Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Космос порождает странные мысли. С освоенным районом галактики из-за всех этих трасс гиперпространства свыклись. Забыли, что от пустоты отделяет тонкая оболочка корабля. Пустоты и смерти. Неприятной вечности.
Здесь приходилось продвигаться наощупь. Неизведанные регионы потому так и назывались, что для них нет навигационных карт. Попытавшись сделать гиперпространственный переход, рискуешь зажечься сверхновой. Взорвав параллельно ещё одну звезду.
Вот и приходилось, как встарь. Идти короткими перелётами. Посылать разведчиков. Задавать работу навигаторам, которые имели дело с реальным участком звёздного неба. Пространство за бортом корабля. Пространство, по снимкам и изображениям которого составлялся новый участок карты.
И так без конца.
Поэтому здесь особенно ощущался вкус пространства. Холодного, как сама смерть. И вечного, как она же. Небытие. Хотелось бы знать, о чём оно думало и чего ждало? Впрочем, пустота не может ни думать, ни ждать. Он ощущал многомиллиардные расстояния без притяжения и координат, в котором вся флотилия барахтается, как песчинка, брошенная в ночь.
Размеры кораблей и песчинки в этих масштабах были идентичны.
Это не было философским раздумьем. Это вообще не было раздумьем. Это было общим фоном здешней жизни. Ощущением, которое сопровождало всегда. Люди от этого делались сосредоточенней и молчаливей. Он знал, что раньше или позже, но всем им придётся позволить спуститься на одну из пригодных для жизни планет. Самых нестойких отправить обратно в обжитую часть галактики. В отпуск. Сюда подбирали психологически крепких людей. Но у всякой крепости есть предел.
Его крепость была, пожалуй, наибольшей.
Он не испытывал неудобства от пространства. Впрочем, оно ни в коем случае его не влекло. Любое чересчур эмоциональное отношение к данному феномену было чревато нервным срывом. Сейчас или потом. Увлечённость такими расстояниями неестественна для существа из плоти и крови. Всё равно закончится, как эмоциональный надрыв. Поэтому для экспедиции в Неизведанные регионы он затребовал и отобрал людей, которые относились к делу сугубо прагматично. Или же с жестковатым научным интересом. Они исследовали космос не ради какой-то там романтики пространств. Они здесь работали.
Он знал о болезни императора. И прекрасно понимал, что с нею может справиться только лорд Вейдер. Поэтому своё присутствие, как и присутствие любого другого возле этих двоих воспринимал как подталкивание в ответственный момент под руку. Каждый должен быть там, где он наиболее эффективен. Таким образом он находится здесь.
Было бы ложью сказать, что он не испытал облегчения, когда к нему на флагман пришло извещение о том, что с императором всё в порядке. Главное, его деятельность вновь обретала цель и смысл. Но было и ещё кое-что. Он успел привязаться к этим двум людям.
Людям. Новое слово на языке. На вкус — льдинка. Они появились, как враги. Любой внешний вид был врагом для государства чиссов. Но получилось так, что родина его изгнала, а некий человек — принял. За одно и то же. За умение вести бой без правил и чести. Бой, в котором важно только поражение или победа.
Его голова оказалась слишком бесчестной для тех, кто его породил. Она была оценена как очень умная императором государства, которое расширялось и расширялось. Трудно перенести, когда главный талант жизни принимается как порок. В среде, которая тебя породила.
Трудно, но не невозможно. Но невыносимо глупо бесцельно жить в изгнании и готовить себя до конца к растительной жизни.
Он был горд. Очень. Он желал реванша. Но реванша не получил. Когда люди напали на его государство, он подсознательно ждал, что его призовут на помощь. И готовился отказаться. Но его не позвали. Это был один из самых отвратительных ударов за всю его жизнь. Он нашёл удовлетворение в том, что следил за ходом военных сражений. За тем, как его высокоморальных сородичей теснят по всем направлениям и фронтам.
Наблюдал. И невольно восхищался тем человеком, который командовал флотом людей. В том, как велись военные действия, угадывался профессионализм. И весьма своеобразный личный почерк. Этот человек, возможно, не умел так же, как он, разрабатывать план кампании. Загодя. Тщательно. Учитывая каждую мелочь. И при этом продуцируя совершенно неожиданные для врага комбинации.
Впрочем, так, как он — разрабатывать план кампании не умел никто.
Зато этот человек обладал невероятной реакцией. Именно в ходе сражения. Более чем реакцией. Почти предвиденьем. Он умел мгновенно реагировать на малейшее изменение ситуации боя и использовать её.
И ещё у него была чрезвычайно тяжёлая рука. Он бил, не задумываясь, в обнажившееся слабое место. Бил наотмашь, тяжело и безжалостно. Не давал передышки. Пока не добивал. Либо капитуляция, либо смерть. Он не был склонен к проявлению слабости и милосердия.
И он выигрывал. Раз за разом. Нанося удары именно туда, где они приносили наибольший ущерб. Тотчас отводя флот, едва положение становилось критическим. И перебрасывал флот в такое место, где его совершенно не ждали.
От боя к бою он всё больше восхищался этим командиром. Его стиль боя был весьма отличен от его собственного. Порой — диаметрально. Но так же эффективен. И подл.
И эффективен.
После целого ряда поражений начались мирные переговоры. Что ещё оставалось? В них угадывалась уже другая рука. Рука человека, который правил Империей. Он следил и за этим, хотя бы для того, чтобы дать пищу своему уму. Не подозревал, что сам в это время даёт пищу уму — другому. Не подозревал до тех пор, пока на планету, где он жил, с неофициальным и весьма дружественным визитом прибыл главнокомандующий враждебных вооружённых сил.
Официальное предложение от имени императора.
И тогда…
— Адмирал, сэр, — перед ним стоял капитан корабля. — Вот данные разведки. Полковник Тин счёл возможным предположить, что вас это заинтересует.
Его это заинтересовало.
Центр Империи. Шеф разведки
В столице Центра Империи была ночь. Но Йсанне давно перешла на весьма свободный график работы. Это график характеризовался тем, что на сон и еду отводилось то время, которое для этого было. Если же времени не было, то работа шла до того момента, когда человек всё ещё был в состоянии работать. За четыре месяца все прочно вошли в этот ритм. Она считала, что продержаться ещё два. Или больше. Столько, сколько будет нужно. Человек — существо приспосабливаемое. Главное не сбавлять темп. Это как раз расслабит и отбросит.
— Дальняя связь, госпожа Исард.
Она взглянула через плечо на дроида.
— Гранд-адмирал Траун.
— Давай, — сказала она. Мазнула взглядом по гладкому окну. Повернулась в кресле так, чтобы быть лицом к голопередатчику. Вспышка. Мигание. Картинка. Объёмная фигура на картинке.
— Доброй ночи, гранд-адмирал.
— Вам того же, — чисс внимательно смотрел на неё из невообразимой дали. По изображению редкими всполохами проходили помехи. — Его величество и лорд Вейдер вне доступа.
— Да, адмирал. Они выйдут из гиперпространства не раньше, чем завтра в полдень.
— Есть информация.
— Степень важности?
— Считаю, что высокий, — чисс задумался. — Возможно, даже более высокий, чем я считаю.
— Думаю, вам стоит на время покинуть свой флот.
— Я тоже так думаю, — ответил чисс.
— Тогда отправляйтесь. Я скоординирую.
— Хорошо, — ответил гранд-адмирал.
Они обменялись долгими взглядами.
— Конец связи, — сказала Исард.
Она ещё немного посмотрела на пустое место перед собой. Потом встала с кресла. Машинальным движением взяла со стола персональную деку. Щелчком переключила на неё всю информацию с кабинетного компьютера. Проверила комлинк. Вышла из кабинета.
Тёмные коридоры дворца. Мягкие ковры. Растения. Гвардейцы. Панно различных мозаик. Сверхскоростные цилиндры лифтов. Дизайн.
Она попробовала это слово на язык ещё и ещё. Дизайн, дизайн, дизайн. Машинально. Она забыла, когда в последний раз нормально спала. То время, когда она высыпалась, и вовсе стало легендарным. Где-то там. В сопливом детстве. Щенячьем сопливом детстве. О котором вообще не хочется вспоминать.
Желание быть взрослой и сильной. Всю жизнь. Не желание даже. Холодная страсть. Ярость со сжатыми зубами. Досада на пол и на возраст. Женщина не может быть хорошим… чем? Далее следовал список профессий. Такой, где фигурировали профессии, на которых она так или иначе могла остановить свой выбор.
Если ты женщина, тебе придётся быть в десять раз сильнее мужчин. Умней. Хитрей. Жёстче. Просто чтобы занять ту должность, к которой те приходят без лишнего напряга.
Комнатные собачки.
Ругательство это не имело смысла. Многие из её коллег были отнюдь не маменькиными сынками. И карьеру делали не по протекции папаш. Но её достало. И она устала. Тратить массу сил, чтобы всего лишь доказать, что она может претендовать на тот пост и положение, к которым у неё есть врождённые способности.