Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах - Юз Алешковский

Он подбежал к моему отцу и что-то сообщил ему. Я похолодел: про чернобурку!

Положение у меня было безвыходным. Если бы я сейчас отказался от лисы, Пашка обязательно сбежал бы из дому в конюхи.

«Ничего, ничего, — подумал я. — Ведь на самом-то деле я ни при чём… Неужели отец не поймёт? Он же умный…»

В этот момент из подъезда вышла мама и сразу набросилась на меня:

— Ты всерьёз решил стать дворником, вместо того чтобы с утра взяться за русский?

— Да! — сказал я упрямо.

Мама с ненавистью посмотрела на Пашку. Отец похлопал его по плечу, и Пашка, даже не позавтракав, пошёл на завод.

— Лида! Я жду! — позвал маму отец.

— Брось шланг! Марш домой! Вечером запру всю одежду! — наспех выругала меня мама и побежала за отцом.

Каблучки её зло застучали по асфальту.

— Серёжа, очень тебя прошу не забывать про уроки, — сказала она, обернувшись.

Отец взял её под руку, а у меня пропало настроение поливать двор. Я вернул шланг Хабибулину и подошёл к «победе». Её владелец накачивал шину, то и дело хватаясь за сердце. Я предложил, чтобы отвлечься от всяких неприятных мыслей:

— Давайте покачаю.

Владелец выпрямился и отёр пот со лба. Я стал накачивать спущенную Витькой шину. Владелец отдышался и спросил:

— Кто её всё-таки спустил? Ведь вы видели.

— Ха! — сказал я. — А если бы вы видели? Выдали бы товарища, как предатель?

Владелец призадумался.

— Прекрасно, конечно, что вы не выдаёте товарищей, но как бы вам объяснить…

— То-то и оно-то! — сказал я. — Даже вы, взрослые, не знаете, когда можно выдавать, а когда нельзя!

— Почему вы говорите: «Выдавать… не выдавать»? Значит, нужно покрывать зло, которое один человек делает другим людям? Мне всю жизнь это было непонятно.

— А вы были в детстве ябедой?

— Никогда! — заверил меня не задумываясь владелец «победы». — Но и равнодушным товарищем я не был.

— Ну и я не буду, — сказал я.

— Повторяю: это прекрасно — не быть ябедой, но… как бы вам всё же объяснить… Существует так называемое мнимое благородство. И с точки зрения высшей нравственности нужно отдать себе отчёт…

Я хотел сказать, что сам начинаю кое в чём разбираться, но увидел Витьку, спустившего вчера шину.

В руках у Витьки был мяч, надутый чужим воздухом.

— Ну-ка иди сюда! — позвал я. Он подошёл как ни в чём не бывало. — Держи насос и качай! — сказал я зло и тихо. — И попробуй спусти ещё раз! Я из тебя самого весь воздух выпущу! Понял?

Витька испуганно кивнул и взялся за насос. Потом он глупо попробовал перепустить воздух из мяча обратно в шину. У него, конечно, ничего не вышло.

«Сделанного не воротишь…» — подумал я мрачно.

Глава 28

Дома я поставил стакан чая, сковородку с картошкой на край своего столика, положил перед собой тетрадь для диктантов, включил приёмник и стал ловить приятный голос вчерашнего диктора. Я сразу поймал его и обрадовался, забыв всё на свете.

Сначала диктор читал про положение на Кипре, потом про европейский Общий рынок и про новый спутник.

Я одной рукой быстро писал, а другой ел картошку. Потом диктор передал сообщение про остров, на котором находятся богатые плантации гвоздики, и сказал, что колонизаторы больше не воруют у жителей гвоздику и она вся принадлежит народу.

Я нечаянно написал вместо «гвоздика» «клубника», расстроился и представил Гарика в нашем саду. На нём колонизаторский шлем, колонизаторские шорты, он топчет грядки и ест клубнику, а весь наш класс гнётся в три погибели и падает от жары и усталости…

Я выключил приёмник. Правильно однажды сказал отец: «От себя никуда не уйдёшь!»

Я задумчиво написал в тетрадке слова владельца «победы»: «Мнимое благородство с точки зрения высшей нравственности» — и вздохнул. Да-а, мне было ясно, что что-то внутри меня будет тоскливо давить и давить, если я, как древний грек, не разрублю гордиев узел дамокловым мечом.

Рубанув с размаху по воздуху так, что заныло плечо, я позвонил в квартиру Вальки на нашем этаже. Валька открыл дверь. Я прямо в лоб спросил его:

— Если бы к тебе подошёл человек и позвал на нехорошее дело, что бы ты ответил?.. Призови на помощь все свои умственные способности! — вспомнил я любимое выражение нашего завуча.

Валька наморщил лоб.

— Я бы ответил: «Дурак».

— Это я и без тебя знаю. А если бы он сам пошёл?

— Если шпион, я бы ему: «Руки вверх!»

— А если он из твоего класса?

— У нас нет в классе ни одногошенького шпиона! — гордо заявил Валька.

— Скучный ты человек, — сказал я и стал спускаться по лестнице.

Валька шёпотом спросил, перегнувшись через перила:

— В вашем классе шпион? Он империалистам выдаёт, сколько у вас двоек?

— Это не является военной тайной, — презрительно сказал я, но добавил: — Диверсант у нас в классе.

Валька со страхом и уважением смотрел мне вслед и наконец сообщил:

— Я открытие сделал… Эй! Я видел, как один зверь превратился в другое животное! Не веришь?

Тогда я не обратил внимания на эту чепуху, потому что Валька целыми днями возился со своими птицами, рыбками, белыми мышами и вечно хвастался какими-нибудь открытиями. И вообще мне было не до него. Разрубать узел — так разрубать разом!

Глава 29

Асфальт во дворе нагрелся и был сухим, как будто я его совсем не поливал. Пенсионеры стучали фишками, но приладили над столиком большой зонт для защиты от солнечного удара.

А Пётр Ильич продолжал разгадывать кроссворд. Я, собравшись с духом, спросил у него:

— Пётр Ильич! Если бы к вам подошёл товарищ, который с самых яслей, и пригласил на нехорошее дело… Что бы вы сказали?

— Э… э… — задумался Пётр Ильич и радостно воскликнул: — «Ракурс»!

— Кто это такой? — поинтересовался я.

— Конечно «ракурс»!.. Определённое положение. Тогда по вертикали выходит «абракадабра», а здесь «контрапункт» и «Семашко»!

— Так что бы вы ему сказали?

— Вот, батенька Семашко, и встали вы на своё место! — радовался Пётр Ильич.

— Товарищу что бы вы сказали? — не отставал я.

— Тэкс, тэкс… Товарищу? — Пётр Ильич посмотрел на меня поверх очков строго и изучающе. — У меня не может быть таких товарищей. Это — раз. Во-вторых, я честно прожил свою жизнь и без ложной скромности смею утверждать: внешне произвожу впечатление в высшей степени порядочного человека. А также внутренне. Меня никто не приглашает на грязные дела. Рыбак рыбака видит издалека… — Пётр Ильич помолчал. — Город в Африке можешь вспомнить? На букву «К».

— Касабланка!

— Нет!

— Катанга!

— Это