Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в. - Ольга Владимировна Богданова

«дворянский пикничок», то за сценой рабочие — монтировщики разыгрывают свой — «пролетарский» «пикник». Рабочие «задника» сцены сбрасываются «вскладчину» на дешевый портвейн «цыганку» и собирают вокруг него всех декораторов и закулисных служащих: бригадира Вадима, Леху, Димона, Андрюну, Ромыча, Серегу — декоратора, Олю — костюмершу и др. «Мы сидим в одной из гримерок за накрытым столом…» Две сюжетные линии развиваются практически одновременно и заведомо параллельно. Жизнь — театр, как показывает Сенчин, охватывает все слои общества: и театралов, и людей, далеких от них, и артистов, и чернорабочих. Театральность (в самом широком смысле) пронизывает и сцену (жизни), и ее закулисье. «Театр <…> опутывает словно сеть…» (с. 141).

Более того, по Сенчину — герою, вся жизнь — не просто театр, сцена, подмостки, а сплошной балаган (вертеп) в духе старорусских ярморок и базаров. Неслучайно в тексте повести Сенчина Торговый центр Минусинска есть центр сосредоточения всей жизни города, где можно не только купить любой товар, но и встретить того, кого ты долго не видел (даже родителей).

Если старые путеводители, которые попадаются на глаза герою, главными доминантами старого Минусинска называют церковь, музей и театр, то теперь центр города — Минуса означен Торговым центром. «Центр старого города — Спасский собор, музей и театр, а центр нового — Торговый комплекс» (с. 141).

Сенчин намеренно соединяет рассказ о театре, в котором работает герой, с расположенным неподалеку от него Торговым центром, попросту «толкучкой». Незаметно для читателя (специально не акцентируя и не педалируя эту тему) писатель напоминает о наступлении времени торгашей, времени купли и продажи всего и вся, о «рыночном времени» 1990 — х. Как в предшествующих размышлениях сознание героя плотно занимал театр, позволяя писателю реализовать мотив «жизнь / театр», так теперь прозаик настраивает реципиента на восприятие образов нового времени — «жизнь / базар», «жизнь / толкучка», «жизнь / торжище».

По существу (почти незаметно) Сенчин исподволь реализует в тексте древнеримскую метафору Ювенала: «Хлеба и зрелищ!» (лат. Panem et circenses) — Торговый центр и Театр суть главные места — пристанища (художественно) ущербных жителей убогого Минус — города. И если позволить себе впрямую сравнить торг с театром Сенчин не может, то другое сопоставление: торг // киносериал — допустимо.

Наблюдательный герой замечает: «Многих продавцов — завсегдатаев знаю в лицо. Они — как персонажи бесконечного сериала, мне известны их характеры, манера вести торговлю, их голоса. Наблюдая за ними, я заодно фантазирую, допридумываю то, чего не могу увидеть. <…> вот они получают с баз, со складов книги, косметику, коробки с бананами и морожеными окорочками, катят их на тележках, тащат в сумках. Десять — двенадцать процентов с продажи — довольно прилично. <…> Особенно ярко я представляю вечера этих людей. Их молчаливый ужин на кухоньке всей семьей. Едят сообща не ради семейного единения, а чтоб поровну распределить пищу…» (с. 149–150). Удовлетворение потребностей организма — главная цель жизни — торжища. По словам приятеля героя Лехи, «чтобы чувствовать себя человеком», необходимо только одно — «живых, нормальных бабок», то есть только денег, других условий счастья и благополучия нет[382].

В мире — рынке, мире — телесериале, как и в мире — театре, важен не только товар, но декорации и костюмы. Герой размышляет: «Кстати, неряшливо выглядеть — только отпугивать покупателя, поэтому надо стараться быть на уровне красочных пачек со стиральным порошком, приближаться к миловидным, ухоженным девушкам на мыльных обертках. Надо, короче, соответствовать товару…» (с. 116). Мерилом человеческих идеалов, поведения, образа становится товар.

Герой Сенчина не делает глобальных выводов, касающихся времени, он не анализирует возникающие в сознании подмены и параллели, он не судия, он «наблюдатель». Но для читателя выстроенные персонажем картины (театральные и торговые) сущностны. Они помогают осознать понимание не Сенчиным — героем, но Сенчиным — писателем законов современного мира.

В предшествовавшей Сенчину русской литературе уверенно проводилась мысль, что «книга — источник знаний», что литература — нравственная опора общества. Однако в художественном мире героев Сенчина даже книга меняет свою роль и утрачивает некогда приписываемые ей функции.

Воспитанный в семье интеллигентов («Правда, в первом поколении», — как иронически уточняет Роман), учившийся по книжкам тому, «Что такое хорошо и что такое плохо», герой вырос подростком, которому «втемяшились в башку следующие афоризмы: „Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь“, „Что припрячешь — потеряешь, что отдашь — вернется вновь!“» Роман вспоминает, что «тысячу раз слышал их от отца и мамы, пытался даже им следовать…» Герой сознается, что он «пытался быть честным, отзывчивым, добрым мальчиком»: «Знакомые семьи приятно поражались мне, радовались за моих родителей и ставили меня в пример своим хулиганистым сыновьям». Однако жизнь продемонстрировала герою, что «книга — ложь» (как «сказка — ложь»), что все написанное в ней — вымысел. О себе сегодняшнем персонаж говорит: «Я… за последние года три не осилил от начала до конца ни одной книги» (с. 87).

Современная литература, в представлении Сенчина — героя, стала иной, чем раньше. Она выстраивает в сознании читателей иные (чем прежде) идеалы. Так, в «общаге», где живет главный герой повествования, среди соседей — приятелей есть молодой человек по имени Паша. Павлик — увлеченный библиофил, страстный читатель. «Интеллигентный молодой человек с томиком Стивена Кинга…» Появляясь в комнате соседей по общежитию, он непременно заводит разговор о прочитанной книге. Примечательно, что во время одного из застолий Паша подробно и страстно пересказывает содержание книги Мишеля Спорте «Адская троица». «Не слыхали? Бестселлер» (с. 125).

Очевидно, что Сенчин, склонный в своих автобиографических (автопсихологических) текстах сохранять имена прототипов (свое, друзей, знакомых, даже бывших жен), в данном случае моделирует «текст в тексте», пишет «роман в романе». Его герой Павлик так подробно излагает содержание французского романа, что не только его сюжетная канва, но и позиция автора — француза оказываются четко прописанными в тексте и прокомментированными Павликом. Сенчин не ограничивается указанием на сюжетный ряд — он его подробно «воспроизводит» со слов Пашки.

«В общем там дело такое, — увлекается Павлик, начинает говорить торопливо и малоразборчиво. — Живут брат и сестра. Жан и Валери. Из средней семьи, родители у них такие… средние служащие. От зарплаты до зарплаты, короче. Жан, ну, хулиган, в общем, потрошит с дружками тачки, Валери, наоборот, начинающая поэтесса, красавица. Записывается в школу эстетики. Но тут отец заболел, ушел с работы, денег нет, Валери приходится стать манекенщицей. Ну и тут она, так сказать, сталкивается с изнанкой красивой жизни. Всякие мерзотные крендели, рестораны, гудеж, извращения. А ей это не