Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

тишина. Водяной понимает: что-то сейчас произойдет. Однако он вешает на гвоздь географическую карту и тычет указкой в изображения рек.

Тут из печки подает голос чайник. Сначала раздается несколько робких свистков, встреченных всеобщим ликованием. А затем комнату оглашает пронзительный, несмолкающий вой.

Вой слышен в соседних классах, и недоумевающие коллеги Водяного подходят к стеклянным дверям.

—      Перестаньте! — кричит Водяной. — Прекратите! Бессовестные! Нахалы!

Он размахивает огромными плавниками, словно грозясь кого-то убить. Но он и мухи не обидит.

—      Выньте его оттуда! Немедленно выньте чайник! Щенки, паршивцы, кому я говорю? Сейчас же выньте чайник, раз я вам приказываю! Кто дежурный? Дежурный, ты отвечаешь за все!

Но вынуть чайник невозможно — он не пролезает в печную дверцу. К тому же он раскален докрасна. Доведенный до отчаяния Водяной пытается вытащить его щипцами. Напрасная затея. А между тем чайник по-прежнему воет. В конце концов жесть расплавляется, вода заливает горящие угли, и из печи с шипеньем вырывается пар. Класс наполняется дымом н копотью. В этот момент с грохотом рассыпаются дрова, и класс утопает в шуме и хаосе.

Тут коллеги Водяного уже не выдерживают. Они врываются в класс и вмешиваются в ход событий. А сам Водяной отправляется за ректором. На этот раз дело зашло слишком далеко. Необходимо что-то предпринять. На глазах у него слезы, а большой лягушачий рот жалостно дергается.

Класс стихает, как только входит ректор. Грузный и величественный, он останавливается в дверях, узкими глазками оглядывает комнату. За его спиной, точно за надежным укрытием, прячется маленький Водяной. Ректор бледен от злобы. Он награждает учеников уничтожающим взглядом.

—      Прекрасно! — говорит он. — Прекрасно! Итак, здесь происходят плебейские увеселения! Развлечения, достойные черни! Хулиганские выходки! Разрешите узнать, кто все это устроил?

Класс по-прежнему молчит. Никто не отвечает ректору.

—      Что ж, очевидно, виновники — такие трусы, что не осмеливаются назвать себя. Кто дежурный?

—      Дежурный — я, — тихо произносит Эллерстрем.

—      Кто устроил это гнусное представление?

—      Весь класс.

—      Кто зачинщик?

Эллерстрем не отвечает. И первая затрещина достается ему.

—      Отвечай, мерзавец! Кто зачинщик?

—      Не знаю я. Не было зачинщика. Все участвовали.

—      Круговая порука — обычный прием, характерный для черни. Она основана на ложном представлении о товариществе, к сожалению ставшем модным в последнее время. Однако негодяи, организовавшие это постыдное представление, дурные товарищи, которых не стоит укрывать. Итак, Эллерстрем, кто зачинщик? — И ректор снова поднимает пухлую руку, готовясь угостить ученика очередной затрещиной.

Неожиданно доносится тревожный шум из стенного шкафа, в который заперли Харрикейна. Он уже задыхается там без воздуха. Отыскивают ключ и вытаскивают Харрикейна из шкафа.

—      Вот как, — говорит ректор. — Один из зачинщиков, как видно, теперь перед нами. — И удар, предназначавшийся для Эллерстрема, обрушивается на полуживого Харрикейна.

—      Кто еще участвовал в этом представлении?

—      Я, — отвечает Мердруп.

—      И я, — говорит Риге.

—      И я, и я, и я! — кричат остальные.

—      Да это настоящий заговор! — восклицает ректор. — Однако трусливое запирательство вам не поможет. Пусть на вашем примере учатся другие. Вас ждет основательная порка! И о случившемся будет сообщено родителям. А пока весь класс останется здесь после уроков! Мы еще поговорим!

И ректор торопливо спускается вниз в свой кабинет, чтобы после трудов праведных подкрепиться стаканом портвейна.

Последние уроки проходят спокойно.

Однако «Союз в защиту Водяного» ликвидируется. Водяной заслужил, чтобы ему отомстили.

Глава 37

Весной мальчики конфирмуются. Им дарят часы и всякие другие подарки: в каждой семье праздник.

В первую среду после конфирмации полагается идти к причастию. Мальчики причащаются первый раз в жизни. С волнением ждут они этого события, надеясь испытать какие-то необыкновенные ощущения. Роберт Риге совершенно убежден, что в него вселится святой дух и дарует ему неземное блаженство.

Однако никаких чудес не происходит. Никто из мальчиков не ощущает ничего необыкновенного или удивительного. А святой дух не удостоил Роберта Риге своим вниманием. Напротив, Роберт поперхнулся сухой пористой облаткой, закашлялся и торопливо запил ее вином.

—      А все же нам дали настоящее вино, — отмечает Гернильд. — Крепкое вино.

—      Только очень уж пастор жадный, — сетует Рольд. — Налил мне всего лишь полбокала.

Зато теперь у всех мальчиков есть часы, и каждому подарили книжку «Бегство оленя»27 а также нож для разрезания бумаги и много других полезных вещей.

Пастор снова пригласил к себе домой своих любимых учеников. Сидя в уютной квартире, они пьют чай, мирно и непринужденно беседуют. Каждому пастор дарит — с личной надписью — свою книгу для юношества. Книга рассказывает о том, как должен жить молодой человек, чтобы уподобиться Давиду и побороть тайные ночные искушения. Честь и слава тому, кто победит в этой борьбе.

—      Один бог знает, какую жизнь ведет сам пастор, — говорит Торсен. — Он ведь не женат.

Учебный год подходит к концу. На первом месте, как и прежде, Аксель Нильсен. Аксель — радость и гордость своих родителей. Верно, когда-нибудь он станет крупным ученым.

Эдвард Эллерстрем, напротив, уже не принадлежит к числу лучших учеников. Он теперь самый что ни на есть средний. Эллерстрема подвела латынь. Он получил по этому предмету низкий годовой балл, и все остальные оценки, взятые вместе, не смогли его уравновесить.

— Я не собираюсь тебя отчитывать, — сказала ему мать. — Но ты отлично знаешь, как ты меня огорчил. Только ты один и есть у меня на свете. Ты моя единственная опора. Я так верила в тебя, мой большой, взрослый сын, такие надежды на тебя возлагала... Если ты обманешь мои ожидания, право, не знаю, что тогда делать. Уж лучше мне сразу умереть. Здоровье у меня совсем не такое крепкое, как ты, быть может, воображаешь.

Когда Эдвард был маленьким мальчиком, мать часто читала ему стихи про умирающую дикую утку. И всякий раз он горько плакал. Но матери и сейчас нетрудно заставить его рыдать. Жизнь не закалила Эдварда.

Дела Тюгесена несколько улучшились. Ему удалось сдвинуться с последнего места, и в следующий класс его перевели без всяких оговорок. Однако на этот раз отец из предосторожности не пришел на торжество, посвященное окончанию учебного года. Оп боялся, что ему вновь придется пережить