Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique

— Я не одна, — сказала та холодно и отстранённо.

— Твоё дело, — Борск шагнул к дверям.

— Я могу приказать тебя арестовать.

— Да? — он обернулся.

Молчание продлилось минуту.

— Ты опасен, — сказала Мотма. Ботан с любопытством смотрел на неё. На её лицо. Сейчас каменное, холодное. Будто неживое. — Ты опасен. Ты слишком много…

— Как интересно, — сказал Борск. Самым нейтральным тоном. Раз-два, сказал он себе. Или получится сейчас — или никогда. Потому что во втором случае полетят его лапки и шкурка.

— Что — интересно? — спросила Мотма.

— Просто интересно, — ответил он. — Ты меня выбрала потому, что я могу быть орудием, а не самостоятельным и активным союзником? Хакером, поставщиком идей, интриг и интеллектуальных разработок?

— Я…

— Полагаю, что второе. Иначе пять лет нашего продуктивного союза пойдут под хвост.

Мотма провела рукой по лицу.

— Я устала, — сказала она. — Я очень устала.

Борск вернулся и сел в кресло.

— Давай, — сказал он.

— Что — давай?

— Давай начистоту, подруга. Если ты мне опять будешь лгать, я просто не сумею тебе помочь.

Имя моё — возмездие

Необходимо было вернуться на двадцать пять лет назад. Представить, как было. Как могло быть. А потом вызвать черты королевы на своём собственно лице. Так привычно…

Она стояла перед тончайшим трельяжем: подарком иных времён. В сложенном виде он был фольгой, которую можно было скатать в рулон. В разобранном он включал собственное силовое поле и парил в нём, не требуя опоры. Три плоскости. Три крыла.

Она смотрела в них.

Постаревшая женщина. Нет. Не постаревшая. Погасшая. Она мечтала забыть, потому что не представляла, что делать, если будет помнить. Память требовала действий. Но действия были невозможны. Невозможны? Или она просто так окаменела тогда, что невозможность была в ней самой?

Покинуть Набу. Улететь на другую планету. Используя зачин ранних навыков, получить новое образование. Жить… Археологические книжные экспедиции на Эду — не ваши ли рук дело, уважаемая госпожа Сати? Узнать из развала рукописей, приводимых ею в порядок, о местонахождении древних орденов и школ, и затребовать финансирование этого идущего в русле государственной политики проекта…

Подсознание — страшная штука.

Она вздохнула и вгляделась в себя. В общем… всё обычно. Увядшесть. Средняя степень. Даже меньше средней. Внутреннее окостенение, оказалось, способно сохранить внешнюю оболочку, словно мумию в веках. От чего появляются морщины? От мимики. Плачем, смеёмся, гневаемся, ехидно морщим брови… Каково это — двадцать пять лет проходить с как будто окаменевшим лицом?

Это называется мимическая инъекция. Она усмехнулась самой себе. Та, за которую платят бешенные деньги. Несколько укольчиков — и год нельзя улыбаться. Временный паралич мышц.

Паралич души.

Этот укольчик действовал дольше. Действует и сейчас.

Она рассеяно огляделась. Этот корабль был её собственностью уже десять лет. Не такая роскошь для её положения. Хотя предположить, что госпожа директор библиотеки умеет его профессионально водить… Почти все умеют. Только специалист в её манере различит действия такого же специалиста. Этому её тоже учили.

Она спокойно улыбнулась отражению в зеркальных плоскостях. У неё была мысль найти и реанимировать какие-то вещи давних времён. Косметику, платья… И через минуту она от них отказалась. Не было нужно ничего. Только чистое лицо, зеркало, память. Пристальный взгляд в три плоскости перед ней. То, как она одета, как причёсана, каковы были её недавние привычки — не важно. Это никогда не было важно. Отработанным движением души, сходным с мигом медитативной сосредоточенности. Движением души, которое она не могла произвести чуть меньше двадцати пяти лет. Слишком много боли. Не действовал наркоз.

Но сейчас всё перебила другая боль. И слова, и события выстроились в совершенно иную схему. Как будто встало на место недостающее звено. Вбился эмоциональный клин. Не перестало быть больно. Но боль породила жизнь.

Имя моё возмездие.

Она смотрела в зеркало и видела, как сквозь тусклые черты заурядной женщины проступает на свободу снова та — Падме Амидала Наберрие, королева Набу, сенатор от Набу, жена, политик, гордость, красота, власть.

Имя моё возмездие.

Это было давно.

В прошлой жизни.

Не аллегорией. Реальностью.

То, что было до, и то, что случилось после — два разных пространства. Не то чтобы первое было беспечным. Но оно было живым. Молодость, борьба, вовлечённость в такие события и страсти.

Главный и лучший двойник королевы, а потом и сенатора Амидалы. Секретарь. Доверенное лицо. В какой-то мере — телохранитель. В одно из жарких утр во двор их дома вступил человек. Он пожал руку её отцу. Как оказалось, он списался с её родителями.

— Мне предложили поговорить с вами лично, — сказал он, устроившись напротив неё в плетёном кресле в саду. — Я капитан Панака. Глава охраны губернатора Тида Падме Наберрие. Возможной будущей королевы. Я ищу для неё двойников. По внешности вы подходите для этого почти идеально. По крайней мере, вы наиболее желательная кандидатура.

Вы знаете, что это такое двойник королевы?

Она знала. Но тот пояснил.

— В мирное время они заменяют её на неважных приёмах. Или, напротив, очень важных. Когда двойник говорит церемониальные фразы, а королева имеет возможность непосредственного общения с важными для себя людьми. Если не приведи небо, будет война — двойник берёт на себя всю опасность подмены. В обычное время двойник официально находится среди служанок. Но на самом деле её доступ к внутренним делам королевы гораздо обширней, чем у любой из них. Это хорошие деньги. Возможность бесплатного блестящего образования. Но и труд и опасность.

— Вы так уверены, что ваша губернатор станет королевой? — спросила она немного насмешливо. Непоседливая девчонка перед внушительным темнокожим человеком. Она была тогда вся остренькая, из одних углов, локтей и коленок, очень симпатичная, ехидная, бегучая… Двенадцать лет.

— Я уверен, — кивнул мужчина. — На то есть основания, которые зависят не от моего желания, а от направленности политики Набу в целом.

— Политики или людей от политики?

— Тест на умственные способности вы прошли, моя юная госпожа, — усмехнулся капитан Панака. — А теперь скажите мне, сколько вам времени будет нужно на раздумье.

— Я хочу увидеть губернатора.

— Что ж, — кивнул Панака. — Понятное желание.

Они сдружились с будущей королевой почти мгновенно. Нет. Не сдружились, конечно. Ещё девчонкой Падме была не из тех, кто открыт для общения. Возможно, повлияло воспитание политика, которое ей преподала с детства бабка. Она очень легко сходилась с людьми. Когда хотела. Подстраивалась под них. И никому не показывала себя настоящую. Никому.

Разве только одному человеку. Разве только двум.

О, за долгую службу она понавидалась её лиц. Холодное церемониальное лицо королевы. Режущий голос, властные интонации. Лицо идеалистки демократки, нет, политика от Набу, играющего идеалистку. Потому что Набу была выгодна именно демократия в её развальном варианте. Чем больше неразберихи в центре — тем больше усиливается периферия. Слабость, а то и развал центральной власти означало перераспределение власти на местах. Отсюда и крики: нам не нужна армия. Конечно. Нам не нужна армия центра. У нас теперь есть своя.

Она видела лицо красавицы и отчаянной кокетки, полной жизни и осознания своей красоты. От неё теряла голову вся набуанская элита. А она использовала их, пылкие признания высокопоставленных мужчин, их увлечение — для того, чтобы вытащить из них как можно больше информации для своих целей.

Её бабка, отошедшая от политики, воздействовала на неё только в первые годы. Потом Амидала Наберрие обрела свою собственную хватку. Силу и власть.

Она никогда не видела, наверно, двух вещей. То, каким бывало лицо сенатора и королевы, когда она оставалась в своей комнате наедине с машиной и разбирала в личном почтовом ящике письма, которые каждую неделю, регулярно, приходили к ней с Корусканта. Высшая система защиты — Великий канцлер Палпатин.

Её никогда не допускали и на закрытые совещания. В узком кругу. Королева и канцлер. Но она знала Амидалу так хорошо, что даже по отблеску выражения могла представить. То её лицо, спокойное и жестокое, которое было повёрнуто к верховному канцлеру в его кабинете. Ясные глаза. Всегда ясные глаза.

— Знаешь, Ноб, — перед ней как будто вышла из реальности картинка. Голос, ощущение, запах. Другой запах той земли. Вечер, Корускант, Амидала небрежно и рассеяно стоит перед зеркалом и расчёсывает волосы. — А наш господин альдераанец втюрился в меня. Причём крепко.