Проклятие Гийома Завоевателя - Виктор Васильевич Бушмин

Прекрасно было понимать, что с началом своего домашнего обучения Годфруа открыл в своей жене совершенно другую сторону ее характера. Луиза стала намного мягче, нежнее и, самое главное, в ней проснулась та особенная женская, едва уловимая, но, вместе с тем самая притягательная, соблазнительность. Это особенно нравилось де Леви. Последний год относительно спокойной жизни, когда нет бесчисленных выездов на службу королю, когда можно не думать о том, куда ты отправишься завтра, дал возможность Годфруа почувствовать все прелести домашней, мирной, жизни. Семья и дети, жена и замковое хозяйство – все это наполняло сущность де Леви мягким спокойствием, уравновешенностью.

Вот уже и слуги, а вместе с ними и молодые дети дворян графства, воспитывающиеся у него оруженосцами и пажами и ожидающие своего часа посвящения в рыцари, вечерами слушали рассказы де Леви о походах и осадах с открытыми ртами. Имена де Бомона, де Нанси, де Фиенна и многих других вызывали у них неподдельное восхищение. А упоминание имен самих мессиров Фландрских просто убивало их наповал!..

Вместе со знаниями к Годфруа пришло какое-то особенное, трудно передаваемое, чувство успокоенности, можно сказать, степенности. Мысли его, раньше путавшиеся и разрозненные, теперь обрели стройность.

Знакомясь с работами древних писателей и философов, де Леви понимал всю важность, сложность и, вместе с тем, ответственность той работы, которую взвалил на свои плечи его повелитель, король Франции Людовик.

Только теперь до Годфруа стало доходить то, что скрывалось или обозначалось в деяниях короля полутонами, вскользь. Единение Франции под могучим скипетром единого монарха, четкое управление всеми землями ради только одной выгоды – возвеличивания Франции, её народа в глазах всей Европы, всего мира!

Месяцы летели быстро. Скоро наступила осень со своими промозглыми днями и ветреными ночами, когда завывание ветра в каминных трубах навеивали воспоминания о старинных легендах и преданиях.

Сенешаль графства, Годфруа де Леви, тем не менее, не оставлял вверенное ему владение без призора. Налоги собирались во время, десятина исправно взималась. Даже местные евреи, заправляющие делами ростовщичества, исправно, даже с превышением, платили подати в казну. Годфруа отдал должное своей жене, научившей его быстрому и уверенному чтению и счету, когда стал вести некоторое подобие учетных бумаг, куда заносил все поступления и расходы графской казны. Даже Сугерий однажды похвально отозвался о его нововведении.

Весна 1110 года.

Старший сын Филипп уже достиг семилетнего возраста, когда стало необходимым, согласно канонам и обычаям того времени, отправлять его на обучение и воспитание в другой дом, семью другого сеньора. Филипп должен будет пройти сложную науку воспитания и подчинения, уважения и, вместе с тем, отваги и, когда понадобится, даже безрассудства. Годфруа вздыхал, он очень переживал за Филиппа, но желание видеть своего сына рыцарем, посвященным в это гордое звание каким-нибудь знатным сеньором, радовало и, одновременно, тревожило его.

Годфруа был спокоен хотя бы за то, что сеньором-воспитателем его сына станет Мишель де Нанси, который после смерти его отца и двух братьев, испросив благословления у короля Людовика, оставил звание коннетабля и отбыл к себе в Лотарингию. Де Леви был на прощальном ужине в честь отбытия графа Мишеля де Нанси к себе на родину. Тогда они и договорились о старшем сыне Годфруа.

– Годфруа, друг мой! Знал бы ты, как мне тоскливо уезжать от всех вас, от короля, нашего доброго и благородного сира Людовика, – вздохнул де Нанси, – но, ничего не поделаешь! Родовые земли требуют продолжения управления. Род владетелей Нанси в Лотарингии не угаснет! Но, клянусь тебе, сделаю все от меня возможное, чтобы мои земли не были врагами вам.

– Спасибо тебе, Мишель! Спасибо. Жаль, что мы расстаемся. – Грустно добавил от себя де Леви.

– А, кто тебе сказал, что мы прощаемся? Лично я не собираюсь прощаться! Кстати! Годфруа, сколько лет твоему старшему сыну Филиппу? Пора уже, наверное, ему поступать в пажеское обучение?

– На будущий год исполнится семь лет. – Гордо ответил Годфруа. – Филипп прекрасно владеет арбалетом, умеет скакать на коне, знает грамоту и счет…

– Да ты что!!! Вот молодец, мальчуган! Дай мне его на воспитание? Можешь не сомневаться, я сделаю из парня настоящего рыцаря! В моих жилах ведь течет кровь самого Карла Великого!

Годфруа засмеялся:

– Даже если бы в тебе не было крови Карла Великого, я отдал бы сына без раздумий! Мишель! Ты всегда был и останешься для всех нас примером благородства и истинно рыцарского служения. Забирай Филиппа!

Под самое Рождество Филипп де Леви уехал к графу Мишелю де Нанси из дома Годфруа под рёв и плач его жена и двух оставшихся братьев, Мишеля и Антуана.

Старый рыцарь Антуан де Сент-Омер, наставник и учитель, украдкой вытер слезу и, перекрестив Филиппа, произнес:

– Помни, Филипп, чему я учил тебя все эти годы. Не опозорь славное имя твоего отца и своего рода. А, заодно, и моё….

Филипп выпрямился, его глаза приобрели неожиданный стальной блеск. Мальчик сжал ручки в кулачки и спокойным, но несколько срывающимся от волнения, голосом произнес:

– Батюшка! Матушка! Мессир Антуан! Знайте же, что Филипп де Леви никогда не опозорит ваши славные и гордые фамилии, не ударит в грязь лицом! Ни один человек в мире не сможет сказать вам, что ваш сын и воспитанник повел себя неподобающе! Клянусь сохранить в своем сердце любовь и уважение к вам и нашим сюзеренам – королям Франции!

Луиза заплакала, но пыталась сдерживать себя, наклонившись к оставшимся братьям, словно пытаясь, что-то поправить в их одежде. Мишель и Антуан прижались к пышной юбке матери и, оторопев, смотрели широко раскрытыми глазами на происходящее. Они еще не понимали того, что расстаются со своим братом надолго.

Годфруа погладил сына по голове, поцеловал его в щеку и, подсадив в седло, напутствовал словами:

– Учись, уважай и слушайся мессира графа де Нанси, сынок! Граф Мишель – благороднейший и почтеннейший сеньор, рыцарь, каких мало во всей Европе! Мы приедем к тебе, когда ты будешь получать рыцарский пояс и шпоры!

Годфруа махнул рукой слугам, и небольшой конвой тронулся. Лошади и люди медленно выехали через ворота замка и, проехав мост, стали удаляться от замка, держа путь на восток, в Лотарингию, во владения графа Мишеля де Нанси. Годфруа вышел из ворот и молча, скрестив руки на груди, смотрел в след удаляющим. Сердце его невольно сжалось. Но, это была судьба и удел всех дворянских семей того времени – расставаться с детьми.

Он повернулся и пошел в замок. В проеме ворот Годфруа невольно обернулся назад и, показалось, что он перехватил