Лето в пионерском галстуке - Катерина Сильванова

столовой, видимо, решила преследовать в открытую, ходить за Юркой по пятам, не стесняясь и не таясь.

Юрка брёл от столовой, слыша Машины шаги позади него, и раздражался больше и больше. У них осталось всего два дня — сегодня и завтра, но даже эти крохи времени им нельзя было провести вместе из-за неё. Из-за неё приходилось только смотреть друг на друга издалека и вместо обожания испытывать жалость, а после Володиного странного поступка ещё и тревогу.

«Вот зачем он это сделал? — волновался Юрка. — Это он из-за неё. Всё это из-за неё!»

Каждый удар её каблука об асфальт гремел в Юркиной голове набатом. От каждого её вздоха гадкой судорогой сводило тело, будто он слышал не дыхание, а скрежет мела по стеклу.

Нервы натянулись, как струны: «Теперь нам нельзя говорить…» За спиной стучали низкие каблучки. Шаг, ещё шаг. «Решила, что может управлять нами?» Шаг, ещё один и ещё шаг. «Теперь ходит за мной. Запрещает стоять напротив него!» Шаг. Шаг. Ещё один. «Нет уж. Хватит!»

Юрка больше не мог терпеть. Он рывком остановился посреди дороги.

— Да что тебе от меня надо? — не в состоянии сдерживаться, закричал он.

— Чтобы ты от него отстал. Он — хороший человек, комсомолец, а ты — урод и отморозок, ты его портишь!

— Кто, я? А сама-то ты кто тогда? Не тебе решать, какой он и что с ним делаю я!

— Не мне, а всем решать! Весь лагерь и так знает, каким он был хорошим, пока ты не прицепился к нему!

— Мы — друзья, а друзья…

— Это не дружба! — закричала она. — Ты сбиваешь его с пути, ты превращаешь его в психопата, ты совращаешь!.. Да, ты совращаешь его!

— Да что ты вообще понимаешь?!

Юрка и сам удивился, но этот вопрос поставил Машу в тупик. Она покраснела и уставилась на землю.

— Понимаю… представь себе.

— Да ты влюбилась в него! — злорадно хмыкнул он.

Маша уставилась на Юрку, стояла не шевелясь. Вокруг проходили пионеры, и, чтобы они не услышали, Юрка взял Машу под руку и отвёл в сторону от дорожки.

— Не трогай меня! — воскликнула Маша, когда Юрка уже остановился.

— А ты не лезь не в своё дело, тогда мне даже смотреть на тебя не придётся.

— Отстань от Володи, или все узнают!

— Влюбилась, да? Ответь, да или нет? Одно слово.

— Перед тобой не отчитываюсь!

— Да или нет?

— Да! Да! Доволен? Да!

— И что, ты думаешь, если будешь следить и шантажировать, он полюбит тебя в ответ? Думаешь, это так делается? — Юрка зло захохотал.

— Твоего совета не спрашиваю. В последний раз говорю — отстань, или я всё расскажу!

— И чего ты этим добьёшься? Ты хоть понимаешь своей тупой башкой, что с ним сделают, если обо всём узнают? Ты понимаешь, что сломаешь ему всю жизнь? Его из института, из комсомола, из дома выгонят. Он лишится всего, чего хотел, и всё из-за тебя! Чёрт с институтом и комсомолом, а если хуже? Если дурдом или тюрьма, ты об этом подумала?

Юрка уже не мог остановиться, злоба больше не кипела внутри, а хлестала наружу диким потоком. До истерики остался один шаг. Юрку трясло, тело его вообще не слушалось, и, не понимая, что делает, он схватил Машу за плечи и сильно тряхнул. Заорал в голос:

— Ты думала о том, как он тебя возненавидит? Какими словами будет вспоминать? Этого ты хочешь? Так ты его любишь?!

Маша тоже закричала, но от страха, и этим взбесила Юрку окончательно. Ещё чуть-чуть — и он бы бросил её на землю, но вдруг кто-то перехватил руку и грубо оттолкнул в сторону. Володя.

Юрка с Машей орали чересчур громко, неудивительно, что Володя услышал, доедая завтрак в столовой. Найти их тоже не составило бы труда — увидев среди кустов потасовку, сюда сбежалась половина детей со спортплощадки. Благо среди зевак не было руководства, только вожатая Лена и Ира Петровна.

Володя оттащил брыкающегося Юрку в сторону, Ира закрыла Машу собой.

— Конев, ты что, сдурел?! — рявкнула Юрина вожатая.

— Володя, расскажи ей все! Расскажи! — заметив Иру, взмолился Юрка.

— Успокойся! — приказал Володя.

— Ира, эта тварь в него влюбилась. Полсмены за ним бегала, а сейчас совсем с ума спятила — следит за ним и угрожает, что наговорит всяких бредней, если я не отстану.

— Конев, да что с тобой? Ты сам-то в своём уме?

— Володя, мне никто не поверит! Расскажи им всё: что она за нами на реку бегала, как к тебе в комнату ночью лазила. Ну?!

Володя отвёл его в сторону и заговорил очень тихо:

— У тебя истерика. Давай вдох-выдох, вдох-выдох, — пытаясь успокоиться, он и сам глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

Но Юрка физически не мог дышать ровно, от злости трясло, глаза слезились.

— Расскажи им, прошу тебя, — пылко прошептал он.

— А ты выбора мне не оставил, теперь придётся рассказать. А ты иди в медпункт, пей пустырник или что там Лариса Сергеевна даст.

— Я никуда не пойду!

— Юра, нам всем и так на ковёр к Леонидовне. Пожалуйста, иди к врачу, пусть она подтвердит, что у тебя переутомление и нервный срыв. Скажем всем, что случилась истерика из-за спектакля и ты сорвался на Машу, потому что ходила за тобой.

— Да не устал я! Я соскучился. Пожалуйста, пойдём вместе, тебе ведь тоже к Ларисе надо! Вот что ты делал на кухне? Зачем?

— Сейчас это неважно. Иди в медпункт, надо, чтобы врач засвидетельствовала…

— Пойдём вместе! — перебил, повторяясь, Юрка. — У медпункта кусты есть, спрячемся там.

— Юр, сейчас не до этого, вдруг Маша всё расскажет? Не могу я уйти! При мне она, может, не станет болтать. А если станет, у меня хотя бы шанс будет что-нибудь сразу соврать. Иди один, пожалуйста. Не подливай масла в огонь, только хуже сделаешь.

И Юрка не стал подливать — посопротивлялся ещё