Огненный скит - Юрий Любопытнов

Антип в Верхних Ужах

Так и очутился Антип в городе. Житьё у Маркелова свояка оказалось не из хороших. Той раздольной жизни на мельнице, к которой он привык, не было и в помине. Свояк был сапожником, и Антип, как он понял, не просто приехал погостить, а скорее всего, в качестве подмастерья, а точнее, вроде мальчика на посылках. У Герасима Петровича никого не было в услужении, поэтому Антипу приходилось кроме того, что он помогал ему в сапожном ремесле — сучил дратву, натирал её варом, — выполнять мелкие хозяйственные работы: колоть и приносить дрова со двора, топить печь, вернее, подтопок, где готовили еду. Особено доставала его печь — боже упаси было недоглядеть, если прогорит. Герасим люто серчал, если что не так, брызгал слюной из беззубого рта и один раз даже запустил в нерадивого помощника деревянной колодкой. Хорошо, что не попал, а то бы Антип в силу своего необуздавнного характера мог изрядно намять ему бока, не считаясь, что он родственник. Антип понимал, что Герасим относился к нему, как к дармовой физической силе, что, впрочем, так и было, и с тоской отсчитывал дни, проведённые в доме отцовой родни.

Свояку тоже не по душе был необузданный к то му же нерадивый родственник, но он скрипя зубами продолжал держать Антипа у себя, несмотря на стычки, помня уговор с Маркелом, а чужого, такого бездеятельного, он бы давно намахал. Отойдя от словесных перепалок, он некоторое время старался не показывать виду, как обременительно житьё с Антипом в одном доме, а про себя продолжал ворчать и ругаться, что подсуропил ему Маркел сынка дармоеда.

Такая нудная и подневольная жизнь настолько обрыдла Антипу, что он подумывал как бы удрать из опостылевшего дома. Удерживал его не столько гнев отца, сколько воспоминание о произошедшем в бане. Он не мог без содрогания вспоминать этот случай с озлобленными парнями, желавших его смерти.

Единственным утешением для Антипа было то, что он подружился с соседским парнем Захаром, дом которого был за прогоном. Захар жил с престарелой матерью Авдотьей, портнихой, известной в беднейших слоях городского населения. И хотя она корпела над работай дни и ночи, они еле сводили концы с концами и перебивались с хлеба на воду. Захар был на год или два старше Антипа. Антип длинный, нескладный с покатыми плечами, а Захар коренастый, широкоплечий, да и кулаки были поувесистей, чем у Антипа. Единственное, что портило его внешний вид, это то, что в детстве он переболел оспой или ветрянкой, и она оставила следы на лице: щёки, лоб, часть шеи сзади были изрыты оспинами. Сверстники в округе, с кем он когда-то водился, говорили про его физиономию, что она как решето — вся в дырках. Захар обижался и по этой причине часто отсиживался дома, чтобы не слышать насмешек парней. Антип был новым человеком, не подтрунивал над ним, не дерзил, и Захар поэтому с ним сошёлся.

Частенько, когда к вечеру окрики свояка утихали и Антип ему не отвечал дерзостями, он выходил за ворота, в прогоне к нему присоединялся Захар, и они спускались вниз к реке, забирались на оставленный мальчишками плот и, управляя шестом, отплывали на середину реки и там предавались разговорам под чмоканье воды о брёвна плота и под светящие взгляды звёзд. Они не боялись, что плот унеёт течением — на реке была сделана запруда и дальще неё утлое плавучее средство уйти не могло.

Они лежали на брёвнах, глядя в небо и рассуждали о своей, как они полагали, неудачной жизни. Антипа уже давно подмывало рассказать Захару о ските, о таинственных сокровищах, зарытах в толще земли, но сначала что-то удерживало его. Однако, спустя некоторое время, после очередной ссоры, в минуты негодования на Герасима Петровича, он не выдержал, когда его разговор с Захаром коснулся богатства, которого им обоим так не хватало. Тогда подневольное и несчастное их житьё закончилась бы, и они могли по праву рождённого вдохнуть чистого воздуха роскошной жизни.

Это подвигло Антипа к раскрытию своей, как он считал, одному ему ведомой тайны о мурманском сундуке. Это было в прекрасный летний вечер. Над рекой плыл запах ночных цветов. Слабое дуновение ветерка приносило прохладу. Антип продолжал задушевный разговор с приятелем, ближе которого у него здесь в городе никого не было.

— Ты тайны можешь держать? — неожиданно спросил он Захара.

Захар даже не повернул головы, занятый своими мыслями, и нехотя ответил, вздыхая:

— Какие тайны в нашей жизни.

— Я тебя серьёзно спрашиваю — продолжал Антип, решившийся довериться приятелю.

— А что у тебя какая-то тайна есть? — усмехнулся Захар, считая пустяковым затеянный Антипом разговор.

— Есть.

— Как насолить свояку?

Захар даже обрадовался, предвкушая их действия в отношении родственника приятеля.

— Да нет. Нужен он мне, как телеге пятое колесо.

— Тогда что же?

Захар опять не проявил интереса к словам Антипа.

Антипа начало злить такое отношение Захара к его словам, и он было хотел надуться, но его подмывало поделиться своим секретом. В основном это было связано больше с тем, что один он не смог бы добыть клад, Захар ему был нужен как рабочие руки.

— Я тебе хочу рассказать о тайне, которая может принести нам богатство.

— Богатство? — Захар приподнялся на локте и вначале воодушевился, но потом померк: — Пули лить будешь или…

— Не буду. Слушай сюда, чурбан безмозглый…

— Говори скорее, — пробормотал сонный Захар, не обидевшись на то, что приятель обозвал его. — А то засну.

— Недалёко отсюда за болотами есть скит. Вернее, был. Чуешь, Захар?

— Да, чую. Чую. Этих скитов здесь было… хоть пруд пруди. Когда это было? Дело то в чём? Говори ясней. — У него слипались глаза, сильно тянуло ко сну и говорить ему не хотелось.

— А дело в том, что в подземельях скита закопан большой сундук с золотом.

— Сундук?

— Сундук. Большой.

— Откуда знаешь? — Захар приподнялся и сел на плоту. Сон разом схлынул.

В народе давно ходили разные байки о несметных сокровищах, которые копили староверы, в лесах и болотах. Будто вывезли они в период гонений из церквей и монастырей богатство там имеющееся и закопали в свих скитах. Так что семена о кладе, оброненные Антипом, попали на благодатную почву.

— Откуда это ведомо? — снова спросил Захар. — Я таких небылиц много наслушался…

— Это не небылица. Мне об этом один человек говорил.

— Один человек. Я сколько таких побасок слыхивал. И не от одного человека. Твой человек тоже может соврать.

— Он не врал. Он в скиту последний житель был.

— Почему последний?

— А скит сгорел, один он живой остался. Он мне и рассказывал…