Визит к королеве - Диана Дуэйн

Ну, теперь-то они проснутся, — подумал он. — Должно быть, происшествие попадет в завтрашние газеты.

Он спустился к центру зала, лениво оглядел места, отведенные для членов правительства… и увидел перед собой МакКларена.

Урруах замер на месте; смех вокруг него становился громче. Почему он здесь? — с беспокойством подумал Урруах. В зале МакКларена не должно было быть: предполагалось, что он еще в своем кабинете, пишет письмо. — Чтоб Саррахх свалиться в ведро с водой, — мысленно выругался Урруах. — Что-то не так…

Он кинулся к скамьям правительства, не обращая внимания на удивленные лица и начавшийся вокруг шум, вскочил на первую скамью, чуть не вцепился в бороду изумленного министра и с огромной скоростью, как по лестнице, помчался к задним рядам, не особенно беспокоясь о том, чьи ноги, плечи или головы попадаются ему под лапы. Смех вокруг стал оглушительным. За последней скамьей находилась дверь, и Урруах устремился прямо к ней и пробежал насквозь, на сей раз совершенно не заботясь о том, чтобы дерево сохранило свою текстуру.

Урруах пробежал по западному лобби — одному из двух коридоров, предназначенных для голосования, в маленький угловой вестибюль и оттуда по лестнице на верхний этаж. Он хорошо знал, где находится кабинет МакКларена, и сразу же проник в него, позаботившись предварительно сделать «шаг вбок».

В кабинете никого не оказалось.

Урруах мгновение постоял неподвижно и лишь быстро трижды облизал нос. Потом он внимательно осмотрел кабинет и заглянул в ящик на книжной полке.

Никакого письма.

Урруах бросил взгляд на небольшой камин в другом конце комнаты.

Прекрасно подойдет, — решил он.

Произнеся мысленно короткое заклинание, он положил лапу на пресс-папье, зарядив его статическим электричеством, и вежливо обратился к саже в каминной трубе.

Аккуратный тоненький ручеек черных частиц скользнул через комнату. Урруах приказал пресс-папье немного взлететь в воздух, и частицы сажи окутали его.

Электрический заряд притянул их к некоторым местам на бумаге, по преимуществу отпечатавшимся подписям; отчетливее всего стала видна самая недавняя надпись:

«Мистеру Джеймсу Флемингу Кешгасхед-авеню, 14 Эдинбург

Дорогой мистер Флеминг!

Благодарю Вас за письмо от 6 июля, в котором Вы интересуетесь пропусками на галерею спикера. Таковые предоставляются спикером по рекомендации члена парламента от Вашего округа. Вам следует обратиться к…»

Ох, что же делать! — огорчился Урруах. — Письмо уже ушло! Ушло… Как же это могло случиться?

Он выбежал из кабинета; сердце его отчаянно колотилось, во рту пересохло от ужаса.

Всем! Всем! Тревога! Те, кто в Виндзорском дворце, будьте начеку!

Он поворачивает дверную ручку затянутой в перчатку рукой, проскальзывает внутрь и бесшумно закрывает за собой дверь. Неподвижно стоя во мраке, он прислушивается. Большой чайник на плите издает тихое шипение; больше не слышно ни звука.

Двенадцать шагов через кухню, и протянутая рука человека касается створки. Человек прокрадывается и через эту дверь и осторожно запирает ее за собой. Шесть ступенек до коридора, два шага, чтобы оказаться на ковровой дорожке; теперь повернуть налево и сделать шестьдесят шагов, чтобы дойти до винтовой лестницы. В темноте он минует двери, которые, как он знает, ведут в картинную галерею, в бальный зал, в приемную королевы… Теперь мимо кордегардии — стражи там давно уже нет, хранятся лишь рыцарские доспехи и знамена, мечи и щиты — подарки королям. «После сегодняшней ночи королей больше не будет, — с легкой улыбкой думает человек. — И королев тоже».

Пятьдесят девять шагов… ковра под ногами больше нет. Еще один шаг, и нога касается первой ступеньки лестницы. Пять ступеней, площадка, поворот направо, еще три ступени… Человек протягивает руку и касается двери.

Осторожно, осторожно он открывает ее. Дальше ведет винтовая лестница, и проникающий с нее еле заметный свет кажется ужасно ярким после полной темноты. Человек начинает подниматься, ставя ноги ближе к стене: так ступеньки не заскрипят.

Что-то касается ноги человека, и он, с трудом сдержав крик, застывает на месте. Минута, две минуты… Человек стоит неподвижно.

Ничего. Должно быть, паутина… Даже во дворце с сотнями слуг не удается справиться с маленькими тружениками, плетущими свои сети. Медленно и бесшумно человек двигается дальше, осторожно, прислушиваясь после каждого шага. Вверх по оставшимся пятнадцати ступеням. Лестница крутая, но человек осторожен. У двери на верхней площадке он останавливается и заглядывает в щель — створки закрыты неплотно. В широком коридоре у позолоченной двери стоит кресло под единственной тусклой электрической лампой. В нем обычно сидит лакей, но сейчас его нет. Кресло отодвинуто к стене, рядом с ним на полу что-то стоит: глиняный кувшин. Ясно: лакей пошел облегчиться… Дверь в золоченой раме слегка приоткрыта.

Прекрасно. Человек проскальзывает в коридор. Теперь нужно делать все быстро, но не производя ни малейшего шума. Вывинтить лампу из патрона. Это никого не удивит: новомодные штучки то и дело перегорают. Подождать несколько секунд, пока глаза снова привыкнут к — темноте. Беззвучно повернуть ручку двери.

В первой комнате обычно спит фрейлина. Однако в постели ее нет. А-а, вот в чем дело… Отсутствие на месте лакея получает объяснение, и человек улыбается в темноте. Человек двигается дальше на ощупь: в полной темноте не видно ничего. Вот он нашел дверь во внутреннее помещение, осторожно нажимает на ручку. Дверь распахивается внутрь.

Темнота, тишина. Нет, не совсем: слышен тихий шелест простыни — впереди и слева. Всхрап… Королева храпит? Что ж, через мгновение она будет спать бесшумно.

Только теперь человек начинает испытывать возбуждение, сердце его начинает колотиться. Ему говорили: десять шагов… довольно широкая постель. Горничные шепчутся, что она все еще предпочитает спать на левой половине, оставляя правую для того, кто здесь больше не спит.

Десять шагов. Человек прислушивается к тихому дыханию… потом наклоняется.

Тихий удивленный вскрик: словно ножи вонзаются в руку, в шею, в затылок человека — неожиданная, ужасная, нестерпимая боль. Он, шатаясь, делает шаг назад, машет руками, пытаясь поразить в темноте противника своим ножом. Только привычка многих лет, пережитые неизбежные случайности — нужно молчать, порезавшись о разбитый стакан, ударившись коленом, — не дают ему закричать. На какой-то момент его руки делаются свободными, но тут же яростные когти вонзаются ему в горло, рвут и царапают. Человек хватается за шею и нащупывает что-то пушистое… он изо всех сил отбрасывает это что-то…