Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет - Дэвид Гриффитс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прямота, с которой Дейна озвучил свои подозрения, вызвала серьезные дебаты в Конгрессе, где как раз перед прибытием Дейны в Петербург произошли значительные события, способствовавшие провалу миссии Дейны. Несмотря на оппозицию семейства Ли и делегации от Массачусетса, было решено придать американской дипломатии более организованную структуру и создать Департамент иностранных дел вместо комитета Конгресса, управляемого группировкой Ли и Адамсов через Джеймса Лавелла, самого активного члена группировки. На выборах министра Артур Ли, предложенный на должность Самюэлем Адамсом[326], обошел в первом круге Ливингстона, кандидата от более прогалликанских сил. В этот момент вмешался французский посланник[327] и объявил, что король сочтет невозможным работать с Ли. В третьем круге секретарем был объявлен Ливингстон{879}. Этот выбор означал курс на сдерживание «народной дипломатии». Проигравший кандидат предупреждал находившегося в далеком Петербурге Дейна: «Теперешний министр иностранных дел (P.P. Ливингстон) — решительный сторонник доктора Франклина и противник господина Адамса. Как и ряд других попугаев здесь, он твердит зазубренные похвалы вышеупомянутому, а другого берется поучать. Про все, что вы от него увидите или получите, можете считать, что оно продиктовано французским посланником»{880}. Значит, Франклину, Ливингстону и французам доверять нельзя.
Первые письма, которые Ливингстон получил от своего посланника в Петербурге, полные брани в адрес Верака, убедили его в необходимости обуздать посланника. Как выразился неподражаемый Ли: «Независимый дух, отличавший Ваши действия, когда Вы только прибыли в Санкт-Петербург, кое-кому не понравился. По этому поводу я могу заметить только одно — что если иностранный посланник будет пытаться свернуть с проторенной дороги, то делать это он должен на свой риск».{881} Ливингстон не был намерен позволить Дейне свернуть с намеченной для него дороги и, чтобы удержать его на ней, создал несколько заграждений. Через французского посланника в Америке он попросил Верака направлять Дейну во всех его делах; он рекомендовал понизить Дейну в ранге, переведя его из полномочного министра в министры-резиденты; кроме этого, Ливингстон приказал Дейне не делать никаких дипломатических предложений без «абсолютной уверенности» в том, что они будут приемлемы{882}. Для Дейны секретарь приберег письмо с суровым выговором, письмо, которое Конгресс смягчил, но которое Ливингстон послал в первоначальном варианте.
В то время как Ливингстон надеялся обуздать Дейну, находившийся в Гааге Адамс его подгонял. Как только в Версале был подписан предварительный мирный договор, Адамс посоветовал Дейне не обращать внимания на советы Верака и Ливингстона:
Можете больше не колебаться и сообщить о своем поручении. Независимо от того, что советует маркиз де Верак, я думаю, Вам следует пойти к [русскому] министру. Данные Вам инструкции — это цепи, прочные цепи. Должны ли Вы их разорвать или нет, как это были вынуждены сделать мы, решать только Вам. В Версале находится Вулкан [Верженн], который постоянно занят тем, что кует цепи для американских посланников. Мой Вам совет: немедленно сообщите о своей миссии посланнику императора и посланникам всех других дворов, которые вошли в Лигу вооруженного нейтралитета{883}.
Дейна послушался Адамса, а не Ливингстона.
Каким-то образом Дейна сумел познакомиться с финном Максимом Максимовичем Алопеусом, бывшим секретарем Панина.
Через Алопеуса Дейна установил связи с членом Коллегии иностранных дел Петром Васильевичем Бакуниным[328], еще одним бывшим секретарем Панина. После обмена письмами и нескольких личных встреч Дейна получил заверение: «Вы можете поставить в известность о своей миссии вице-канцлера [графа Остермана] в любое время. Возможно, Вы не получите ответа немедленно, но Вам не надо волноваться на этот счет, так как отсрочка не будет вызвана чем-то связанным с Соединенными Штатами или с Вами лично; и Ваша миссия и Вы лично очень любезны Ее Императорскому Величеству»{884}. Извещенный об этих переговорах, Верак навестил Дейну, но американец уже потерял интерес к советам француза. Верак 24 февраля 1783 года получил следующую лаконичную записку: «Осмелюсь сообщить Вам, что я проинформировал о моей миссии Его Превосходительство вице-канцлера графа Остермана»{885}. Более подробное послание было направлено Адамсу в Гаагу: «Я сегодня известил о своей миссии вице-канцлера графа Остермана, без совета моего корреспондента; но у меня были непосредственные заверения в том, что путь открыт. Странно, если бы кто-то мог подумать иначе»{886}.
Посол Великобритании, наблюдавший за деятельностью Дейны с возрастающей тревогой, доложил своему начальству, что американец «имел несколько частных встреч в торговой фирме под названием “Стральборн и Вольфф” [банкирская контора Дейны] с господином Бакуниным, где он предложил установить торговую связь между Россией и Америкой, и либо из-за явных выгод, которые Дейна предложил империи вообще, или из-за того, что заинтересовал самого этого господина в своем деле, господин Бакунин сделался его рьяным сторонником, и, как я понимаю, заверил господина Дейну в том, что тот будет тотчас публично признан посланником и его предложения о торговом договоре будут немедленно приняты к сведению»{887}.
Бакунин вполне мог являться тем самым «Б», которому, согласно документам Дейны, были даны «50 фунтов за передачу официальных документов»{888}. В качестве члена Коллегии иностранных дел он получал выгоду от заключения торгового договора, так как по традиции каждый из подписавших какой-то договор получал в дар 6 тысяч рублей. У Харриса имелось объяснение, почему в этом деле участвовал и Алопеус: «Все это было откровенной интригой, в которой господин Бакунин играл некую роль, но основным вдохновителем являлся Алопеус, один из главных секретарей вице-канцлера, подкупленный вначале Пруссией, а затем Францией и который вдобавок получает деньги от Дейны, а теперь хочет, чтобы его отправили отсюда посланником в молодую республику»{889}. Хотя у Дейны не было средств, чтобы кого-то подкупить, он обсудил с Адамсом свое намерение привести к присяге на верность одного проживающего в Петербурге нероссийского подданного, который бы затем действовал как министр-резидент{890}.[329] Этим человеком вполне мог быть Алопеус.
Перечисление пунктов обширных переговоров Дейны с графом Остерманом мало добавит к тому, что мы уже знаем об официальных дипломатических отношениях между Россией и Америкой. Достаточно сказать, что Дейна придерживался своих легалистских доводов в пользу признания Америки, а вице-канцлер ставил на его пути всевозможные препятствия. К Дейне будут относиться так, как к гостю из дружественной страны, как и ко всем американцам. Но признание, как было заявлено Дейне, может быть только после окончательного заключения мира{891}. По прошествии нескольких месяцев бесплодных мелочных споров Дейна в конце концов принял неизбежное и объявил о своем намерении подождать исхода окончательных переговоров в Париже.
После двух лет дипломатических неудач в Петербурге Дейна получил последний удар от собственного правительства. Предлогом послужил тот факт, что участники подписания торгового договора получают денежное вознаграждение. Ливингстон за это ухватился и поднял в Конгрессе вопрос об отзыве Дейны. Лучше, как он заявил, прервать переговоры, чем опуститься до раздачи взяток{892}. Старались защитить положение Дейны в Петербурге представители из тех штатов, которые были сильно заинтересованы в международной торговле и мореплавании и которых привлекали российское железо и пенька. Их последовательно поддерживали жители Южной Каролины, которые видели в России неосвоенный рынок для поставки риса{893}. Ливингстон с помощью Джеймса Мэдисона[330] и Александра Гамильтона добился от Конгресса резолюций, которые запрещали Дейне платить за договор и подписывать договор (хотя он мог вести о нем переговоры) и даже начинать новые переговоры. Эти резолюции достигли российской столицы в июле 1783 года, когда Дейна ждал подписания окончательного мира.
Дейна оскорбился этими новыми приказами, так как до этого он твердо намеревался получить аудиенцию при дворе и даже купил для этого карету. Он провел уже два года при иностранном дворе и ничего не добился. Британский посланник злорадствовал: «Господин Дейна после многочисленных неудачных попыток добиться признания здесь в официальном статусе собирается теперь отбыть в Бостон, и, вероятно, только через много лет кто-то из американцев согласится стать посланником при этом дворе»{894}. На прощание Дейна намекнул, что Соединенные Штаты отомстят за то, как с ним тут обращались, тем, что станут выращивать свою коноплю и вытеснят российскую пеньку с рынка{895}.