Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Сергей Алексеев

– И за все это ты решила отблагодарить меня? Наградить? – Он отвернулся от красивого, сияющего в сумраке тела, ибо вдруг вспомнил его мертвым…

– Не спрашивай. Все скажу сама. – Миля нашла его руку, с трудом обхватила ладонями и замерла на мгновение. – Нет, не наградить… Ты говорил, первый мужчина закладывает в женщину души… Души и сердца всех будущих детей. И я отважилась, пришла к Богу. К моему Богу. Но просить тебя… о милости, об услуге… Ты бы меня не понял и прогнал, как всегда. Прости меня, ведь ты же Бог! А я так хочу, чтобы мои дети были такими же сильными и благородными, как ты.

Ражный отнял кулак из ее рук, с трудом запихал в карман.

– А если я обманул?

– Не обманул!.. Я много думала и сделала открытие. Ты абсолютно прав! Природа совершенна, и ее не обманешь.

– Чем же тебя не устраивают Максы? Они чистые и благородные молодые люди. Правда, скрываются от призыва, но это из-за тебя.

– Они сейчас спорят, делят право первой ночи, а выбирать все равно буду я. – Миля положила голову ему на колени. – Они такие разные, что не могу выбрать. А ты один и цельный…

– Кстати, женихи знают, куда ты пошла? И зачем?

– Нет, даже не подозревают… Я же пока свободна и гуляю сама по себе, как кошка.

– Но потом обнаружится…

Она зажала его рот ладонью.

– Максам все равно, какая буду я. Целомудренная или порочная. Они любят меня.

– Чего же они делят? Какое право?

– Право первой ночи.

– Она будет первая?!

– От кого первого рожу ребенка. С твоей душой.

Ражный снял ее одежду с мольберта, бросил на кровать.

– Одевайся! И уходи…

– Прошу тебя, не спеши! – взмолилась она. – Ты не понял главного! Это вовсе не игра, не разврат! Я иду на это осознанно!

– Тем хуже! Убирайся!

– Послушай еще минуту, не гони! Я все думала – зачем? Зачем храню целомудрие? Кому нужна такая архаика – девственность? Во имя чего страдаю, отбиваюсь, стою насмерть?! И поняла!.. Мы возродим человечество! В его благородном, божественном качестве!.. Да, именно так! Ты же сам, сам заронил в меня эти мысли! Посмотри, разве можно жить в том мире, который нас окружает? Который называет себя цивилизацией?! А мы начнем с малого, как первые люди на земле. Я стану рожать каждый год по одному ребенку. Мы посчитали, успею родить двадцать пять – тридцать детей! Мы выведем из лесов новый, благородный народ!

– А куда вы денете старый народ? Это человечество?!

– Оно вымрет… Оно обречено на вымирание, неужели ты не видишь? Разврат, ложь, насилие! И уже ничего живого, человеческого!

– Два мужа – это нормально, да? Это по-божески?

– Мне нужны два мужа! Один не справится!.. Ну почему в библейские времена это возможно? Почему Лоту позволено рожать от дочерей, чтобы восстановить здоровое человечество? Кто его сейчас осудит?.. Напротив, ничего, кроме благодарности! Нас с Максами невозможно осудить даже за кровосмешение!.. И разве сейчас наше время – не библейское?!

Он насильно запихал ее в свитер, схватив поперек туловища, напялил юбку, завернул в шаль. Миля как-то невзрачно сопротивлялась, однако скоро сдалась, обмякла, но голос оставался твердым и жестким:

– Хорошо. Пусть будет так… Знала, что прогонишь, но знала, зачем шла. Это трудно осознать сразу!.. Но ты бог и волен поступать, как хочешь. Просто теперь вижу, что мой обман – благородный обман… А свадьба все равно завтра. И моя последняя молитва к тебе – приди! У меня нет родителей, так будь моим отцом. Посаженым отцом!

– Ты сумасшедшая! – крикнул Ражный в лицо. – И Максы твои сошли с ума! Вы все сумасшедшие!

Как и в прошлый раз, он вытолкал Милю на крыльцо, бросил ей туфли.

Она успела забросить эти туфли назад – буквально в узкую щель закрываемой двери.

– Пойду босой!.. Не забудь! Завтра, в два часа!

Ражный закрылся на ключ, после чего вставил в петли засов и остался сам с собой, будто с холодной, тяжкой каменной глыбой…

На следующий день до полудня он не находил себе места и несколько раз, словно во сне, вдруг просыпался в момент, когда отвязывал лодку, собираясь куда-то плыть, обнаруживал себя в машине с запущенным двигателем или спохватывался, что идет по зарастающему проселку и прошел уже немало.

В Зеленый Берег можно было попасть по воде и по суше…

А вечером он услышал крики на другом берегу, затем щелкнул пистолетный выстрел – кто-то просил лодку. Это случалось редко, потому что дорогой через реку лет двадцать никто не ходил, некуда было идти: в той стороне на сотню километров никто не жил. Ражный отвязал дюральку и поплыл на веслах…

Братьев Трапезниковых вели пять человек – участковый милиционер, три омоновца с автоматами и офицер. Вели, словно колодников в прошлые времена: каждый был в наручниках, и кроме того, третьи кандалы сковывали их вместе. И к этим третьим были привязаны две веревки, своеобразные растяжки, чтобы держать спереди и сзади, как держат дикого медведя, когда выводят на люди. И все меры предосторожности были неслучайными: физиономии у конвоиров напоминали жареные баклажаны, особенно досталось омоновцам и офицеру, рука которого висела на перевязи. Но на самих Максах ни царапинки.

С перевозом вышла заминка, точнее, ситуация, как в загадке про волка, козу и капусту – маленькая лодка не поднимала четверых. Первым рейсом повезли двух омоновцев и участкового, так что Ражный остался на том берегу и успел поговорить с братьями. Автоматчик пытался уложить их на землю, однако Максы не послушались и сели у воды.

– Дядя Слава, ты не знаешь, кто нас выдал? – спросил младший.

– Не знаю, – проронил Ражный, ощущая гнетущее чувство жалости и опустошенности.

– Может, Агошков?.. Но мы его на свадьбу пригласили, чтоб помириться. И он пришел.

Егерь скрывался в лесах с тех пор, как зарезал Каймака в гостинице. Его никто не преследовал, не разыскивал, однако он все равно прятался и приходил домой по ночам, принося семье пропитание. Но сам уже больше года ничего не ел, пил только родниковую воду, почернел и напоминал египетскую мумию.

– Это не Агошков, – вдруг сверкнул глазами старший. – Это ты нас выдал! Ты, дядя Слава! Потому что захотел отнять у нас Милю.

– Неправда, он не выдавал! – уже привычно – давно спорили! – заявил младший. – Потому что он честный!

– Но Миля была у него на базе до пяти утра! Я видел, как он внес ее в дом! На руках! Видел сам!.. Это честно?

– Ну и что? Она же свободная девушка и ходила приглашать на свадьбу. Как посаженого отца.

– Зачем он взял ее на руки?!

– Взял, ну и что?

– А то! Она… Она спала с ним! Гляди, он в глаза нам смотреть не может!

– Потому что за тебя стыдно!

– Ты ее плохо знаешь! И его! Он же оборотень! Оборотень! Помнишь, видели в дубраве?! И она!

– Не сердись на него, – попросил младший. – Он от горя совсем голову потерял…

– Я не сержусь, – заверил Ражный.

– Почему тогда не пришел? Миля ждала. Мы все ждали и не начинали… Тут они нагрянули. – Макс глянул на конвоиров. – Дали бы хоть свадьбу справить, нелюди…

– Заткнись! – рыкнул на него офицер. – Пока я тебя уродом не сделал…

Одеты они были в свадебные наряды – новенький камуфляж, сейчас грязный и изодранный во время схватки с ОМОНом, под куртками вместо тельняшек виднелись белые рубашки и сбитые, растянутые галстуки…

– Дядь Слав, скажи им, что мы в армию непригодны, – тоскливо попросил младший. – Скажи, что свидетельства подложные…

– Ладно, не ной! – оборвал его старший. – Отсидим, отслужим и вернемся. И тогда отомстим!

– Сделай что-нибудь, дядя Слава, – зашептал младший. – Ты же колдун, ты же все можешь! Сделай так, чтобы наручники рассыпались, чтобы все вернулось, как было… Сделай? Ты ведь оживил Милю?

Омоновец не услышал, но что-то заподозрил, шевельнул стволом в сторону Ражного.

– Отойди. Я сказал, отойди от задержанных!

– Так бывает в сказках, – сказал Ражный. – От волшебных слов спадают цепи, и все возвращается к прежнему состоянию… Но я не знаю таких слов.

– Хватит реветь! – огрызнулся старший брат и глянул на Ражного. – Надо уметь держать удар.

– А как же Миля?..

– Да ее удавить мало!

Младший поднял печальные глаза.

– Не давай ее в обиду, дядя Слава… Ты ведь это можешь?

– Не дам, – пообещал Ражный. – Служите спокойно.

– Агошкову скажи, подло так поступать… Мы его на свадьбу, а он…

Бежавший в леса егерь был легок на помине и пришел на базу через полтора часа, как увезли пойманных братьев. Обтянутый темной кожей скелет каким-то образом передвигался, причем быстро и ловко, почти мгновенно меняя направление, как летающая тарелка.

Зажившие было царапины на щеках, оставленные Милей, с началом Великого поста вновь открылись и теперь постоянно мокли от сукровицы…