Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет - Дэвид Гриффитс

Дошедшие до наших дней документы показывают, что по крайней мере один российский купец занимался торговлей между Россией и Америкой. Арвид Витфот, швед по рождению, служивший русским консулом в Бордо, встретился с неизвестным американским «консулом», который убедил его в выгодности поставок российских товаров для флота на российских грузовых судах через Бордо{851}.[314] Как частное лицо Витфот зафрахтовал два судна, «Мари Элизабет» и «Конкорд», и занялся вывозом российских товаров в Америку, делом, которое оказалось очень доходным. Он призывал российских купцов следовать его примеру и обратился к ним с предложением посылать ему железо, пеньку, парусину, доски, жир и солонину для последующего экспорта в Америку при его посредничестве{852}. Не желая вызвать политические осложнения, Коммерц-коллегия решила не принимать никаких решений относительно установления торговых отношений между Россией и Соединенными Штатами и передала дело в Коллегию иностранных дел{853}. Хотя нам не известно, что предприняла Коллегия иностранных дел, управлял которой Никита Панин, у нас есть косвенные данные о том, что представленные аргументы либо убедили Панина, либо совпали с его мнением. Когда летом 1779 года императрица, обеспокоенная возможными последствиями вступления в войну Испании, для анализа ситуации созвала специальное заседание Секретной экспедиции Коллегии иностранных дел, ее рекомендации отразили мнение Витфота. Комиссия пришла к заключению, что «потеря Англиею колоний ея на твердой земле не только не вредна, но паче и полезна еще быть может для России в части торговых ея интересов, поколику со временем из Америки новая безпосредственная отрасль коммерции с Россиею открыться и завестися может для получения из первых рук взаимных нужд»{854}. Были и другие согласные с Витфотом и Паниным. В 1783 году, когда была подтверждена независимость Америки, два российских подданных издали книги, и каждый рекомендовал России начать торговлю с Америкой. Одна книга, написанная Дмитрием Михайловичем Лодыгиным (работа компиляционного характера в 60 страниц, последние из которых отведены призывам установить прямые отношения с Соединенными Штатами) называлась «Известие в Америке о селениях аглицких, в том числе ныне под названием Соединенных Провинций: выбрано перечнем из новейших о том пространных сочинителей» (Санкт-Петербург, 1783). Намного больше подробностей содержит книга немецкого пастора, служившего ректором церковной школы в Риге, Карла Филиппа Михаеля Снелля[315] «Von den Handlungsvortheilen, welche aus er Unabhängigkeit der Vereinigten Staaten von Nord-Amerika fur das Russische Reich entspringen: Ein Versuch» [Опыт о торговых выгодах, которые возникают из независимости Соединенных Штатов Америки для Российской империи] (Рига, 1783). Книга, переведенная на русский язык в 1786 году, содержит следующее допущение: «Если только посмотреть, какое изобилие у американцев мачт, строевого леса, пеньки, льна, дегтя, смолы и железа, то легко прийти к мысли, что они продажей этих товаров обрушат российскую торговлю, если к тому же учесть обширность их провинций и усердие, которое они теперь, когда получили свободу, применят для улучшения своей торговли». Снелль заключает, однако, что в далекой перспективе прямая торговля будет взаимовыгодной{855}.

Не все русские были согласны с Витфотом, Паниным, Лодыгиным и Снеллем — да и из перечисленных двое не были русскими по происхождению, а Панин двенадцать лет провел в Дании и Швеции. Некоторые опасались, что Россия и Соединенные Штаты, страны, имеющие огромные территории и примерно одинаковый климат, будут соперничать на международном рынке товаров для флота, железа и табака. Еще в 1732 году Томас Корам, представитель колонии Джорджия, предложил поощрять выращивание в колониях конопли для производства пеньки, чтобы не ввозить ее из России, а пятью годами позже князю Антиоху Дмитриевичу Кантемиру, русскому посланнику в Лондоне[316], начальство поручило придумать, как не пускать на британский рынок американское железо и другие товары, которые прямо конкурируют с российскими{856}. С началом Войны за независимость британское правительство пыталось зародить у Екатерины сомнения в выгодности будущей торговли между Россией и Америкой. В 1777 году Министерство иностранных дел Великобритании издало циркуляр для иностранных дипломатов, находящихся в Лондоне, в котором говорилось, что американские и российские торговые интересы не дополняют друг друга, а конкурируют. Аргумент был таков: если Америка получит независимость, ее товары вытеснят российские с рынка{857}. Трудно было избавиться от этого опасения, несмотря на упорные заверения французских дипломатических представителей в Петербурге в том, что независимость Америки будет на пользу российской торговле, так как Великобритания, потеряв монополию в американских колониях, обратится за корабельными снастями к России{858}. Когда французский поверенный в делах официально извещал русский двор о подписании франко-американского договора, он получил «живейшее ощущение. Будь то ревность к нам [к Франции со стороны России] или предубеждение против Англии, первым побуждением [русского двора] было сожалеть о нем [договоре], вторым — предположить с нашей стороны сокращение экспорта корабельных снастей, находящихся в Америке». Британцы, как он отметил, изо всех сил старались подпитывать эти опасения{859}. Нельзя винить российские власти за сомнения в том, что Соединенные Штаты, став независимыми, не посягнут на рынок российского экспорта. Российские власти мыслили такими понятиями, как ограниченный рынок для экспорта, на котором новый конкурент может что-то получить только за счет других, уже установившихся поставщиков. И когда Витфот подчеркивал выгодность прямой торговли России и Америки, Иоганн Фридрих Бранденбург, русский консул в Кадисе[317], предупреждал о возможной конкуренции со стороны американцев. В сентябре 1781 года он предсказывал, что «если Северная Америка утвердит за собой независимость» и «число жителей в ней умножится, то тогда станут разводить тамо лен и пеньку; они имеют уже у себя строевой лес, смолу, вар, воск и другие товары, которые идут из севера, и в состоянии довольствовать оными все полуденные места за сходнейшую цену и с большей удобностью, нежели то север сделать может». По крайней мере отчасти проблема для России была в географическом положении: «Корабли из Бостона приходят в Кадикс в 20 и 30 дней, а для северных кораблей и судов потребно для сего пути 80 и 90 дней, да сверх того они иногда принуждены бывают зимовать в Норвегии»{860}. Да и не одни только власти и торговые представители за рубежом боялись конкуренции со стороны американцев. Петиция группы русских купцов, поданная ими в Коммерц-коллегию в 1782 году и описывающая вред, проистекающий от независимости Америки для российской торговли пенькой, льном и железом, свидетельствует об общей обеспокоенности русских тем, какими могут быть экономические последствия этой независимости{861}.

Если только что рассмотренные примеры можно отнести к категории просто опасений, то уход американского табака с мирового рынка в результате Войны за независимость заметно способствовал российскому экспорту. Еще в 1714 году Федор Степанович Салтыков, русский коммерческий представитель в Лондоне[318], отметил величину доходов, получаемых Англией от табачных плантаций в Америке, и предложил, чтобы Россия начала выращивать свой табак и прекратила ввозить американский. Он настаивал на том, что табак можно не только потреблять внутри страны, но и продавать за рубеж{862}. Однако только при Екатерине II выращивание табака сделалось значимым предприятием. В 1763 году правительство стало бесплатно раздавать семена американского табака с инструкциями, как его выращивать{863}. Но до самого начала Американской революции Россия ввозила больше, чем вывозила, и большая часть ввозимых товаров происходила из американских колоний.

С началом боевых действий в Америке поставка табака в Европу почти прекратилась, создался значительный торговый вакуум, который Россия и принялась заполнять. Первый раздел Польши и успешное завершение первой турецкой войны открыли России путь в Средиземноморье через Черное море — путь, который был удобен для перевозки украинского табака во Францию. Уже в конце 1776 года Ренбер (Raimber), французский купец, давно заинтересованный в экспорте российского табака во Францию, начал переговоры с иностранными колонистами, которых императрица поселила под Саратовом{864}. Он подал А.Р. Воронцову прошение о разрешении на вывоз табака. Перерыв в поставке американского табака, по утверждению купца, дает идеальную возможность захватить рынок выращенному в России табаку{865}. Императрица приняла предложение и сформулировала новые правила для экспорта табака. Вскоре этот бизнес стал по всем признакам процветающим{866}. Нужно добавить, однако, что не все надежды сбылись. Французский генеральный откупщик жаловался на качество табака и на то, как русские ведут дела{867}. Настоящей замены американскому табаку не появилось, хотя, когда Дейна появился в Петербурге, это еще не было очевидным.