Мелкий бес - Федор Сологуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще бы, такое безобразие, — согласилась Вершина.
— Только мы ей не говорим, что выедем, — сказал Передонов, и при этом понизил голос. — Найдем квартиру, и поедем, а ей не говорим.
— Само собой! — сказала Вершина.
— А то будет скандалить, — говорил Передонов, и в глазах его отразилось брезгливое беспокойство. — Да еще и платили ей за месяц, за такую гадость.
Передонов захохотал, от радости, что выедет, и за квартиру не заплатит.
— Стребует, — заметила Вершина.
— Пусть требует, я не отдам, — сердито сказал Передонов. — Мы в Питер ездили, так не пользовались это время квартирой.
— Да ведь квартира-то за вами оставалась, — сказала Вершина.
— Что ж такое! Она должна ремонт делать, так разве мы обязаны платить за то время, пока не живем? И главное, она ужасно дерзкая.
— Ну, хозяйка дерзкая оттого, что ваша… сестрица уж слишком пылкая особа, — сказала Варвара с легкой заминкой на слове сестрица.
Передонов нахмурился, и тупо глядел перед собою полусонными глазами. Вершина заговорила о другом. Передонов вытащил из кармана карамельку, очистил ее от бумажки, и принялся жевать. Случайно взглянул он на Марту, и подумал, что она завидует, что ей тоже хочется карамельки. — Дать ей или не давать? — думал Передонов. — Не стоит она. Или уж разве дать, — пусть не думает, что ему жалко. У него много, — полны карманы. — И он вынул горсть карамелек.
— На-те, — сказал он, и протянул леденцы сначала Вершиной, потом Марте, — хорошие бомбошки, дорогие, — тридцать копеек за фунт.
Они взяли по одной. Он сказал:
— Да вы больше берите, у меня много, и хорошие бомбошки, — я худого есть не стану.
— Благодарю вас, я не хочу больше, — сказала Вершина быстро и невыразительно. И те же слова за нею проговорила Марта, но не так решительно. Передонов недоверчиво посмотрел на Марту, и сказал:
— Ну, как не хотеть. На-те.
И он взял из горсти одну карамельку себе, а остальные положил перед Мартой. Марта молча улыбнулась, и наклонила голову. Невежа, — подумал Передонов, — не умеет поблагодарить. Он не знал, о чем говорить с нею. Она была ему нелюбопытна, как все предметы, с которыми не были кем-то установлены для него приятные или неприятные отношения. Остальное пиво было вылито в стакан Передонову. Вершина глянула на Марту.
— Я принесу, — сказала Марта: она всегда без слов догадывалась, чего хочет Вершина.
— Пошлите Владю, он в саду, — сказала Вершина.
— Владислав! — крикнула Марта.
— Здесь, — отозвался мальчик вблизи.
— Пива принеси, — сказала Марта, — две бутылки, в сенях, в ларе.
Скоро Владислав подбежал бесшумно к беседке, подал через окно Марте бутылки пива, и поклонился Передонову.
— Здравствуйте, — хмуро сказал Передонов, — сколько бутылок сегодня выдули?
— Я не пью пива, — сказал Владислав, принужденно улыбаясь.
Это был мальчик лет четырнадцати, с веснушчатым, как у Марты, лицом, похожий на сестру, неловкий, мешкотный в движениях; одет он был в блузу сурового полотна. Марта шепотом заговорила с братом. Оба они смеялись. Передонов подозрительно посматривал на них. Когда при нем смеялись, и он не знал, о чем, он всегда предполагал, что это над ним. Вершина забеспокоилась. Уже она хотела окликнуть Марту. Но сам Передонов спросил злым голосом:
— Чему смеетесь?
Марта вздрогнула, повернулась к нему, и не знала, что сказать. Владислав улыбался, глядел на Передонова, и слегка краснел.
— Это невежливо при гостях, — выговаривал Передонов. — Надо мной смеетесь?
Марта покраснела, Владислав испугался.
— Извините, — сказала Марта, — мы вовсе не над вами. Мы о своем.
— Секрет, — сердито сказал Передонов. — При гостях невежливо о секретах разговаривать.
— Да не то, что секрет, — сказала Марта, — а мы тому, что Владя босиком, и не может войти сюда, стесняется.
Передонов успокоился, стал выдумывать шутки над Владей, потом угостил и его карамелькой.
— Марта, принесите мой черный платок, — сказала Вершина, — да загляните заодно в кухню, как там пирог.
Марта послушно вышла. Она поняла, что Вершина хочет поговорить с Передоновым, и была рада, ленивая, что не к спеху.
— А ты иди подальше, — сказала Вершина Владе, — нечего тут болтаться.
Владя побежал, и слышно было, как песок шуршит под его ногами. Вершина осторожно и быстро, как-то боком, посмотрела на Передонова сквозь непрерывно испускаемый ею дым. Передонов сидел молча, глядел прямо перед собою затемненным взором, и жевал карамельку. Ему было приятно, что ушли, — а то, пожалуй, опять бы засмеялись. Хоть он и узнал, что смеялись не над ним, но в нем осталась досада, — так после прикосновения жгучей крапивы долго остается и вырастает боль, хотя уже крапива и далече.
— Что вы не женитесь, Ардальон Борисыч? — вдруг часто и быстро заговорила Вершина, — чего еще ждете? Варвара ваша вам не пара, извините, прямо скажу.
Передонов провел рукой по слегка растрепанным, каштанового цвета волосам, и с угрюмою важностью молвил:
— Здесь для меня и нет пары.
— Не скажите, — возразила Вершина, и криво улыбнулась. — Здесь есть много лучше ее, и за вас всякая пойдет.
Она стряхнула пепел с папиросы решительным движением, словно ставя на чем-то утвердительный знак.
— Всякой мне не надо, — ответил Передонов.
— Не о всякой и речь, — быстро говорила Вершина. — Да вам ведь не за приданым гнаться, — была бы девушка хорошая. Вы сами получаете достаточно, слава Богу.
— Нет, — возразил Передонов, — мне выгоднее на Варваре жениться. Ей княгиня протекцию обещала. Она даст мне хорошее место, — говорил Передонов с угрюмым одушевлением.
Вершина слегка улыбалась; все ее морщинистое и темное, словно прокопчённое табаком, личико выражало снисходительную недоверчивость. Она спросила:
— Да вам она говорила это, княгиня-то?
С ударением на слове вам.
— Не мне, а Варваре, — признался Передонов, — это все равно.
— Уж слишком вы полагаетесь на слова вашей сестрицы, — злорадно говорила Вершина. — Ну, а скажите, она много старше вас? Лет на пятнадцать? Или больше? Ведь ей под пятьдесят?
— Ну, где там, — досадно сказал Передонов, — тридцати еще нет.
Вершина недоверчиво засмеялась.
— Скажите, пожалуйста! — с нескрываемой насмешкою в голосе сказала она. — А на вид она гораздо старше вас. Конечно, это не мое дело, а только со стороны жалко, что такой хороший человек должен жить не так, как бы он заслуживал по своей красоте и душевным качествам.
Передонов самодовольно оглядывал себя. Но улыбки не было на его румяном лице, и казалось, что он обижен тем, что не все его понимают, как Вершина.
— Вы и без протекции далеко пойдете, — продолжала Вершина. — Неужто начальство не оценит? Что ж вам за Варвару держаться? Да и не из Рутиловых же барышень вам жену брать: они легкомысленные, а вам надо жену степенную. Вот бы взяли мою Марту.
Передонов поглядел на часы.
— Пора домой, — сказал он, и встал прощаться.
Вершина была уверена, что Передонов уходит потому, что она задела его за живое, и что он только из нерешительности не хочет теперь говорить о Марте.
IIВарвара Дмитриевна Молошина, сожительница Передонова, ждала его, грязно одетая, но тщательно набеленная и нарумяненная.
Пеклись пирожки с вареньем: Передонов их любил. Варвара бегала по кухне вперевалку, на высоких каблуках, и торопилась все приготовить к его приходу. Варвара боялась, что служанка — робкая, толстая девица Наталья — украдет пирожок, а то и больше. Потому Варвара не выходила из кухни, и, по обыкновению, бранила служанку. На ее морщинистом лице, хранившем следы былой красивости, неизменно лежало брезгливо-жадное выражение.
Как всегда при возвращении домой, Передонова охватили неудовольствие и тоска. Он вошел в столовую шумно, швырнул шляпу на подоконник, сел к столу, и крикнул:
— Варя, подавай!
Варвара носила кушанья из кухни, проворно ковыляя в узких из щегольства башмаках, и прислуживала Передонову сама. Когда она принесла кофе, Передонов наклонился к дымящемуся стакану, и понюхал. Варвара встревожилась.
— Что ты, Ардальон Борисыч? пахнет чем-нибудь кофе?
Передонов угрюмо взглянул на нее, и сказал сердито:
— Нюхаю, не подсыпано ли яду.
— Да что ты, Ардальон Борисыч, — испуганно сказала Варвара, — Господь с тобой, с чего ты это выдумал!
— Омегу набуровила! — ворчал он.
— Что мне за корысть травить тебя, — убеждала Варвара, — полно тебе Петрушку валять.
Передонов долго еще нюхал, наконец, успокоился, и сказал:
— Уж если яд, так тяжелый запах непременно услышишь, — только поближе нюхнуть, в самый пар.
Он помолчал немного, и вдруг вымолвил злобно и насмешливо: