Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

присудить премию первой степени. В книге довольно обстоятельно охарактеризованы высказывания В. И. Ленина по вопросам русской литературы, раскрыт ленинский принцип партийности искусства, отмечено значение ленинских указаний для развития советской литературы. Однако, в работе Б. С. Мейлаха имеют место и некоторые ошибки в освещении затронутых в книге вопросов. Так, например, автор в одном месте своей книги делает попутное замечание об А. Веселовском и при этом неправильно оценивает взгляды этого буржуазного ученого, считая его материалистом. Принимая во внимание эти недостатки, следует присудить автору премию не первой, а второй степени.

При обсуждении в Комитете вопроса о премиях по ряду книг художественной литературы не было собрано достаточного большинства голосов и поэтому авторы их не были включены в список представленных на присуждение премий. Следовало бы присудить Недогонову А. И. за поэму «Флаг над сельсоветом» премию второй степени.

В Комитете не голосовался вопрос о присуждении премии писателю И. И. Ликстанову за книгу «Малышок», между тем это произведение вполне заслуживает быть отмеченным. В книге И. И. Ликстанова ярко и увлекательно изображен самоотверженный труд воспитанников ремесленных училищ на одном из военных заводов Урала в дни Отечественной войны. Произведение «Малышок» несомненно имеет большое воспитательное значение для нашей молодежи, занимает одно из первых мест в числе книг, выпущенных для юношества в 1947 году, заслуживает премии третьей степени.

В остальном предложения Комитета по Сталинским премиям о присуждении Сталинских премий в области искусства и литературы за 1947 год не встречают возражений[1357].

Рекомендации Комитета по Сталинским премиям, Комитета по делам искусств и Агитпропа были объединены Д. Шепиловым в один 20-страничный документ[1358], который и обсуждался на заседаниях Политбюро с участием Сталина. На них, помимо членов Политбюро и секретарей ЦК, присутствовали и функционеры, которые готовили итоговые списки, с тем чтобы в процессе обсуждения отстоять отраженную в документах точку зрения. Заседанию с участием приглашенных экспертов обычно предшествовало совещание в узком кругу партийцев, где оформлялся предварительный перечень вопросов, подлежавших обсуждению. Воспоминания об одном из таких заседаний в Политбюро, дающие вполне внятное представление о кулуарной стороне премирования, оставил К. Симонов (его запись относится к 31 марта 1948 года):

К Сталину на этот раз был вызван Фадеев и редакторы толстых журналов — Панферов, Вишневский, я и Друзин. <…> в том, как он (Сталин. — Д. Ц.) вел обсуждение, совершенно ясно проявилась тенденция — расширить и круг обсуждавшихся произведений, и круг обсуждаемых авторов, и если окажется достаточное количество заслуживающих внимания вещей, то премировать их пошире. Думаю, что, наверное, в связи с расширением этого круга и были впервые на такое заседание вызваны редакторы всех толстых журналов.

<…> Когда обсуждали «Бурю» Эренбурга, один из присутствовавших (Д. Т. Шепилов. — Д. Ц.) <…>, объясняя, почему комиссия предложила изменить решение Комитета и дать роману премию не первой, а второй степени, стал говорить о недостатках «Бури», считая главным недостатком книги то, что французы изображены в ней лучше русских.

Сталин возразил:

— А разве это так? Разве французы изображены в романе лучше русских? Верно ли это?

Тут он остановился, ожидая, когда выскажутся другие присутствовавшие на заседании. Мнения говоривших, расходясь друг с другом в других пунктах, в большинстве случаев совпали в том, что русские выведены в романе сильно и что, когда изображается заграница, Франция, то там показаны и любовь французских партизан и коммунистов к Советскому Союзу, показана и роль побед Советского Союза и в сознании этих людей, и в их работе, а также в образе Медведя показана активная роль русских советских людей, попавших в условия борьбы с фашистами в рядах французского Сопротивления. Подождав, пока все выскажутся, Сталин, в общем, поддержал эти соображения, сказав:

— Нет, по-моему, тоже неверно было бы сказать, что французы изображены в романе Эренбурга сильнее русских, — потом, помолчав, задумчиво добавил: — Может быть, Эренбург лучше знает Францию, это может быть. У него есть, конечно, недостатки, он пишет неровно, иногда торопится, но «Буря» — большая вещь. А люди, что ж, люди у него показаны средние. Есть писатели, которые не показывают больших людей, показывают средних, рядовых людей. К таким писателям принадлежит Эренбург, — Сталин снова помолчал и снова добавил: — У него хорошо показано в романе, как люди с недостатками, люди мелкие, порой даже дурные люди в ходе войны нашли себя, изменились, стали другими. И хорошо, что это показано[1359].

Этот фрагмент буквально обнажает механику принятия решений о присуждении Сталинских премий. По сути своей она почти не отличается от той, которая лежит в основе работы Комитета. Даже дискуссии о литературных текстах строятся схожим образом и в основном сосредотачиваются на формальных и содержательных планах, минуя вопрос об эстетической ценности произведения. Пожалуй, ярче всего сталинский подход к литературе выразился в обсуждении «Кружилихи» В. Пановой. Первая реакция критики на этот текст была нарочито негативной. В конце декабря 1947 года в «Литературной газете» появилось сразу две статьи — А. Ивича[1360] и В. Гоффеншефера[1361], открывавших публичное обсуждение производственного романа и вместе с тем ставивших под сомнение его художественное достоинство. Однако вскоре в спор вступил А. Тарасенков, в начале января 1948 года опубликовавший в «Литературной газете» статью «Критики не увидели главного». Тарасенков весьма высоко оценил «Кружилиху»: «Роман В. Пановой проникнут духом самокритики, высокой моральной требовательности автора к своим героям»[1362]. Громивших текст критиков он назвал «близорукими», «привыкшими к однолинейным схемам»:

Грустно за тт. Ивича и Гоффеншефера, — продолжал Тарасенков, — которые так слепо прошли мимо самого интересного и самого значительного, что есть в романе Пановой, — ее восхищения трудом, творчеством, созиданием. А именно в этом и состоит значение «Кружилихи», талантливого произведения, говорящего о том, какие новые большие перспективы творческого роста раскрываются перед Пановой[1363].

Во втором выпуске «Литературной газеты» за 1948 год была напечатана статья В. Смирновой[1364], подводившая итоги обсуждению «Кружилихи». Героев романа Смирнова назвала «недостоверными, обедненными, не типическими», а сам текст провозгласила неудачей автора. Не оценили роман и в Комитете по Сталинским премиям. Симонов писал, обращаясь к обсуждению «Кружилихи»:

Фадеев, объясняя причины, по которым на Комитете по Сталинским премиям отвели этот первоначально выдвинутый на премию роман, стал говорить о присущем автору объективизме в изображении действующих лиц и о том, что этот объективизм подвергался критике в печати.

Вишневский, защищая роман, долго говорил, что критика просто-напросто набросилась на эту вещь, только и делали, что ругали ее.

— По-моему, и хвалили! — возразил Сталин. — Я читал и положительные статьи.

<…>

Кто-то из присутствующих стал критиковать