Месть со вкусом мяты (СИ) - Руслёна

================================

пра-укки*- укки — прадедушка, дедушка

*мурмур — бабушка, мура — бабуля

*покой (суббота) — еврейский язык

*мансиккА — клубника

Глава 34

Лордов встретили с любопытством и радостью. Чего там, и детей, и леди Йену любили, графа Петруса уважали — никогда никого не наказывал просто так, и уж так надолго никогда никто не покидал замок. А тут ещё и с игрушками такими красивыми приехали! Дети носились с пандами, Снусмумриком и муми-троллями по всему замку, пока их не выловили родители и не успокоили обещанием ликвидировать все игрушки до единой на целую неделю. Тогда немного установилась тишина. Лониэлла уселась за вышивку, Мэйнард за фехтование — он ещё не весь пар выпустил, и они с Сэмом ушли в сад.

Ена с Петрусом устроились в кабинете графа с чаями-кофеями и булками от Коллинза. Она сидела, вытянув ноги на диване и прислонившись к плечу мужа. После прибытия домой прошло уже часа четыре и очень хотелось просто посидеть спокойно в тишине. Конечно, к детям вызвали гувернёра, Отто Зонненграфта, иначе отдохнуть не дали бы, однозначно. Посидев так, расслабившись, минут десять, оба начали говорить о проблеме, которая не оставляла их с той самой минуты, в Калининграде, как она возникла — о Лониэлле, Вове и татушках обоих.

— Как думаешь… — начал Петрус.

— А что же тогда… — в свою очередь попыталась озвучить свои мысли Ена.

— Говори ты, — тут же уступил граф. Она, улыбнувшись и кивнув, продолжила:

— Я так и не проверила тогда, когда искала браслет в комнате, что же лежало под подушкой у неё. Что-то было, точно, но, увидев татуировку, напрочь забыла проверить потом.

— Если что и было, уже этого там нет. Но можно у Аннарэн спросить, в принципе. Может, когда постель убирала, что-то увидела.

— Да, ты прав, спрошу. А ты что хотел сказать?

— Думаю, в Храм наведаться. Что-то Жрец знал ещё тогда, но промолчал. Мог бы и предупредить, — сказал ворчливо. — Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо. Устала немного. Дай булочку, пожалуйста. Они такие вкусные. Что он туда положил на этот раз?

— Кусочки апельсиновой корки и шоколада.

— Объедение! — она закрыла глаза, откусив кусочек.

— Одно радует, что его здесь нет и не будет, а за дочерью мы уж тут проследим.

— Умгум, — она всё ещё жевала, — придётся ограничить визиты к родным, — она огорчённо оттопырила губы.

— Ну, тебе же никто не запрещает.

— И как мы им объясним? Что мама в одну х… э… в одно лицо, короче, отправилась на карусельках кататься?

Он рассмеялся:

— А ты будешь кататься?

— Нет, конечно, — вздохнула Ена, — но им пока это невдомёк. Раз поехала, значит, развлекаться.

Топот по коридору обозначил, что всё, свободная минутка закончилась. Дверь распахнулась и Элька с криком кинулась к ним:

— Мааама! Посмотри, что он сделал!

В руках была “мальчиковая” панда, но без шариков-помпончиков на груди. Мама Йена подняла брови, но улыбка таилась в глазах и губы подрагивали, готовые вот-вот рассмеяться.

— Ну, и зачем ты их оторвал? — поинтересовалась у Мэйки, топтавшемуся недовольно позади сестры.

— Не оторвал, отрезал. Лонькиной кукле можно пришить куда-нибудь. Он мальчик, мама! Ты сказала, что он — кодав*. Хоть и по-другому выглядит. А что это за кодав с такими висюльками.

— Ладно, ладно, я поняла тебя. Твой “панд” так выглядит намного мужественные, — согласилась мама и обняла возмущённую Лониэллу. — не сердись на брата, он же своему оторвал… отрезал помпончики, у твоей красавицы они остались. Кстати, как ты её назвала?

Лониэлька покраснела и шёпотом выдала:

— Люсьена.

Ена прослезилась, чуть не ляпнув от избытка чувств свою любимую фразу — “убить и закопать”, уже слегка подзабытую. Но просто поцеловала и дети умчались, успокоенные оба и счастливые.

Петрус тоже её поцеловал:

— Я бы уже наорал на обоих. Как ты умеешь обойти все углы, не понимаю. В общем, я сейчас в Храм отправляюсь. А детей посади хоть за занятия, что ли, какие-нибудь. А то магистры сейчас по одному заявятся, а у них и в тетрадях, и в головах пусто.

— Да, сегодня их будет трое, — кивнула Ена. — Думаешь, Жрец что-то ответит? Они любят туману подпускать под все свои изречения.

Петрус тут же вытащил свою книжечку и старательно записал: “подпускать туману — что это?”

— Ладно, — вздохнул, — надо отправляться.

В Гренслоу отправился в карете. Экипаж покачивался, Кусскит покрикивал иной раз на пару лошадей, что везла их, а он, поглядывая в окно, размышлял обо всём сразу: надо придумать по дороге вопросы, которые его больше всего интересуют. По поводу Вовы — раз, и по поводу дочери — два. Точно ли они пара или можно уже подыскивать жениха через годик-другой среди достойных драконов. Всё-таки, Вова, как будущий муж для Лониэллы — так себе кандидатура. Потом вдруг подумал о короле. Интересно, летает он или разок взлетел и на этом всё? Куда делся бывший Жрец? Вова сказал, что его проглотил сам Великий и Золотой Дракон. Так ли это? Тут же вспомнил про печально известного “легендарного” дракона, виновника всех их бед. Так и не сказано в легенде, куда он подевался. Тоже вопрос, как сказала бы Йена, на засыпку. Ведь в цепях держали, как говорят… Не заметил за думами, как под колёсами загремела каменная мостовая. Вскоре показался и Храм.

Взбежав по ступеням, остановился у входа. Жрец не встретил. Не ждал? Или ждёт, но внутри? Может, ответы на поверхности и спрашивать не о чем? Нда… Плюнуть и уехать обратно? Нет, раз приехал, надо зайти. Тряхнув головой, вошёл.

Всё, как и в прошлый, последний раз — четыре дракона по углам Храма, трое у чаши. Один служитель подправляет огонь в факелах. И трое посетителей. А Главного Жреца и нет. Он подошёл к чаше. Можно опустить со своей просьбой записку или предмет какой-то в воду. Его утянет на дно и через минуту ответ всплывёт на поверхность. Поэтому и говорят у них: “Ничто нельзя утаить под водой — всё всплывёт когда-нибудь”. Пошарив в карманах, чтобы что-то кинуть в знак вопроса, почувствовал прикосновение к рукаву и обернулся — кому понадобился в такой ответственный для него момент?

Это был один из служащих при Храме. Он поклонился графу и сказал тихо, чтобы услышал только он:

— Вас ожидает Жрец Лот’Cонак Алуун в селлии цветущей тунбердии.

Граф про себя хмыкнул — ага, цветущей… раз в году. Уже цвела не так давно. Он прошёл за служкой в означенную комнату и был очень удивлён, увидев тунбердию всю усыпанную цветами. И не смог скрыть своего удивлённого восхищения.

— Удивлены? — с довольной улыбкой спросил его Жрец. — Проходите, лорд Льёнанес, присаживайтесь. Что привело вас на этот раз?

— Ну… раз провели к вам, думаю, вы знаете, что именно привело меня в Храм.

— Вы о стольком думали дорогой, что я затрудняюсь определить, с чем именно вы пришли, — опустив хитро блеснувшие глаза, ответил сонак Алуун.

Граф сел на скамью под ветки ползучих, цветущих кустов и откинулся на спинку скамьи. Здесь всё каменное… как они не замерзают? Впрочем… о чём он.

— Итак, вопрос у меня один, связанный всё с тем же молодым человеком, Вовой, Красавчиком, Кхекком, Красавином Владимиром. Это, к сожалению, всё, что я о нём знаю. Мы посетили родственников моей супруги, которые продолжают жить и работать в прежнем… мире, на день рождения детей, и там дочь неожиданно встретилась с ним, этим самым Вовой, в парке. И этот молодой человек подарил ей на день рождения браслет, сделанный им самим из чешуи, неизвестным путём оказавшейся в его карманах.

— Неизвестным путём для вас, лорд, но ничего нет неизвестного для Золотого Дракона, с которым ему посчастливилось встретиться там, на Пике Дракона. И, если вы всё ещё сомневаетесь в Его воле, то могу вам сказать только одно — либо вы следуете Его воле, либо у вам предстоит столкнуться с кучей неприятностей.

— Но она впиталась в кожу дочери! И теперь на этом месте переливающаяся татуировка!