Мелкий бес - Федор Сологуб

Варвара встретила Грушину радостно: было до нее дело. Грушина и Варвара сейчас же принялись говорить о прислуге, и зашептались. Любопытный Володин подсел к ним, и слушал. Передонов угрюмо сидел за столом, и мял руками конец скатерти.

Варвара жаловалась Грушиной на свою Наталью. Грушина указала ей новую прислугу, Клавдию, и расхваливала ее. Решила ехать за нею сейчас же, на Самородину-речку, где она жила пока у акцизного, на днях получившего перевод в другой город. Варвару остановило только имя.

— Клавдия? А ейкать-то ее как же я стану? — с недоумением спросила она, — Клашка, что ли?

— А вы ее зовите Клавдюшкой, — посоветовала Грушина.

Варваре это понравилось, и она повторяла:

— Клавдюшка, дюшка!

И смеялась скрипучим смехом.

Дюшками в нашем городе звали свиней. Володин захрюкал. Все захохотали.

— Дюшка, дюшенька! — лепетал меж приступами смеха Володин, корча глупое лицо и выпячивая губы. И он хрюкал и дурачился до тех пор, пока ему не сказали, что он надоел. Тогда он отошел с обиженным лицом, сел рядом с Передоновым, и, по-бараньи склонив свой крутой лоб, уставился на испачканную пятнами скатерть.

Заодно Варвара решила купить и материю для подвенечного платья. Она всегда ходила по магазинам вместе с Грушиной: та помогала ей сделать выбор и сторговаться.

Крадучись от Передонова, Варвара напихала в глубокие карманы Грушиной для ее детей разные кушанья, сладких пирожков, гостинцев. Грушина догадалась, что ее услуги сегодня на что-то очень понадобятся Варваре.

Узкие башмаки и высокие каблуки не давали Варваре много ходить. Она скоро уставала. Поэтому она чаще ездила на извозчиках, хотя больших расстояний в нашем городе не было. В последнее время она зачастила к Грушиной. Извозчики уже заприметили это: их и всех-то было десятка два. Сажая Варвару, уж и не спрашивали, куда везти.

Уселись на дрожки, и поехали к господам, у которых жила Клавдия, осведомляться о ней. На улицах было почти везде грязно, хотя дождь прошел еще вчера вечером. Дрожки только изредка продребезжат по какой-нибудь каменной настилке, и опять вязнут в липкой грязи на немощёных улицах. Зато Варварин голос дребезжал непрерывно, часто сопровождаемый сочувственной болтовней Грушиной.

— Мой-то гусь опять был у Марфушки, — сказала Варвара.

Грушина отвечала с сочувственной злостью:

— Это они его ловят. Еще бы, жених-то хоть куда, особенно ей-то, Марфушке. Ей такого и во сне не снилось.

— Уж не знаю, право, как и быть, — жаловалась Варвара, — ершистый такой стал, что просто страх. Поверите ли, голова кругом идет. Женится, а я на улицу ступай.

— Что вы, голубушка Варвара Дмитриевна, не думайте этого, — утешала Грушина. — Никогда он ни на ком, кроме вас, не женится: он к вам привык.

— Уйдет иногда к ночи, а я заснуть не могу, — говорила Варвара. — Кто его знает, может быть, венчается где-нибудь. Иногда всю ночь промаешься. Все на него зарятся, — и Рутиловские три кобылы, — ведь они всем на шею вешаются, — и Женька толсторожая.

И долго жаловалась Варвара, — и по всему ее разговору Грушина видела, что у нее что-то есть, какая-то просьба, и заранее радовалась заработку.

Клавдия понравилась. Жена акцизного ее хвалила. Ее наняли, и велели приходить сегодня же вечером, так как акцизный уезжал сегодня.

Наконец приехали к Грушиной. Грушина жила в собственном домике, довольно неряшливо, с тремя малыми своими ребятишками, отрепанными, грязными, глупыми и злыми, как ошпаренные собачонки. Откровенный разговор только теперь начался.

— Мой-то дурак Ардальошка, — заговорила Варвара, — требует, чтобы я опять княгине написала. А чего я ей попусту писать стану, — она и не ответит, или ответит неладное. Знакомство-то не больно великое.

Княгиня Волчанская, у которой Варвара когда-то была домашнею портнихою для простых работ, могла бы оказать Передонову покровительство: ее дочь была замужем за тайным советником Щепкиным, важною в учебном ведомстве особою. Она уже писала Варваре, в ответ на ее просьбы, в прошлом году, что не станет просить за Варварина жениха, а за мужа — другое дело. Передонова то письмо не удовлетворило: там дана только неясная надежда, а не сказано прямо, что княгиня непременно выхлопочет Варварину мужу инспекторское место. Чтобы разъяснить это недоумение, ездили нынче в Петербург, Варвара сходила к княгине, потом повела к ней и Передонова, но нарочно оттянула это посещение, так что уже не застали княгиню: Варвара поняла, что княгиня, в лучшем случае, ограничится только советом повенчаться, и несколькими неопределенными обещаниями при случае попросить, — обещаниями, которые были бы совсем недостаточны для Передонова. И Варвара решила не показывать княгиню Передонову.

— Уж я на вас, как на каменную гору, надеюсь, — сказала Варвара, — помогите мне, голубушка Марья Осиповна.

— Как же я могу, душечка Варвара Дмитриевна? — спросила Грушина. — Уж вы знаете, я для вас все готова сделать, что только можно. Поворожить не хотите ли?

— Ну, что ваша ворожба, знаю я, — сказала со смехом Варвара, — нет, вы мне иначе должны помочь.

— Как же? — с тревожно радостным ожиданием спросила Грушина.

— Очень просто, — сказала, ухмыляясь, Варвара, — вы напишите письмо, будто бы от княгини, под ее руку, а я покажу его Ардальону Борисычу.

— Ой, голубушка, что вы, как можно, — заговорила Грушина, притворяясь испуганной, — как узнают всё это дело, что мне тогда будет?

Варвара, нисколько не смущаясь ее ответом, вытащила из кармана измятое письмо, и сказала:

— Вот я и письмо княгинино взяла вам для образца.

Г рушина долго колебалась. Варвара ясно видела, что Грушина согласится, но что ей хочется получить за это побольше. А Варваре хотелось поменьше. И она осторожно увеличивала [свои] посулы, — наобещала разных мелких подарков, шелковое старое платье, — и наконец Грушина увидела, что уж больше Варвара ни за что не даст. Жалобные слова так и сыпались с Варварина языка. Грушина сделала вид, что соглашается только из жалости, и взяла письмо.

На другой день, после обеда, пока Передонов спал, Варвара отправилась к Преполовенским. Крапивы, большой мешок, послала она раньше, со своею новою служанкою Клавдией. Страшно было, но все же Варвара пошла.

[В гостиной у Преполовенских сидели вкруг преддиванного овального стола Варвара, хозяйка и ее сестра Геня, высокая, полная, краснощекая девица с медленными движениями и обманчиво-невинными глазами.

— Вот, — говорила Преполовенская, — видите, какая она у нас толстуха краснощекая, а все потому, что ее матушка крапивой стегала. Да и я стегаю.

Геня ярко покраснела и засмеялась.

— Да, — сказала она ленивым, низким голосом, — как я начну худеть, сейчас меня жаленицей отпотчуют, я и раздобрею опять.

— Да ведь вам больно? — с опасливым удивлением спросила Варвара.

— Что ж такое, больно да здорово, — отвечала Геня, — у нас уж такая примета, — и сестрицу стегали, когда она была в девицах.

— А не страшно разве? — спрашивала Варвара.

— Что ж делать, — спокойно отвечала Геня, — меня не спрашивают, — высекут, да и вся недолга. Не своя воля.

Софья внушительно и неторопливо сказала:

— Чего бояться, вовсе не так уж и больно, — ведь я по себе знаю.

— Ну, ладно, — сказала Варвара, ухмыляясь, — валяйте. Посмотрим, что будет. А никто не увидит?

— Да некому, вся прислуга отправлена, — сказала Софья.

Варвару повели в спальню. На пороге она было начала колебаться, но Геня втолкнула ее, — сильная была девица, — и заперла дверь.

Занавесы были опущены, в спальне — полутемно. Ниоткуда не слышалось ни звука. На двух стульях лежало несколько пучков крапивы, обернутых по стеблям платками, чтобы держать не обжигаться. Варваре стало страшно.

— Нет уж, — нерешительно начала она, — у меня что-то голова болит, лучше завтра… Но Преполовенская прикрикнула:

— Ну, раздевайтесь живее, нечего привередничать.

Варвара мешкала, и начала пятиться к дверям. Сестрицы бросились на нее, и раздели насильно. Не успела она опомниться, как уже лежала в одной рубашке на постели. Геня захватила обе ее руки своею сильною рукою, а другою рукою взяла от сестры пучок крапивы, и принялась стегать им Варвару. Преполовенская крепко держала Варварины ноги.

— Да вы не ёрзайте, — повторяла она, — экая ёрза какая!

Варвара крепилась недолго, — завизжала от боли. Геня секла ее долго и сильно, переменила несколько пучков. Чтобы Варварин визг не был далеко слышен, она локтем прижала ее голову к подушкам.

Наконец Варвару отпустили. Она поднялась, рыдая от боли. Сестры стали утешать ее. Преполовенская сказала:

— Ну, чего ревете. Экая важность, — пощиплет и перестанет. Это еще мало, — надо повторить будет через несколько дней.