Только в смерти - Дэн Абнетт

IV

Макколл медленно повернулся. Эзра ап Нихт стоял позади него с нацеленным рейнбоу.

Нихтгейнец был цвета Яго. Его одежда и воуд на лице, каким-то образом, впитали бледный серый цвет дурной скалы. Эзра применил какую-то технику камуфляжа, за то, чтобы узнать какую, Макколл заплатил бы реальные деньги.

— Это я, — сказал Макколл. — Хистью.

Эзра кивнул. — Хистью, сидзе, — подтвердил он. Его прицел все еще не двинулся.

— Ты всегда зовешь меня так, — сказал Макколл. — Я не понимаю твой язык так, как понимал Вен. Что это значит?

— Призрак, — ответил Эзра.

Макколл улыбнулся. — Тебе не нужно направлять на меня эту штуку, соуле, — сказал он.

— Камензи таек Эзра баквей, — ответил Эзра, все еще целясь.

— Нет, — сказал Макколл.

— Камензи сидзе, камензи таек Эзра бай Роун хис вирд.

— Ради Роуна? Ты думаешь, что он приказал мне вернуть тебя? — Макколл покачал головой. — Нет, соуле, нет, нет. Я здесь не поэтому.

— Нет? — отозвал Эзра. — Сеязи нет?

— Я пришел за мечом, — сказал Макколл, осторожно указывая на оружие, привязанное к спине партизана. — Оно не твое, мой друг. Оно принадлежит полку. — Эзра медленно опустил рейн-боу. — Эзра итис.

— Нет.

— Эзра итис, — настаивал Нихтгейнец. — Соуле Гаунт, деада хи. Со волкен зис деада ваег Ю гоу, бладтолл ту мейкен.

— Кровавая дань? Ты имеешь в виду, месть?

Эзра пожал плечами. — Нот кен Ю вирд, соуле.

— Месть? Возмездие? Расплата? Ты собираешься отнять жизни за жизнь Гаунта?

— Лифс фор Гаунт хис лифен, бладтолл со, — кивнул Эзра.

Последовала долгая тишина, нарушаемая только печальной песней пустынного ветра. Макколл почувствовал внезапную, неизмеримую печаль: о партизане, о Гаунте, о себе. Вот как все должно закончиться, печальный, грязный конец. Верность и преданность, долг и любовь, все растянулось и деформировалось до неузнаваемости и потускнения.

— Ты думаешь, что подвел его, так ведь? — тихо спросил Макколл.

— Сеязи тру, сидзе соуле.

Макколл кивнул. — Я понимаю. Я тоже это чувствую. Мне нужно было быть там. Мне нужно было быть там и…, — Его голос затих.

— Фес! — сказал он. — Трон, как бы он над нами смеялся!

Эзра нахмурился. — Гаунт лаффен хи?

— Да, над нами! Два идиота в центре нигде, оба думающих о том, что делают правильную вещь! Он не беспокоится! Не сейчас! Он мертв, а мы из себя сделали дураков! — Эзра все еще хмурился. — Зе деада ваег ит ис зе ласт ваег.

— Что? Что такое деада ваег?

Эзра задумался на мгновение, пытаясь подобрать слова.

— Труп. Дорога, — сказал он.

— И куда она ведет? — спросил Макколл.

Эзра сделал жест в сторону моря дюн вокруг них.

— Туда? — спросил Макколл, осматриваясь. — Всегда?

Партизан покачал головой. — Клозен бай, сидзе соуле. Бладтолл вейтен. — Макколл посмотрел на Эзру. — Ты позволишь мне забрать меч? Ты позволишь мне отнести меч Гаунта назад в дом?

Нихтгейнец покачал головой. — Ит маст…, — начал он, снова сражаясь со словами, — …ит маст быть его меч. Его оружие. Ради бладтолл.

Макколл вздохнул. У него не было никакого желания драться с Эзрой ап Нихтом. Он был совершенно не уверен, что победит.

— Ладно. Тогда, позволишь ли ты мне пройти деада ваег с тобой? Позволишь ли ты мне помочь тебе совершить кровавую дань?

Эзра кивнул.

— Тогда, ладно.

Бок о бок, они спустились вниз через камни на поверхность пустыни.

— Скольких из них мы должны убить? — спросил Макколл. — Чтобы совершить кровавую дань, я имею в виду?

Эзра ухмыльнулся. — Всех них, соуле, — произнес он.

20. ПОТЕРЯННЫЙ

День тринадцатый продолжение.

Атакуют с двух сторон. Транспорт с боеприпасами потерян, и все наши надежды с ним. Тяжелые потери у вторых ворот, Начальные подсчеты десять к одному в пользу врага.

Боеприпасы фактически кончились. Даже Р. признает, что это конец. Я всегда представлял, что последняя схватка это героическая вещь, но она просто брутальная, бессмысленная. Я предполагаю, что героизм и слава, это вещи, осознаваемые впоследствии теми, кто не ощутил всех обстоятельств. Мы умрем в следующие несколько часов, один за другим, наиболее жестоким способом. Они не выкажут нам – да мы и не ожидаем – никакой пощады.

Как только они заберутся внутрь

Я только трачу время на такие высказывания, мне может не выдастся шанс записать это позже, так что позвольте мне записать это сейчас. Это было честью служить Танитскому Первому и Единственному. Мое уважение каждому мужчине и каждой женщине, Танитцам, Вергхастцам, Белладонцам. Я надеюсь, что эта запись переживет нас. Я хочу, чтобы главнокомандующие этого крестового похода знали, как отплатили Танитцы Архиврагу, когда придет время. Они самые лучшие и самые преданные солдаты, которых я когда-либо видел. Я стою среди них с гордостью.

Я молюсь, чтобы мой начальник, Виктор Харк, выбрался из дома с материалами из библиотеки.

Мне доложили, что несколько человек видели, как Валькирию сбили ракетой с земли над Проходом Банзи. Если это правда, тогда наши смерти, в конце концов, будут