Колонна и горизонты - Радоня Вешович

сброшенные недавно с воздуха на Петровом поле западными союзниками. Поскольку «базука», или «джон бул», как мы ее еще называли, имела максимальную дальность стрельбы до трехсот метров, защита эта была крайне ненадежной. Расчеты «базук» и пулеметчики могли быть уничтожены противником с расстояния до пятисот метров, то есть раньше, чем мы смогли бы эффективно применить это оружие. Через некоторое время мы заметили четыре подозрительные точки в самом зените над колонной. Они начали осторожно спускаться вниз, что заставило нас растянуться вдоль дороги и залечь за камнями в тревожном ожидании.

Но через несколько мгновений все изменилось коренным образом. Если полчаса назад нам казалось, что обстановка складывается неблагоприятно для нас, то теперь многое работало в нашу пользу. Те четыре точки высоко в небе оказались самолетами союзников. Два из них продолжали описывать в воздухе круги, другие два резко пошли на снижение. Они начали забрасывать моторизованную колонну противника ракетами, которые вылетали из-под крыльев, и обстреливать из пушек и пулеметов. Густой черный дым окутал вражеские машины, а немецкие солдаты рассыпались по полю, стараясь держаться как можно дальше от горящих машин.

Вокруг простиралась равнинная местность, и в бинокль можно было видеть, как враг мечется в панике. Выгоревшее поле стало огромной сценой, а мы — зрителями, наблюдавшими с холма за происходящими событиями. Правда, и у нас были веские основания для опасений: те же самые самолеты союзников недавно сбросили свой смертоносный груз на наши позиции и нанесли большие потери одной из наших рот.

После того как эскадрилья основательно потрепала вражескую колонну и скрылась за горами в направлении Адриатического моря, мы, торопясь использовать дневное время, продолжили свой путь по равнине. Команда на привал поступила лишь поздним вечером.

После ужина, состоявшего из заправленного маргарином риса (союзники сбрасывали нам эти продукты в специальных мешках и бочках), у посадочных костров на Купрешко-Поле приземлился самолет, пилотируемый советскими летчиками. Это произошло в ночь на четвертое июня 1944 года. При свете фар товарищ Тито и работники Верховного штаба поднялись на борт самолета и вылетели в итальянский город Бари. В эту и следующую ночь в Бари было эвакуировано значительное количество тяжелораненых.

В надежде получить заслуженный отдых, дивизия остановилась в районе, ограниченном селом Равно, горой Радушой и поселком Горни-Вуковски. В наши лагеря пришли вуковчане, чтобы повидать нас и узнать о своих братьях и сыновьях, которые два года назад ушли с пролетарцами. Бойцы пригласили их на солдатский ужин, предложили им остаться здесь и переночевать под открытым небом. Вести были радостными: наши восточные и западные союзники приступили к завершающим операциям; в Македонии, Косово, Воеводине, Хорватии, Словении и Истрии ежедневно возникали новые бригады, дивизии и корпуса. Распадались местные «общественные» организации фашизма. Провалилась попытка Дражи Михайловича поднять сербов на братоубийственную войну против мусульман и хорватов. Местные предатели превратились в закоренелых преступников, которые в отчаянии жались к оккупантам. Были среди них и такие, кто считал, что их прегрешения перед народом не слишком велики, — эти искали возможности, чтобы оказать нам услугу, или даже, пусть в самый последний момент, перейти на нашу сторону.

В те дни наша только что сформированная саперная рота, в которую я, пройдя курсы в Пецкой под Мрконичем, был назначен комиссаром, получила приказ выложить в виде буквы «Т» костры в одной из долин. Ночью ожидался прилет самолетов союзников с грузом для наших войск. Приглушенный звук моторов двух «Дугласов» заставил нас встрепенуться. Самолеты сделали несколько кругов, подавая световые сигналы, а затем на камни рядом с кострами начали падать контейнеры и тюки с одеялами, одеждой, обувью, мешки с рисом и сигаретами и парашюты с вооружением. Мы спрятались, опасаясь, как бы какой-нибудь из подарков не упал нам на голову, потому что это была бы нелепая, даже позорная смерть. Известно, что такие случаи уже имели место.

Наш лагерь располагался в садах и рощах. Из парашютов мы сшили разноцветные палатки. Теперь мы имели шинели и одеяла, почти все бойцы получили неплохую обувь, какое-то время выдавался нормальный паек. Ночью в горах становилось прохладно. Бойцы долго сидели у костров, беседуя о чем-нибудь. Непогода теперь не пугала их: в случае дождя или холодной ночи можно было использовать вещи, полученные от союзников.

В штаб дивизии прибыл Крсто Баич, бывший тогда комиссаром 3-й крайнской бригады. Когда он закончил здесь свои дела, мы с ним прошлись по лугу, за которым расположилась его бригада. По дороге Крсто с досадой рассказывал мне о поступке одного товарища, имя которого не пожелал назвать. Крсто никак не мог прийти в себя после этого случая. А суть происшедшего такова: зная, что комиссар 3-й бригады ходит в поношенной одежде, наш батальон недавно послал ему в качестве подарка отрез трофейного материала. Но ниток для шитья не было, и материал пылился на штабном складе. Несколько дней назад этот товарищ решил помочь Крсто и оказал ему такую услугу, которая положила конец их давней дружбе.

Они ночевали в одной партизанской семье, которая приняла их, как родных. После дружеской беседы, затянувшейся до поздней ночи, кто-то из членов семьи заметил, что из швейной машинки пропала катушка ниток — по тому времени большая ценность. Подозрение, естественно, пало на ночных гостей. Настроение у всех сильно испортилось. Крсто вывернул перед хозяином все свои карманы, снял с себя и даже со своих товарищей одежду — все прощупали, перетрясли, но катушки так и не нашли. Пришлось покинуть этот гостеприимный дом.

Вечером другого дня к Крсто в колонне подошел тот «услужливый» товарищ и протянул злополучную Катушку ниток, из-за которой они так осрамились перед хорошими людьми. Возмущению Крсто не было предела. Он не только с отвращением отказался от такого «подарка», но и как следует отругал своего товарища. Отличавшийся повышенной чувствительностью, Крсто больно переживал случившееся. Как могло дойти до того, спрашивал он себя, что его товарищ таким воровским способом решил добиться особого к себе расположения, и что может произойти, если в отношениях партизан утвердится ужасное правило: «ты — мне, я — тебе».

Уверенность в том, что противник после десанта на Дрвар надолго потерял нас из виду, вскоре была поколеблена сведениями о приближении к нашим позициям крупных немецких и усташских моторизованных колонн, которые продолжали нападать на подразделения, чьи бойцы носили звездочки с серпом и молотом. Противник двигался с нескольких направлений: от Прозора, Дувно, Купреса и Бугойно. По-видимому, разведка противника представила