потребителя. К Янаеву украинское начальство относилось как (по американской оценке) к «председателю всесоюзной ассоциации прокаженных». На обеде рабочими языками были английский и украинский. На Янаева было больно смотреть.

Президент Буш видел, в каком критическом состоянии находится «его друг Михаил» и он приказал своим «тайным писателям» внести в текст своей киевской речи то, что порадовало бы Горбачева. Ключевыми были следующие новые слова: «Свобода это совсем не то же самое, что независимость…» Буш восхвалил Горбачева и призвал подписать договор 9+1 412. Многие в зале были шокированы словами американского президента. Это было совсем не то, чего они ожидали.

349

Американская дипломатия уже три года находилась в тесном контакте с украинским движением «Рух», поездка президента Буша в Киев венчала эти американские усилия. «Лидеры «Руха» получали приглашение посетить Соединенные Штаты чаще, чем любая другая украинская организация, хотя «Рух» получил менее четверти голосов на Украине. С другой стороны, если бы Горбачев оставил в 1980-е годы «Рух» один на один с компартией Украины, от «Руха» мало что осталось бы. Тогдашний глава украинской компартии Щербицкий был категорически против националистов. Но благодарности за это от Горбачева, он, естественно, и не ждал. Как пишет, спустя время, Гартхоф, «в ретроспективе ясно, что для Буша было бы лучше не ездить на Украину»413.

Впервые с начала семнадцатого века глава великой державы навещал Украину, относился к ее руководителям как к независимым правителям и обращался к присутствующим на украинском языке. Буш настаивал, чтобы все руководители крупных фракций присутствовали на его выступлении. Мэтлока обеспокоил союз номенклатуры с националистами. Такой союз мог «дать независимость и государственность быстрее, но в результате появится страна без внутренней связанности, что поставит под удар и единство страны»414.

Из Киева Буш вылетел прямо в штат Мэн, где намеревался провести месяц. В представляемых ему ежедневно обзорах за 17 августа было выделено мнение Александра Яковлева о «влиятельной группе сталинистов», готовой взять в свои руки власть. Обзор завершался таю «Существует растущая опасность того, что традиционалисты пожелают спровоцировать ситуацию, которая оправдает использование силы для восстановления порядка»415.

Глава 18

ПЕРЕВОРОТ И КОНТРПЕРЕВОРОТ

Американцы не будут помогать тем, кто постарается заменить отдаленную тиранию на местный деспотизм. Они не будут помогать тем, кто стремится реализовать самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти.

На Западе постоянно размышляли над тем, есть ли в Советском Союзе, развороченном Горбачевым, «маленькая красная линия», перейти которую советской элите просто невозможно. Большинство экспертов считало, что такая линия существует, и она проходит по границе между Восточной и Западной Германией. Но вот бесшабашный Горбачев сдал ГДР — и ничего не произошло. Следующую красную линию видели во вступлении объединенной Германии в НАТО. Но и здесь Рубикон был пройден, и Земля не перевернулась. Развал страны? Неясно было, проснется ли огромное население, или корыстные националисты всех мастей заглушат голос разума (который, в частности, звучал в киевской речи президента Буша)?

Правые решаются, но неумело

18 июня 1991 года представлявший Горбачева на внутрисоюзных переговорах в Ново-Огареве (девять плюс один) Григорий Ревенко объявил, что проект Союзного договора представлен на рассмотрение республик, хотя многие вопросы, касающиеся налогообложения, контроля над вооруженными силами, владения природными ресурсами и статуса прежних автономных республик, еще не были решены. Новый Союзный договор — плод небрежения Горбачева в отношении разрушительных возможностей национализма всех мастей, должен был быть подписан 20 августа 1991 г. в Москве Ельциным и Назарбаевым; главы остальных республик приглашались к подписи. Ставший общедоступным за пять дней до предполагаемой первой подписи, новый Союзный договор фактически раздроблял федерацию. Конец централизованной страны.

Все это можно было заглушить только в непрекращаемом словопотоке Горбачева, который даже свое поражение пытался представить как новый триумф. Увы, он уже скоро пожалеет о своей сверхуверенности, но это будет потом, а сейчас Горбачев бездумно и беззаботно отправился на берег Черного моря. Поразительно, на Западе яснее видели. Там уже открыто пришли к выводу, что еще одной пертурбации Горбачев не переживет. Первым кризисом было объединение Германии. Вторым, кажется, должен был быть распад страны.

Критическим для его судьбы было обсуждение, начатое 26 июня 1991 года в украинском парламенте. Из выступивших 35 депутатов 24 выдвинули те или иные возражения. Председательствующий Леонид Кравчук загадочно молчал. Решили отложить окончательное решение до сентября 1991 года, когда в Москве соберется Верховный Совет СССР. 2 августа, на второй день после отбытия президента Буша, Горбачев объявил, что договор «будет открыт для подписания 20 августа 1991 года и что Российская Федерация, Казахстан и Узбекистан подпишут его».