Время и комната - Бото Штраус

Ключица. Как тучную страну он лотофагов посетил.

Колено. Как Полифем всех спутников его сожрал.

Запястье. Как он пришел к Эолу{108}, который приютил его как друг.

Ключица. Как корабли его погибли и спутники заодно.

Колено. Как хитрыми волшебствами его опутала Цирцея.

Запястье. Затем как он спускался во мрак Аида.

Ключица. Поведал, как заманивали его сирены.

Колено. Как он прошел невредимо скалу и водоворот.

Запястье. Наконец, как Калипсо{109} нимфа его на Огигию остров завлекла.

Ключица. Та, что его хотела обессмертить, его же сердца не смогла завоевать.

Колено. Как он достиг страны феаков.

Запястье. Которые его как бога чтили и с надежным кораблем отправили в отчизну дорогую.

Ключица. На том закончился рассказ и легкий сон с души снял все его тревоги.

Слабый свет падает на кровать из маслинового дерева. Одиссей пробуждается ото сна. Справа и слева от кровати на маленьких скамеечках сидят склоненные фигуры.

Одиссей. Кто вы? Ужасные виденья! Что вам нужно от меня? Мой меч, мои доспехи! Немедля должен я наготове быть… (Надевает доспехи и оружие.) Восседаете вы при тусклом свете, тени женихов, — не вас ли видел я сейчас во сне? Вас вызвал Эрмий{110} жезлом золотым, каким он погружает в сон одних, других же пробуждает ото сна. За ним вы полетели с визгом, мечась наподобие мышей летучих, за Эрмием, провожатым душ, вдоль тех дорог, которые ведут в подземный мрак, — однако вы сидите у моей кровати, ледяные маски, белесые скелеты бесстыжих женихов? Разве здесь пространство, где неслышно собираются усопших маски? Уж не лежу я сам как труп рядом с обретенною супругой? Ужели худшее случилось? Кто знает, одно ли целое еще я со своей душой? Как только встанет солнце, слух поползет повсюду, что я прикончил женихов… Надо торопиться. Упредив всех остальных, отправлюсь в поле. Найду защиту в усадьбе у отца, в месте удаленном, густо засаженном деревьями. Хочу отца родного увидеть прежде, чем его достигнут слухи.

На переднем плане опускается рисованный занавес, на котором изображены цветущие фруктовые деревья. Впереди него стоит одинокая объемная яблоня. Лаэрт, древний старик, подвязывает привитые ветки.

Одиссей (входя в сад). Яблони, смоквы, оливы, виноград, овощи и груши — все как прежде!.. Старец! Твой сад чудесен. Сияет он как страннику во сне его отчизна. Все тут совпало: выгодное место, уход безустанный, искусное улучшение сортов… У кого ты состоишь на службе? Мне кажется, твой господин тебя не окружил такой заботой, как ты его деревья? Тебе нужна еда, новая одежда, купание как можно чаще. На то ведь может старец притязать, коль он живет под защитой праведного царя.

Лаэрт. Чужеземец, ты попал в страну, где законы чахнут как больная виноградная лоза. Давно она во власти юнцов беспутных, и ни одного нет с талантами царя, ни одного, от кого б целительная сила исходила. Если б ты живым его здесь встретил, истинного властителя Итаки, тебя сейчас бы щедро принимали в народе беспечные старики. Кто ты? Какой свирепый на небесах тебя забросил на берег одичавшей сей страны? Иль ты купец, обделывающий дела с богатыми княжескими сынками при Одиссеевом дворе?

Одиссей. Критянин я, родом я с Крита. Происхожу из знатного семейства. Отца моего зовут… Это я, отец. Я сам. Возвратился через двадцать лет на родину. Воздержись от изумленья, мой дорогой. Нет времени у нас на то. Истребил я женихов всех во дворце. За преступленья, совершенные при дворе царя и над народом Итаки, они все жизнью заплатили. Теперь же меня преследуют их братья и отцы и требуют расплаты.

Лаэрт. Так ты мой сын? Я не могу тебя узнать.

Одиссей. Гляди, отец, вот рубец, оставленный мне кабаном, когда тобой я к деду был отправлен. Глазами собственными удостоверься… Ах, ты совсем ослеп? Так подойди, перечислю я деревья, которые ты мне подарил, когда водил в саду за ручку. Прошли мы все и вдоль, и поперек, ты поименно мне назвал каждое дерево и каждое растенье. А эти деревца мне подарил: тринадцать груш и десять яблонь. Сорок смокв и винограда пятьдесят рядов! Как сильно разрослись за столько лет скитаний мои посадки!

Лаэрт. Знает ли об этом Пенелопа? Точно знает, что ты здесь? Иначе вестника пошлем мы к ней.

Одиссей. Знает, дорогой отец. Я ей в подарок к возвращенью приподнес трупы домогателей ее.

Лаэрт. Зевс и боги все! Еще вы здравствуете на Олимпе! Мне сына возвращаете домой, и в руки я принять его могу, прежде чем мне сердце и колени окончательно откажут. Слушай, сын мой: коль подлинно бесстыжих женихов ты уничтожил, положил злодеяниям конец, тогда и мстители явиться не замедлят, уж собирается народ со всей Итаки, посланники спешат с материка, ибо долгое безвластье в царстве многим испортило их честный нрав.

Одиссей. Я говорил уже об этом. Тебе, отец, не надо подгонять меня моими же словами. Но не забыть бы нам состряпать поскорей обед. У дома твоего я видел пастухов, разделывавших телячьи и свиные туши?

Лаэрт. О, если б я присутствовал там при бойне и прежней силой обладал! Мечом я и копьем проткнул бы негодяев насквозь. Там во дворце рубаку ты б заметил и сердце мое от радости бы выскочило из груди!

Одиссей. Снова жажду роскошной трапезой желудок ублажить…

В сад входит Телемах.

Телемах. Привет тебе и пожеланье счастья, почтенный старец. Боги возвратили тебе любимца твоего, ты, верно, все еще никак не можешь этому поверить. Пусть эта радость длится бесконечно. Но должен я о новых бедах вам поведать. Везде по городу гуляет слух о лютой смерти женихов. Кого коснулось то, устремились со стонами и криками во дворец и каждый унес своего мертвеца для погребенья. Кто из городов на материке, корабль зафрахтовали, который быстро их на родину доставил. Потом все в сборе пошли на рыночную площадь. Евпейт вышел перед собраньем и начал о сыне речь — об Антиное, который первым пал. Казался он подавлен тяжкою печалью. «Друга, — сказал он, — владыка этот Одиссей — преступник. Сначала он благороднейших из мужей на корабли загнал и на войну бессмысленную повел. В дороге потерял он весь непревзойденный флот и воинов остаток. Ни одного героя Трои мы не смогли здесь хвалебной песнью встретить. Ни одного из наших дорогах сограждан с собой он не привел. И вот он возвращается домой и вырезает наших сыновей как скот, убивает лучших, самых лучших, всех — княжеских родов с материка и с островов. Молодежь, продолженье и богатство наших городов, умнейшие и смирнейшие миротворцы, все пали жертвой кровавого разбоя вернувшегося Одиссея. Десятилетия сиротствовало государство, оставленное на погибель, а сегодня, как будто ничего не произошло, должно его гнилое царство, нами давно забытое, возродиться? Вперед, сограждане, быстрей конец ему готовить! Иначе будем позже сожалеть, навсегда кровопийце покорившись. Спешите, схватить сейчас же нужно убийцу ваших сыновей и братьев. Недалеко ушел он, и где его найдем, на том же месте пусть его настигнет кара…». Некоторые возражали. Твердили, Одиссей божественный посланник, а Фемий даже уверял, что сам во время боя бессмертного рядом с Одиссеем видел. Но голоса их утонули в криках. Народ послушался скорей Евпейта и тотчас к оружию устремился.

Одиссей. Иди скорей и погляди. Быть может, они и в самом деле близко.

Телемах. Да, отец. Теперь они уж близко. Но мы ведь оба при оружье.

Одиссей (с чрезмерным пафосом.) Час пробил, Телемах! Вновь! Вновь! Сегодня ты в наступление пойдешь на стороне отца. Нам предстоит жестокое сраженье. Победу одержат лучшие. Ты знаешь: наш род позора не потерпит. Повсюду в мире известна наша честь. Дадут всем фору наше мужество, наша сила, геройство наше!

Лаэрт. Добрые боги! О, что за день сегодня! О радость! Отец и внук плечом к плечу, и я, старик, могу все это лицезреть!

Телемах. Отец, родной, как кровь моя кипит, увидишь ты, едва врага мы встретим. Я делать буду то, что скажешь, и род наш не посрамлю ничем.

Покидают сад втроем. Свет ослабевает, видно, как начинает светиться яблоня. В саду появляется Афина Паллада в образе Ментора. Вблизи слышен шум схватки.

Афина. Зевс Кронион, каким исход ты видишь? К чему все это приведет? Скажи, войну ты допускаешь и хочешь, чтоб жестокие убийства продолжались? Иль ты такого мненья, что лучше мир нам между враждующими заключить?

Зевс/Дерево. Мы? О чем меня ты вопрошаешь, дочь моя? Ты ведь сама склонила Одиссея к насильственным деяньям. Сама ты подстрекала его к кровожадному убийству. Сама его толкала в бездну все новых злодеяний. Теперь не знаешь, как любимчика спасти? Успокойся, дочка. Опомнись. Тогда твоими я устами возвещу, что для всех справедливо.