"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Он перевернул Локку, распластав под собой, собрал ее волосы в руку, притянул к себе.

«Важенка моя».

В чуме пахло молоком и домом, пахло счастьем.

— Все готово. — Тайбохтой поцеловал ее в висок. — Только…. — он замялся.

— Что? — встревоженно покосилась на него Локка.

— Надо снова к Ылэнте-Кота идти. Обычай такой. Теперь дитя отец нести должен. Через два заката на третий вернемся. Мы вернемся. Ты жди.

— Тятя! — раздался из колыбели звонкий голосок. — Тятя пришел!

Вождь откинул полог. достал ребенка из колыбели. поцеловал в теплую пушистую макушку.

— Кто мой бельчонок?

— Я! — С детского личика на вождя уставились зеленые, материнские глаза. — Олка утак?[20]

Вождь рассмеялся, отвязал от пояса крохотный ножик с резной костяной ручкой.

— Паны… [21] — Будущий охотник, просияв, быстро схватился за красивую диковину. На нежной кожице мгновенно выступила кровь. Даже не пискнув, дитеныш деловито засунул палец в рот, словно зверек, зализывающий рану. — Минытый. [22]

— Вот именно, — кивнул Тайбохтой, ставя ребенка на пол. — Ну что, ходить будешь?

Сосредоточенно кивнув, зеленоглазый человеческий дитеныш уверенно заковылял к матери.

Вождь присел на корточки, заключив обоих в кольцо сильных рук.

— Посмотри, что я вам принес.

Он развязал кожаный мешок, и к ногам Марфы хлынул поток золотых самородков.

— Ты ж на охоту ходил! — ахнула она.

— Разная охота бывает. — Вождь открыл второй мешок. — Дай руку.

Марфа почувствовала под пальцами холод камней и, зачерпнув, набрала в ладонь полную горсть изумрудов.

— К глазам твоим.

Дитя набрало пригоршню самоцветов и золотых самородков, и, радостно хохоча, подбросило их вверх.

Ермак расстелил на столе карту, оглядел собравшихся.

— Ну что, жалованную грамоту Яков Аникеевич, — он чуть поклонился в сторону высокого, грузноватого мужчины, — от государя получил, теперича надо идти вверх по Чусовой, к истокам, раз уже строгановские это земли, и поселения там основывать. Иначе толку от грамоты вашей не будет, бумагой и останется.

— Был кто там? — коротко спросил Аникей Строганов.

Григорий, средний сын, покачал головой.

— Как десять лет назад получили мы от Ивана Васильевича грамоту на прикамские земли, дак только устье Чусовой нашим стало. По самой реке не ходил вверх никто.

Аникей повернулся к Ермаку.

— Кто там из инородцев живет?

— Остяки, они опасность небольшая, да татары, эти посерьезней будут, — вздохнул Ермак.

— А ежели задружиться с остяками?

— Нет у них вождя единого. — Ермак взглянул в темные, жесткие глаза старика. — Татары, те хану подчиняются, вроде и проще оно, но с ними никак не замириться, их бить надо, до последнего.

— Ежели остяки с татарами снюхаются, худо нам будет, — подал голос доселе молчавший Семен Строганов.

— Вот я чего и боюсь, — Ермак погладил вороную бороду. — Ежели мы вверх по Чусовой пойдем, дак она в Большой Камень уходит. По реке сподручней с дружиной плыть, быстрее.

А там тоже реки есть, что вниз, на восток текут. Так мы горы и перевалим.

— Сибирь, — Аникей смотрел поверх голов сыновей куда-то вдаль.

— Да, — Ермак помедлил. — Однако Семен Аникеевич прав, если остяки с татарами будут, тяжело нам Сибирь дастся.

— А легкости, Ермак Тимофеевич, — в голосе старшего Строганова прозвучал металл, — никто не сулил.

— Не хочется войной-то, — вздохнул Семен.

— Слыхал, что атаман сказал? Бить надо до последнего.

— Всех, что ли? — пожал плечами Яков Строганов.

Невысокий, сухощавый Аникей со всего размаха вдарил кулаком по столу.

— Ежели надо будет, я по колено в крови на восток пройду. Наша будет Сибирь, чего бы ни стоило это.

— Смотри, — сказал Петя одиннадцатилетнему Максиму Строганову, сыну Якова, — ежели у тебя запястья слабые, меч ты долго не удержишь, даже и короткий.

Никита Строганов, сын Григория, на два года младше двоюродного брата, упражнялся с кинжалом.

— А ты тоже, — Петр повернулся к нему, — вот если ты так кинжал держишь, то, — юноша сделал короткое, быстрое движение и мальчик выронил клинок на земляной пол конюшни, — у тебя его из рук выбить — плевое дело.

Никита наклонился за кинжалом и взвыл от боли — сотник наступил ногой ему на руку.

— Да я тебе! — гневно замахнулся мальчик.

— Мне ваш дед платит, чтобы я из вас воинов сделал. Коли ты слабак, уходи, мне трусы тут без надобности. — Сотник обернулся к старшему мальчугану, вертевшему над головой меч, — Так что не жалуйтесь. Меня тоже кровью учили. После трапезы приходите, на конях поедем, — он потрепал по вихрам все еще дующегося Никиту. — Ничего, коли сейчас терпеть научишься, в бою легче придется.

— Сотник, — в ворота конюшни просунулась русая голова. — Атаман тебя кличет.

— Сколько у нас людей уже обученных? — без долгих предисловий приступил к делу Ермак.

— Так чтобы завтра в бой, десятков пять наберется.

— Сказывал ты, что в Чердыни бывал.

— Бывал, знаю те края.

— Помнишь, говорили мы, что еще при царе Иване Великом ходили наши отряды той дорогой на Большой Камень?

Петр склонился над картой.

— Вот тут, — показал он, — если к истокам Вишеры подняться и потом через перевал идти, путь на восток есть.

— Дак вот, — Ермак обернулся к Строгановым, — прежде чем на Чусовую идти, надо людей в деле посмотреть. А то на дворе мечом размахивать каждый мастак, а крови дружина и не нюхала. Заодно и глянем, что там за остяки живут.

Аникей кивнул.

— Прав ты, Ермак Тимофеевич. Очертя голову в схватку с ханом бросаться тоже не след.

Только головы положим зазря. Сходите с Богом этой дорогой, а потом за серьезное дело примемся.

— Батюшка, — раздался от дверей нежный голос. — В трапезной уж заждались вас.

— Если б не жена твоя, Семен мы б тут все от голода уже померли, — Аникей подмигнул старшему сыну и повернулся к невестке. — Спасибо, Анна Никитична, что не оставляешь нас своей заботой.

Анна Строганова — высокая, тонкая, сероглазая, с убранными под платок золотистыми косами — поклонилась собравшимся.

— Милости просим нашей хлеб-соли отведать.

Встретившись взглядом с голубоглазым незнакомым сотником, она почувствовала, как отчего-то сильно забилось сердце.

Равнину заливал низкий брусничный закат, а на западе небо уже клонилось в черноту. Над горным хребтом медленно полз вверх узкий серпик луны.

Марфа ждала их за границей стойбища. Напряженно всматриваясь в приближающийся темный темный силуэт, она облегченно перекрестилась. Вернулись оба.

Тайбохтой коротко обнял ее и поцеловал в лоб. Марфа взяла у него из рук безмятежно спящего младенца, изучающе уставилась на маленькое личико — вроде и не изменилось ничего.

— До восхода спать будет, Вот смотри сюда. — Тайбохтой закатал кожаный рукавчик рубашки. На чуть припухшем смуглом предплечье виднелся синий рисунок — маленькое дерево. Марфа пересчитала ветви — по семь с каждой стороны, и вопросительно взглянула на мужа. Он отвел глаза.

— Не ведомо мне, что сие значит. Ты ведь знаешь, мне нельзя вниз спускаться. Даже смотреть на озеро — и то нельзя. Я у скалы дитя оставил, там же его и забрал. Так надо.

Марфа только вздохнула.

— Пойдем, я рыбу приготовила, как ты любишь.

В чуме Тайбохтой достал откуда-то из-под изголовья сверток, развернул. На оленьей шкуре была искусно вычерчена острой костью карта гор. Линии были прокрашены соком ягод и кое-где виднелись непонятные значки.

— Ты сделал? — всмотрелась Марфа в рисунок, узнавая знакомые места.

— Не зря ж ты меня учила. Я теперь и сам могу.

— А это что за знаки?

— Помнишь, те два мешка, что я принес? — Вождь взял ее за подбородок. Она кивнула. — Так вот, захочешь еще, иди туда, там много.