«Юность». Избранное. X. 1955-1965 - Василий Аксенов

На порог вышла Иринка и, устало прислонясь к дверному косяку, сказала:

— Девчонка, Лешка… Маленькая… — На лице Иринки промелькнуло выражение испуга. — Ой, Лешка! Я же совсем не знала, что надо делать!..

Ослепив нас светом фар, прямо к вагончику, смяв заросшую травой плоскую клумбу, подкатила трехтонка. Из кабины вылезла толстая женщина с чемоданчиком и в плаще, из-под которого виднелись полы белого халата. Она неожиданно легко взбежала по лестничке, оттолкнув меня и Иринку.

Долговязый, худой Шредер, забыв выключить мотор, медленно обошел капот трехтонки и остановился перед вагончиком, напряженно всматриваясь в занавешенные окошки.

Прошло минуты две, когда опять появилась врачиха, уже без плаща, в халате, и, вытирая полотенцем руки, сказала недовольным голосом:

— Опоздали… Родила уже. — И добавила, увидев испуганное лицо Шредера: — Все в порядке, волноваться нечего. Вот эту пигалицу благодарите, — тряхнула она полотенцем в сторону Иринки.

Шредер как-то странно охнул и вдруг сорвался с места, громыхнул сапогами по ступенькам и исчез в вагончике. Врач прикрыла дверь.

Мы с Иринкой постояли еще немного.

— Ну что? Пойдем? — спросил я.

— Угу, — сказала она. — Пошли.

Мы уже были у знакомого лаза в штакетнике, когда нас окликнул Шредер.

— Постойте! Эй, погодите! — кричал он нам вдогонку и через секунду уже был рядом и тряс смущенной Иринке руку. — Спасибо вам! Большое вам спасибо!. Как зовут вас? Ирина? Иришка, значит? Хорошее имя… Очень хорошее… — Потом он благодарно потряс мне руку и тоже сказал «спасибо». И так же стремительно умчался на своих длинных ногах.

Мы стояли около изгороди и улыбались, глядя ему вслед.

— А что, если сейчас спросить у него? — сказала Иринка.

Я пожал плечами.

— Неудобно, по-моему… Не знаю, как сейчас лезть к человеку с какими-то шестернями… Не стоит.

— Нет, стоит! — сказала она упрямо. — Что мы потеряем, если спросим? Эх ты, Лешка! Забыл про деда.

— Ничего я не забыл! Шредер просто не поймет, о чем мы его попросим.

— Посмотрим, — сказала она и решительно зашагала к вагончику.

Шредеру действительно пришлось повторять дважды нашу просьбу. Он слушал и смотрел на нас счастливо и непонимающе. Наконец, когда понял, усмехнулся и покачал головой:

— Угадали вы подъехать, черти! Угадали. Есть у меня четыре штуки. Две дам. Больше не дам. Пусть это она вам дарит, новорожденная. Может, они дочке счастье принесут… А в другой раз не дал бы. Ни в жисть! День сегодня такой… Обошлось мне, пусть и вам немного перепадет. Лады?

На прощание Шредер посоветовал нам проехать в седьмую бригаду.

— У них должны быть. Как вы только проберетесь туда? Речонка там после дождей разлилась, брода нет сейчас, наверное… А может, и ничего, проскочите.

Я взял из его рук две тяжелые новенькие зубастые шестеренки, покрытые густым желтым автолом, и мы с Иринкой бросились бегом к своей машине.

Мы еще издали услышали громкое равномерное посапывание.

— Он все проспал! — сказала Иринка и рассмеялась, не потому, наверное, что было смешно на самом деле, а потому, что у нее было хорошее настроение.

Мы растолкали Димку, сунули ему, сонному, шестерни.

— Сколько времени? — спросил он, протирая глаза.

— Начало одиннадцатого. Выспался?

Димка протяжно свистнул.

— Это вы полтора часа уламывали Шредера из-за двух шестеренок? Ну и жмот!..

— Ты все проспал! — повторила Иринка и надвинула ему кепку на нос. — Знаешь, что случилось, пока ты дрыхнул? Успел человек родиться. Понимаешь, не было ее и вдруг есть, появилась…

— Девчонка? У кого же это? — спросил Димка, поправляя кепку.

— У Шредера.

— Да ну-у?.. У такого тощего?.. — удивленно протянул Димка.

Иринка снова рассмеялась.

— Вот дурак. Скажет же такое…

— А чего я такого сказал?.. — Димка недовольно насупился, но не выдержал и тоже расхохотался. — Поехали? Куда теперь?

— Попробуем в седьмую пробраться, — сказал я, нажимая на стартер.

— Давай в седьмую! — возбужденно крикнула Иринка.

Мы выехали из-за сарая, снова стали видны светящиеся окошки шредеровского вагончика. Иринка обернулась и долго смотрела назад, притихшая, видно, вспомнила что-то такое, о чем нам с Димкой нельзя было рассказать.

Ночь стала еще черней. Дорога испортилась, и это было, пожалуй, к лучшему, потому что на ровной дороге я мог бы еще уснуть, чего доброго. Я все ж таки здорово устал за день.

Скорость приходилось часто менять, и у меня заныло правое плечо. Я подумал, что после седьмой бригады придется передать руль Димке. А он вновь начал клевать носом.

— Лешк, а скажешь, я не молодец? — спросила Иринка, взяв у Димки с колен промасленную бумагу с шестернями. — Скажешь?

— Хвастунишка ты, — поддразнил я ее.

— «Хвастунишка»… Это ты нарочно, я знаю. Но ты не разозлишь меня сегодня. Не-ка! Ну что, скажешь теперь, что зря меня взял?

— Нет.

— То-то… А я тебе скажу по секрету: перепугалась я там, в вагончике, до смерти… Тетка та не знает, что делать, а она так страшно кричала… Так страшно, Лешенька…

Иринка умолкла.

Я догадался, о чем она подумала, и, сняв руку с баранки, обнял Иринку за плечи. Она доверчиво притулилась ко мне.

— Я посплю немного, ладно? — сказала она.

— Хорошо.

Метров через двести мне пришлось убрать руку с ее плеча и осторожно оттолкнуть Иринку. Она только глубоко вздохнула во сне и привалилась к Димке.

Нет, она у меня все-таки самая лучшая девчонка на свете… Около получаса я медленно вел машину по скверной дороге и, переключая скорости, старался не сильно ударять рычагом по коленям Иринки.

…Они оба проснулись, когда я притормозил у реки и выключил мотор. Переливаясь тусклым серебром в свете фар, перед радиатором лежала широкая лента реки… У противоположного берега из воды торчало несколько хилых кусточков, которые чуть подергивало ветром и течением. На мокрой глине дороги у реки не было ни одного следа, который бы показал, что машины уже проходили здесь после разлива.

Мы вылезли из кабины и подошли к реке. Она с тихим плеском стлалась у ног. Кроме этого плеска, было слышно только, как с чвяканьем падали на дорогу отстающие от машины комья жидкой грязи.

— Что будем делать? — спросил я.

Иринка молчала, а Димка, сдвинув кепку на лоб, почесывал затылок и цокал языком, чертыхаясь. Вдруг он решительным жестом поправил кепку и вошел в воду, которая сразу будто срезала ему ноги до щиколоток, потом еще выше и вот уже добралась до краев голенищ…

— Куда ты, черт? — закричал я ему, хотя уже понял, что он надумал.

И Димка, будто зная это, молча и не оборачиваясь, отмахнулся.

— Пойдем, садись в кабину, — сказал я Иринке.

Она тоже ничего не спросила, только нахмурилась и часто оглядывалась на Димку, пока мы дошли до машины.

Димка брел впереди, тяжело переставляя ноги. Видно, течение оказалось сильным, да это было заметно по тому, как с шумом билась о колеса вода, крутясь водоворотами, стремительно убегала от Димкиных ног вниз, в темноту.

Я мельком взглянул на Иринку. Она напряженно следила за Димкой, закусив побелевшую губу.

Неожиданно Димка провалился по грудь. Я резко нажал на тормоз и распахнул дверцу. Димка обернулся, сразу зажмурил глаза от света.

— Он не умеет плавать, — сказала Иринка.

— Я знаю.

— Надо тебе пойти вместо него.

— Он не согласится, Иринка.

— Да, — кивнула она.

Димка выбрался из ямы и стал обходить ее слева боком против течения, весь наклонившись вперед. Я выжидал и думал теперь только об одном: если заглохнет мотор, мы без посторонней помощи не выкарабкаемся отсюда.

Димка снова провалился, на этот раз глубже, по самый подбородок.

Только голова и вздернутые вверх руки торчали из воды.

Иринка не выдержала.

— Выходи! Вылазь! Слышишь, что я тебе говорю? Вылазь сию минуту! — кричала она, раскрыв дверцу со своей стороны и вся высунувшись из кабины.

Когда Димка опять вышел на отмель, он погрозил Иринке кулаком и сказал негромко:

— Да помолчи ты…

Она опустилась на сиденье и зло сказала:

— Осел упрямый! Дурак!

Глядя, как Димка спускается вниз по течению, осторожно нащупывая дно, я подумал: хорошо, что он не слышал Иринкиных слов. И в эту минуту я почти ненавидел ее. Ведь она всегда понимала все, а здесь вдруг не смогла понять: именно потому, что она кричит на него, Димка скорее утонет, чем вылезет из реки.

— Сиди спокойно! — приказал я, заметив, что Иринка вновь пытается открыть дверцу. — Сиди, не мешайся!

Она удивленно посмотрела на меня и, сдвинув брови, притихла.

Димка все-таки отыскал брод. Вернувшись на середину реки, он махнул рукой, приглашая ехать за собой.