Королева в придачу - Симона Вилар

Мэри не совсем было ясно, зачем Людовик рассказывает ей все это. Может, он хочет разбудить в ней ревность к прежней королеве? А может, просто Анна Бретонская и по сей день являлась главной темой его мыслей, и он не мог отделаться от воспоминаний о женщине, которую добивался, по сути, всю жизнь. И когда он был молод, а Анна, ещё совсем ребенок, считалась завиднейшей невестой в Европе, и когда она стала женой короля Карла VIII, и красота её расцвела. Потом Карл неожиданно умер, разбив голову о притолоку в замке Амбуаз, и Анна по договору стала супругой наследника престола, каковым и являлся Людовик из рода Валуа-Орлеанов. В то время Людовик был ещё относительно молод, хорош собой, слыл дамским угодником и удачливым воином, и все же Анна Бретонская не жаждала стать его женой. Он расположил её к себе, устроив роскошные поминки по её покойному супругу, причем все расходы сделал из собственного кармана, дабы не опустошать королевскую казну, и без того находившуюся в бедственном положении. А потом Людовик из беспутного повесы превратился в идеального, преданного супруга, и французский двор стал образцом добронравия и скромности, так как Людовик сам был скромным человеком, а его супруга славилась своей скупостью, даже ханжеством. И теперь новой королеве предстояло создать свой двор по собственному усмотрению.

Странное зрелище представляли собой эти двое новобрачных, мирно беседующих при свете ночника. Людовику даже удалось увлечь Мэри открывшимися перед ней перспективами. А когда королева засыпала, он отчески укрыл её одеялом, поудобнее взбив подушки. Он был ей благодарен и счастлив... что повлекло за собой рано утром третье соитие.

Воистину, молодая королева побуждала престарелого Людовика на неслыханные подвиги. Правда, на рассвете у него вышло не совсем удачно, и все окончилось до того, как он вошел в нее. Мэри была смущена, но её неопытность в плотских делах не дала ей даже толком осознать происшедшее. Ей просто хотелось, чтобы король поменьше прикасался к ней, лучше бы он говорил – рассказчиком он оказался интересным. Людовик же отнесся к своей утренней неудаче даже с юмором, сказав, что подобное бывало с ним только в ранней юности, когда он только знакомился с плотскими утехами. И добавил:

– Не помню, кто сказал, что мы, французы, никогда не рождаемся юными: мы молодеем с годами.

Мэри с некоторым раздражением поглядела на морщинистое лицо это «дитяти». Ей хотелось, чтобы он поскорее оставил её в покое. И когда он ушел, она вновь заснула, уже спокойно. Людовик же, веселый и гордый после совершенных ночью подвигов, вышел к ожидавшим его придворным, и даже обычные в таких случаях сальные шуточки выслушал с удовольствием.

– Поздравьте меня, господа! Эта ночь была удивительна, и с Божьей помощью мне трижды удалось перейти реку. Причем чувствую я себя превосходно.

Однако он пока и слышать не желал о немедленном отъезде в Париж. Ещё дня три– четыре для отдыха... Он осекся, поняв, что слово «отдых» сейчас противоречит всему, что он говорил ранее. Поэтому Людовик отвлек внимание всех, предложив выпить за прекрасную королеву Франции, которая пока отдыхает: брачная ночь утомила её больше, чем его.

Он пил превосходное вино, поглядывая поверх бокала на своего молодого зятя и наследника Франциска. Король остался доволен, заметив на лице последнего, как тот ни старался скрыть, выражение досады и грусти.

Глава 3

Октябрь 1514 г.

В молодости Людовик XII был живым и веселым человеком, любил охоту, пиры, турниры. Правившая в те годы регентша Анна де Боже, его политический противник, когда-то была сильно им увлечена, да и сейчас, когда они оба постарели, не утратила к нему запаса нежности и стала его верным другом, заботясь о нем с чисто материнским вниманием. И она первая, видя, как не на шутку увлечен король юной супругой, не преминула намекнуть, что ему следует не забывать о своем здоровье и возрасте.

– Вам нужно учитывать ваши лета, Луи, и поостеречься. Эта хорошенькая молодка из Англии – как раз то, что может утомить мужчину.

– Но и дать Франции законного наследника, – сухо отрезал король.

Конечно, иметь сына от Марии Английской было его первейшим желанием, но не менее сильно он хотел добиться её симпатии. Будучи человеком неглупым, он совсем не обольщался насчет её чувств к нему, однако рассчитывал, что может дать своей юной супруге многое из того, что если не затронет её чувства, то, по крайней мере, заставит её привязаться к нему, испытывать благодарность от сознания, что у неё столь добрый и заботливый муж. И Людовик лелеял её, баловал, задаривал немыслимо дорогими подарками. Уже на следующий день после брачной ночи он подарил ей шкатулку с бесценными аравийскими благовониями, два потрясающих рубина по два дюйма в диаметре и крохотную собачку с длинной шелковистой шерстью и приплюснутой мордочкой, привезенную из далекого Китая.

Людовик даже умилился, видя, как восхитила и обрадовала Мэри собачка. Даже больше, чем драгоценные каменья, которые она отложила, возясь с песиком.

– Я назову его Курносый, – говорила, смеясь, Мэри. – И закажу для него ошейник с жемчужными подвесками.

Да, Людовику удалось добиться благосклонной улыбки юной супруги. И все же, через три дня, перед тем как двор отбыл из Абвиля, он впервые серьезно обидел её. Людовик заявил Мэри, что теперь, когда она стала французской королевой, ей негоже держать подле себя весь свой английский штат и велел им отправляться домой, в Англию.

Для Мэри это стало ударом. Одним махом прервались её связи с родиной, и она оказывалась среди чужих, малознакомых людей, которые, как она понимала, скорее станут следить за ней, чем проявлять к ней ту теплоту и внимание, какой окружали её люди, к которым она привыкла. И она даже рассердилась на Людовика: дулась, капризничала, требовала. Просила оставить хотя бы её милую Гилфорд, но Людовика даже более других не устраивала близ жены кандидатура этой склочной женщины.

– Вы уже взрослая замужняя женщина, мадам, – сухо возразил он королеве, – и гувернантка вам совсем ни к чему. Как и ни к чему мне видеть в вашем окружении столь распутную особу, как Джейн Попинкорт, уже одно присутствие которой может бросить тень на королеву, мою жену.

Напрасно Мэри настаивала и обижалась – Людовик оставался непреклонен. Английской свите велели паковать вещи, что привело в восторг французский двор. Всех интересовало, как это повлияет на отношение супругов. Однако когда через час после последовавшего приказа Людовик и Мэри появились за обеденным столом, они вели себя спокойно и безмятежно, так что никто и не догадался, что они только что ссорились.