Созидатель - Игнат Валунов

но вяло реагировала на любые предложения обсудить астрономию, другая – наоборот. Причем по многим параметрам эти компании были близки: схожий социальный статус, практически одинаковый возрастной и половой состав, один город проживания. Со временем я не перестал задаваться вопросами распределения интересов между людьми, но все более важным для меня становился моральный аспект. Меня стали заботить вопросы наподобие: почему одни охотно – пусть даже в шутку – обсуждают возможное убийство кого‑то из своих знакомых, а другим достаточно просто посмеиваться над этим знакомым. Почему одни, едва узнав, что кто‑то из их друзей попал в беду, сразу начинают обсуждать, как сделать из них своих должников, оказывая им помощь, а другие просто остаются равнодушными. Постепенно я стал все чаще и чаще замечать, что направление человеческих мыслей и слов часто диктуется их озабоченностью обладанием материальными ценностями. Невесть какое откровение, на первый взгляд. Просто проявление этого закона я стал замечать все в большем количестве случаев, которые в представлениях большинства имеют как будто иную подоплеку. Например, как-то, увидев, как одна пара старается придумать все больше способов украсить свою свадьбу, я отчетливо распознал, что за этим их настроем скрывается желание пустить пыль в глаза, просто показаться обладателями более высокого статуса, чем они имеют, – чтобы рассчитывать на дружбу кого‑то из гостей и, соответственно, поддержку в карьере ради дальнейшего обогащения. Казалось бы, впереди – один из самых счастливых дней в их жизни, а они только и думают, как бы выпендриться перед самыми обеспеченными из знакомых. Тем более – это высокомерие. Это уже не только про ту пару, но про многих, которых знал. Как только человек, имевший неплохую репутацию в своем кругу, проявлял слабину, обязательно находились люди, которые начинали при всех говорить с этим человеком свысока, вспоминая его промахи, озвучивали разные злые шутки про него в его отсутствие – чтобы в глазах окружающих эти оступившиеся люди имели все меньший вес, а у людей, их принижавших, было меньше конкурентов в борьбе за влияние. И все, как правило, для чего? Чтобы иметь возможности прирасти в обладании материальными ценностями, демонстрируя владение которыми можно будет еще больше возвыситься в глазах других людей, еще больше людей включить в число пренебрегаемых. Параллельно – постоянное и, как правило, озвучиваемое за спиной осуждение одних людей другими: за дурные дела, слова и помыслы. И осуждение это – само по себе лицемерное, зачастую использовалось осуждавшими для упрочнения собственной репутации. Но эта критика хотя бы немного сдерживала других от нравственного затмения. Одновременно я все больше видел в самом содержании нашей цивилизации лишь средства утверждения человеком его влияния: от украшений и одежды до далеко идущих геополитических стратегий. Все ради возвышения одних людей ценой подавления других. Чаще и чаще я обращал внимание и на регулярные случаи того, как фальшь в отношениях между людьми влияет на их жизни, как большие корпорации ломают людей, которые всегда истово работали во благо того дела, которому решили посвятить свою жизнь. Как система благоволит людям, которые приносят окружающим только разочарования. Как обстановка, создаваемая вышестоящим руководством, приводит к тому, что люди, которые до этого имели дружеские отношения, превращаются в заклятых врагов. Я подумал, что такого, конечно, было бы намного меньше, если бы люди чуть меньше видели происходящее вокруг в контексте борьбы за жизненные привилегии, и хотя бы чуть больше – в контексте взаимовыручки и взаимопонимания. Я сам был очень далек от идеала, но не гнался за привилегиями – их у меня и так хватало по рождению, просто потворствовал своей спеси. Это все прокрутилось в моей голове, и я увидел недостатки мира как следствие непреодолимой силы, которая на автомате подталкивает людей добывать себе реальную или фиктивную значимость.

Я понял, что лучше уже никогда не станет, что прогресс общества, которым многие так вдохновляются, то пустышка, на самом деле он не улучшает ничью жизнь, а только усиливает нашу зависимость от разных методов влияния друг на друга. И тогда я понял: нет никакой разницы в том, какую роль я во всем этом вообще играю. Можно быть хоть правителем мира, хоть бездомным – ничего не поменяется.

После этого я и решил отказаться от всех обязательств. От обязательств быть чьим‑то другом, родственником, возлюбленным, коллегой. От обязательств иметь какое‑то отношение к ряду материальных ценностей. Посещала ли меня тогда мысль, что я, может, совершаю некоторого рода самоубийство? Да мне было уже все равно. Я допускал какой угодно исход для себя, и особенно не расценивал, какова вероятность, что в результате моего решения я в самом скором времени погибну. Так случилось, что я повстречал людей, с которыми пошел на очень своеобразный договор и которые предоставили мне затем эту комнату. В момент встречи с ними мой ум уже подошел к порогу ярких озарений и, что важнее, был полностью расположен довести дары этих озарений до вида завершенного в себе знания, частью которого я поделился с тобой сегодня и которое запрещает мне называть вас строителями лучшей реальности для человечества.

М.: Очень интересно. В нашу эпоху вряд ли что‑то подобное с кем‑нибудь случится. И что, твои взгляды никак не останутся в нашем мире, когда ты уйдешь? Да, к ним не стоило бы приобщать большинство, но как ориентиры на будущее они могли бы пригодиться. Ты как лекарство, можно сказать. В больших дозах – то есть, если бы таким было большинство – оно просто убило бы, но в умеренных может быть спасительно. Тебе не помешало бы хотя бы оставить послание потомкам. Не будешь, потому что не понимаешь современных людей и, соответственно, не знаешь, что конкретно стоило бы оставить для следующих поколений? Мне кажется, ты дал бы отличную и самую точную характеристику современному обществу, если пошел бы со мной. Но ты уже не пойдешь, я понял. И почему ты дарил нам только изображения? Твое творчество должно иметь намного более универсальные плоды. Я хочу еще раз посмотреть на твой последний рисунок.

А.: Да, бери. Он закончен. Я как будто предчувствовал, на какую тему мы будем говорить. Я изобразил инструменты измерения и инструменты наблюдения. Если приглядишься, увидишь, что чаша, на которой лежат первые, находится чуть ниже. Понимаешь, защитная реакция человечества все‑таки возобладает. Вам еще не раз придется сталкиваться с пагубными последствиями своих слабостей, и тогда вы активнее станете вглядываться в себя и в то, что находится непосредственно вокруг вас.

М.: Ты не перестаешь удивлять меня своим творчеством. Если среди молодого поколения