Таинственный остров (перевод Н. Немчиновой и А. Худадовой ) - Жюль Верн

Зимой поселенцы стали работать дома: они чинили одежду, мастерили разные вещи; они сделали паруса для бота, выкроили их из оболочки аэростата, которой, казалось, не будет конца…

В июле начались сильные холода, но у колонистов было тепло — они не жалели топлива. Сайрес Смит устроил второй камин в большом зале; возле него друзья и коротали длинные зимние вечера. Проводили время с пользой: в часы работы вели беседы, в часы досуга — читали.

Колонисты испытывали истинное блаженство, когда сидя после сытного обеда у горящего камелька в зале, ярко освещённом свечами, за чашкой «кофе» из бузины, покуривали трубки с душистым табаком и слушали, как за окнами Гранитного дворца завывает буря. Они были вполне довольны, если только могут испытывать полное довольство люди вдали от близких, не имея даже возможности подать о себе весть! И они всегда говорили о своей родине, о далёких друзьях, о могучей американской республике, о её возрастающем значении, и Сайрес Смит хорошо разбиравшийся во внутреннем положении Соединённых Штатов, многое рассказывал, делился с друзьями выводами, предположениями, и все слушали его с живейшим любопытством.

Однажды Гедеон Спилет спросил:

— Не думаете ли вы, любезный Сайрес, что неизменному промышленному и техническому прогрессу, о котором вы говорите, рано или поздно придёт конец?

— Придёт конец! Чем же, по-вашему, он будет вызван?

— Отсутствием каменного угля, который поистине является ценнейшим из полезных ископаемых!

— Согласен, уголь — ценнейшее из полезных ископаемых, — ответил инженер, — и природа как будто решила доказать это, создав алмаз, ибо он в сущности не что иное, как кристаллический углерод.

— Не хотите ли вы сказать, мистер Сайрес, — вставил Пенкроф, — что алмаз будут сжигать вместо угля в топках паровых котлов?

— Что вы, друг мой! — засмеялся Сайрес Смит.

— Однако я утверждаю, и вы не будете этого отрицать, — продолжал Гедеон Спилет, — что настанет день, когда все залежи каменного угля истощатся.

— Ну, залежи каменного угля ещё так велики, что их не исчерпать и сотне тысяч рабочих, извлекающих из недр земли ежегодно сто миллионов квинталов угля.

— Но потребление угля возрастает, — возразил Гедеон Спилет, — и можно предвидеть, что вскоре углекопов будет не сто тысяч, а двести тысяч и что добыча угля удвоится.

— Без сомнения. Но когда европейские угольные копи истощатся, хотя при помощи новых машин разрабатываются и очень глубокие пласты, промышленность ещё долго будут питать залежи угля в Америке и Австралии.

— Сколько же времени? — спросил журналист.

— По крайней мере двести пятьдесят — триста лет.

— Для нас это утешительно, зато бедным нашим правнукам не поздоровится, — вставил Пенкроф.

— Они изобретут ещё что-нибудь, — заметил Герберт.

— Нужно надеяться, — ответил Гедеон Спилет, — ведь если не будет угля, не будет и машин, а без машин не будет железных дорог, пароходов, фабрик — словом, всего, что порождено современным техническим прогрессом.

— Но что же ещё изобретут? — спросил Пенкроф. — Вы представляете себе это, мистер Сайрес?

— Более или менее представляю, друг мой.

— Какое топливо заменит уголь? Вода, — ответил инженер.

— Вода? — переспросил Пенкроф. — Вода будет гореть в топках пароходов, локомотивов, вода будет нагревать воду?

— Да, но вода, разложенная на составные части, — пояснил Сайрес Смит. — Без сомнения, это будет делаться при помощи электричества, которое в руках человека станет могучей силой, ибо все великие открытия — таков непостижимый закон — следуют друг за другом и как бы дополняют друг друга. Да, я уверен, что наступит день, и вода заменит топливо; водород и кислород, из которых она состоит, будут применяться и раздельно; они окажутся неисчерпаемым и таким мощным источником тепла и света, что углю до них далеко! Наступит день, друзья мои, и в трюмы пароходов, в тендеры паровозов станут грузить не уголь, а баллоны с двумя этими сжатыми газами, и они будут сгорать с огромнейшей тепловой отдачей. Следовательно, бояться нечего. Пока землю населяют люди, она их не лишит своих благ, ни света, ни тепла, она отдаст в их распоряжение растения, минералы и животных. Словом, я уверен, когда каменноугольные залежи иссякнут, человек превратит в топливо воду, люди будут обогреваться водой. Вода — это уголь грядущих веков.

— Хотелось бы мне поглядеть на всё это, — заметил моряк.

— Рано ты появился на свет, Пенкроф, — вставил Наб, до тех пор не проронивший ни слова.

Но на этом замечании Наба беседа оборвалась, — залаял Топ, и лаял он опять как-то странно, что уже не раз заставляло инженера призадуматься. Топ, как бывало и прежде, с лаем вертелся вокруг колодца в конце внутреннего коридора.

— И что это Топ опять так лает? — воскликнул. Пенкроф.

— Да и Юп разворчался, — добавил Герберт.

Орангутанг в самом деле вторил собаке; он явно был чем-то возбуждён, — странное дело, казалось, будто они встревожены, но не рассержены.

— Очевидно, — сказал Гедеон Спилет, — колодец соединён с океаном, и какое-нибудь морское животное время от времени заплывает туда, чтобы подышать.

— Должно быть, ведь другого объяснения не придумаешь, — отозвался моряк. — А ну замолчи, Топ, — добавил он, повернувшись к собаке, — Юп, ступай к себе.

Обезьяна и собака притихли. Юп отправился спать, а Топ остался в зале и весь вечер глухо рычал.

Больше об этом не говорили, но вид у инженера был озабоченный.

Весь конец июля то лил дождь, то шёл снег. Температура не опускалась так низко, как прошлой зимой, морозы не превышали восьми градусов по Фаренгейту (13,33° ниже нуля по Цельсию). Но хотя зима и выдалась не очень холодная, зато свирепствовали бури, дули ветры. Бушующие волны не раз с неистовой силой подступали к Трущобам. Казалось, будто внезапный прибой, вызванный подводными толчками, вздымал чудовищные валы и обрушивал их на стены Гранитного дворца.

Колонисты любовались величественным зрелищем, глядя из окон дома, как волны высотою с гору идут приступом на берег, как они отступают, вскидывая фонтаны брызг, как в бессильной ярости бушует океан, как грозные валы в ослепительно белой пене заливают песчаный берег. Казалось, что гранитный кряж выступает из морской пучины, в брызгах пены, взлетавшей на сто футов ввысь.

Трудно и опасно было ходить по дорогам: когда бушевала буря — ветер подчас валил деревья. И всё же колонисты непременно раз в неделю отправлялись в кораль. К счастью, коралю, защищённому юго-восточными отрогами горы Франклина, бешеные ураганы не принесли особого ущерба, они словно щадили деревья, постройки и частокол. Зато птичник, расположенный на плато Кругозора и, следовательно, открытый восточным ветрам, изрядно пострадал. Дважды сбросило голубятню, повалило ограду. Всё это надо было перестроить, и попрочнее, ибо теперь стало ясно, что остров Линкольна расположен в самой бурной части Тихого океана. Казалось, он является центром притяжения могучих циклонов, которые нередко стегали его, как хлыст стегает по волчку. Только в данном случае волчок был неподвижен, а хлыст вертелся.