Новый Мир ( № 1 2012) - Новый Мир Новый Мир

Он был уверен, что в той санатории, в которую его привезли, целый день стоит стон и плач прикованных к постели ребят.

И вот оказывается, что здесь не только не вопят и не стонут, но — вообще не говорят о болезнях: играют с утра до ночи, работают, учатся совсем как здоровые дети. Озорничают, пожалуй, даже почище здоровых. И так много и так громко хохочут, что им то и дело кричат, чтобы они перестали бузить.

И странное дело: те боли, которые казались Сереже невыносимо-мучительными, когда он лежал один, — здесь, в компании с товарищами, не вызывали ни стонов, ни слез.

Реветь в перевязочной считалось вообще неприличным. Туда нужно было отправляться с ухарским и равнодушным видом и говорить надо было не о боли, а о самых посторонних вещах: о ежиках, об апельсинах, о звездах, о фашистах, об Африке…» (Корней Чуковский, «Солнечная»).

«А еще знаете, какое самое главное дело после операции? Улыбнуться. Я серьезно! Если ты не можешь улыбнуться — лишняя жидкость давит на мозг. А если можешь — шунт работает, ничего ему не мешает.

Я уже пять раз лежала в нейрохирургии. В два месяца, конечно, ничего не помнишь. В три года — тоже не особенно соображаешь, что с тобой делают. А вот в шесть лет становится страшно. Только что вроде узнаешь, что люди умирают.  И тут тебе говорят: „На операцию!” И ты думаешь: „А вдруг врачи отвернутся и не заметят, что из тебя вся кровь вылилась? И ты умрешь”. В девять ты понимаешь: это глупость. Но зато начинает точить зависть. Почему ни у кого у одноклассников нет шунта, только у тебя есть? Почему тебе приходится с ним мучиться, терпеть больничную жизнь, послеоперационные уколы? Чем ты виноват?

А в двенадцать-тринадцать начинает хотеться всем рассказать о своем шунте по секрету. Чтобы все испугались. Чтобы все поняли: ты герой, раз все это терпишь.

Говорят, привыкаешь только в пятнадцать, но я привыкла уже. Мне пришлось пораньше: у меня мама — как ребенок. Мне приходится ее поддерживать. Ей очень тяжело. И условия очень тяжелые, и переживать за меня нелегко. А вдруг я подхвачу инфекцию? Или шунт на этот раз не приживется?

Поэтому я никому не завидую и никому не хочу рассказывать свой секрет.  Я такой родилась и такой буду всю жизнь. Зато благодаря шунту я живу нормальной жизнью. Я занимаюсь спортом, хожу в кино, и никто не знает, что, не будь волшебного проводка, я бы не выжила. Многим тяжелее. Например, у некоторых ребят, которые лежат со мной в нейрохирургии, рак. Они могут и не выжить. А теми, кто борется и не сдается, я восхищаюсь. Потому что не знаю, справилась бы я сама или нет, не будь у меня маленького помощника, которого я выдумала себе в марте прошлого года, когда мы в очередной раз приехали в больницу с мамой менять шунт.  Я назвала его Выдуманный Жучок» (Юлия Кузнецова, «Выдуманный Жучок») .

Недавно один литератор, рассказывая другому о своей новой книге, обмолвился, характеризуя издательство: «Знаешь, они выпустили ее любовно, бережно».  О нарниевской серии «Наш ковчег. Детям и подросткам», то есть о «Жучке» — я готов говорить с тем же пафосом. Любовно. Чего, увы, не могу сказать о Чуковском. И дело не в том, что лицо я «заинтересованное», что работаю в мемориальном доме-музее этого литератора. Я просто беру книгу в руки.

На обложке, как всегда, стоит имя автора. Здесь напечатано крупно «К. И. Чуковский».

Но такого писателя нет и никогда не было! Как нет писателей «Л. Н. Толстого» или «С. Я. Маршака». Литературное имя автора «Серебряного герба» и «Солнечной» — Корней Чуковский. Это его литературное имя , как «Лев Толстой», «Самуил Маршак» и так далее. 

А писать на обороте титула мелким кеглем: «ил. Н. Цейтлина, Т. Мавриной» (при этом «рядовому» читателю совершенно не ясно, кто из художников иллюстрировал «Герб», а кто — «Солнечную») — значит не понимать (или не обращать внимания), с кем, с какими соавторами имеет дело писатель «К. И. Чуковский». Впрочем, теме «писатель-художник» мы тоже намерены уделить должное время и выделить нужное место в наших будущих разговорах о детской литературе.

Ну а на крохотное предисловие/послесловие, объясняющее, с чего это вдруг переиздается повесть, напитанная реалиями исчезнувшей и совершенно непонятной современному подростку эпохи, у издателей, очевидно, просто не было времени… Жаль, а ведь это — «убытки», как любил повторять «К. И. Чуковский» вослед за своим любимым Антоном Чеховым, вложившим это восклицание в уста приснопамятного Якова из «Скрипки Ротшильда».

И чтобы не заканчивать грустно, вот вам классическое стихотворение Михаила Грозовского, которое он неизменно читает на подмосковных кострах «Здравствуй, лето!» и «Прощай, лето!», проходящих на дачном участке автора «Солнечной»:

Всем — хоть Слон ты, хоть Собака —

солнце светит одинако-

Во! Какая благодать!

Верь! — Червяк ты или Дятел —

мир устроен замечатель-

Но! В словах не передать!

Вообще-то я именно его хотел поставить эпиграфом.

Книги

КНИГИ

*

Аркадий Аверченко. Русское лихолетье глазами «короля смеха». Публицистика. Интервью. Рецензии. Документы. 1917 — 1925. Составление, подготовка текстов, предисловие, примечания А. Е. Хлебиной, В. Д. Миленко. М., «Посев», 2011, 428 стр., 2000 экз.

Сборник составили тексты Аверченко, никогда в России не переиздававшиеся, помещавшиеся им в русских, а по большей части эмигрантских изданиях. В первом, основном, разделе книги «Публицистика» представлены фельетоны и памфлеты 1917 — 1922 годов, посвященные теме революции и Гражданской войны в России; во втором разделе — «Волчьи ягоды» — тексты, написанные в стилистике одноименной рубрики «Сатирикона» — «Из жизни писателей в Петербурге»: «Основан союз писателей для защиты своих интересов. Председателем правления союза писателей состоит А. В. Волынский. Правление поставило на очередь ряд вопросов: издание своей газеты, в редакционную коллегию которой намечены Евг. Замятин, А. Волынский, А. Тихонов и К. Чуковский, право получения писателями чернил, бумаги, перьев. Однако, трудная это штука — добиться получения чернил, бумаги и перьев, если „право получения” ставится во главу угла. Древнее платоновское определение человека: „Двуногое без перьев” — очевидно, имело в виду бедных советских писателей».

Михаил Бутов. Свобода. М., «Астрель», 2011, 221 стр., 2000 экз.

Второе книжное издание романа Бутова, вышедшее в серии «Премия „Русский Буккер”»; первая публикация романа — «Новый мир», 1999, № 1.

Василь Быков. Собрание военных повестей в одном томе. М., «Эксмо», 2011, 960 стр., 4000 экз.

Из классики русской литературы ХХ века — повести: «Журавлиный крик», «Альпийская баллада», «Мертвым не больно», «Сотников», «Обелиск», «Дожить до рассвета», «Пойти и не вернуться», «Знак беды».

Даниил Гранин. Мой лейтенант. М., «Олма Медиа Групп», 2012, 320 стр., 7000 экз.

Новый роман Даниила Гранина — «Кто хочет увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами, — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов» (от издателя).

Юрий Домбровский. Факультет ненужных вещей. М., «АСТ», «Астрель», 2011, 736 стр., 3000 экз.

Из классики русской литературы ХХ века.

Григорий Канович. Облако под названием Литва. Рассказы. Иерусалим, «Иерусалимская антология», 2011, 368 стр., 300 экз.

Собрание рассказов одного из старейших мастеров, объединенное мотивом «родины-чужбины», в которую превратилась когда-то для автора Литва, в частности местечко, где прошло его детство под Вильнюсом, и сам Вильнюс после 1945 года.

Габриэль Гарсиа Маркес. Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили. Перевод с испанского Марии Десятовой. М., «АСТ», «Астрель», «Харвест», 2012, 192 стр., 15 000 экз.

Впервые на русском языке — документальный роман Маркеса 1986 года о чилийском кинодокументалисте Мигеле Литтине, в 1984 году пробравшемся на родину, чтобы снять свой знаменитый фильм «Acta General de Chile» о Чили при диктатуре Пиночета.