Ослепительный нож - Вадим Полуян

Мурза прошептал царевичу нечто важное, ибо Ханиф, расслышав, с испугом посмотрел на мурзу, с жалостью - на Всеволожу.

Мамутек согласно кивнул и отдал приказ через дверь.

Некоторое время вельможи переговаривались на своём языке. Потом царевич сказал:

- Выйди, женщина в соседний покой. Пусть девка переоденет тебя.

Евфимия и Раина вышли. В малой палате, где только что беседовали имам и отшельник, боярышню ждала русская мужская сряда, какую носят стремянные. Тут она догадалась, вернее, вспомнила: свирепый на вид вельможа был тот, что под стенами Белёва вёл переговоры с князьями. Толмач именовал его «Хочубой», Евфимия же из татарских уст ясно слышала: «Кичибей».

- Ой, возвращаться к ним, словно отроковицам в пещь огненную! - волновалась Раина.

- Хоть в ад, иного пути нам нет, - переодевалась Евфимия.

- Маматяка боюсь! - стонала лесная дева. - Было мне возле него «привидение» то: злодейски умертвит он отца и брата.

- Фух! - перевела дух Евфимия, поскольку Раинины «привидения» то и дело сбывались и боярышня начинала им верить. - Вот от чего ты давеча дрогнула!

Едва обе переступили порог Ханифов, Кичибей, или Хочубой, ткнул пальцем во Всеволожу:

- Советник князя Дмитрия Красного, уготовь Аллах покойнику в джаканнаме жаркую сковородку!

- Верно ли? - резким голосом спросил Мамутек ту, что намеревался взять в жены.

- Твой мурза памятлив на лица, - кивнула Евфимия.

- Кто родил тебя, лучше бы родил камень, - проскрежетал Ачисан. - Камень занял бы своё место при постройке стены.

- Я пыталась построить стену доверия меж двумя ратями под Белёвом, - заявила Евфимия.

- Посланник Аллаха учит, - возразил Ачисан, - советы жён нам нужны, чтобы делать наоборот.

- Однако же ваша мудрость гласит о женщине, - напомнила Всеволожа, - «она родит, она и на ноги ставит», «Язык немого лишь мать поймёт», «У кого нет жены, у того нет близкого».

- Женщина - мешок орехов, чтобы купить или продать. Мужчины намного выше степенью своего достоинства, - упорствовал Ачисан.

- Когда арабское племя туарегов проиграло битву, - напомнила Евфимия из истории, - пришли на помощь женщины и выиграли бой. С тех пор в этом племени они сняли паранджи и заставили носить их мужчин.

Услышанное о туарегах вызвало бурю негодования у царевича и вельмож. О чём они спорили? Что приказывал Мамутек? В конце-то концов Ханиф сурово велел Евфимии:

- Удались пока… Боярышня и Раина вышли.

Хозяйка ждала у входа на женскую половину.

- Что?

- Кичибей узнал во мне белёвского советника при князе, участницу споров о докончаниях, - сообщила Евфимия.

- Ой, ой, ой, ой! - сжала голову Асфана. - Теперь попадёшь не в зенан к царевичу, а на плаху. Они потеряют разум!

Раина беззвучно плакала.

- Когда открывается истина, разум отступает назад, - вздохнула Евфимия.

Мрачное воцарилось молчание. За трапезой к еде не притронулись ни хозяйка, ни гостьи.

Повечер явился Ханиф, перемолвился с главной женой и вышел.

- Не обо мне ли шла речь? - осведомилась Евфимия. - Тайны нет?

Асфана прижала подол к лицу и разревелась навзрыд.

Айбикен смачивала её виски целебной водой. Открыв лик, татарка произнесла сквозь всхлипы:

- Велел одеть воином. Горе тебе! Сегодня предстанешь пред грозные очи Улу-Махмета. Царь будет твоим судьёй!

9

Палата, где заседал диван казанского царя в Курмыше, сравнительно с великокняжеской Престольной была скромна. Белые стены - глазу остановиться не на чем. Ковры - единственная роскошь, - стопа утопала в них. По бокам - мурзы, в средоточии же, у противоположной от входа стены, на более высоких подушках - старый, сухонький Улу-Махмет. По левую и правую руку - царевичи.

Один из приставов, что привели Всеволожу, втолкнул боярышню в дверь и шепнул по-русски:

- Перед тобою диван-беги, старейшина Совета, Магомет-Мазербий, у царя первый человек!

Старик в чалме - борода до полу - важно повёл её пред очи царя.

Евфимия поклонилась.

- Рукуг? - удивился старейшина поясному поклону. - Саджа! - повелительно ткнул пальцем в землю.

- Пред иноземными владыками ниц не падаем, - строго молвила Всеволожа и обратилась к царю с вызубренной загодя речью: - Улу-Махмет хан халеде ал-лагу муккугу! - что означало: «Улу-Махмет хан, да продлит твоё царствование Божья милость!»

Царь мрачно молвил на её языке:

- Подойди поближе.

Подслеповатые глазки долго сверлили приведённую уруситку.

- Это ты под Белёвом давала советы своим князьям?

- Я хотела, чтоб твоя сила оставила этот город, не вбивала клина меж Москвой и Литвой, ушла к родственным булгарам. Жаль, христианские князья, словно мусульмане, выслушав женщину, поступили наоборот. Ты - кладезь мудрости! - сделал, как следовало. Ныне основанное тобою царство устрашает соседей. Разве я была не права?

Улу-Махмет подал знак рукой, дабы Всеволожа ещё приблизилась.

- В твоих очах радость. Чему радуешься? - прошамкал царь.

- Радуюсь, что стою пред тобой, - отвечала боярышня, - ибо пятнадцать лет назад мой родитель стоял пред тобой же, ратуя о судьбе нашего великого князя Василия.

Судя по выражению морщинистого лика, царь был крайне удивлён.

- Дочь боярина Иоанна?

- Дочь его, - склонила голову Всеволожа. Мурзы по сторонам встрепенулись. Неподвижность восточных божков нарушилась. Шепотки - будто ветерок пролетел по сухой листве.

- Отец твой, - возвысил голос Улу-Махмет, - просил золотую шапку для юноши, ещё не запятнанного дурными делами.

Евфимия смиренно потупилась.

- Дозволено ли мне напомнить царю слова из Корана? «Если наказываете, то наказывайте соразмерно тому, что считается у вас заслуживающим наказания, если же будете снисходительны, это лучше для снисходительных».

Царь перевёл вопрошающий взор со Всеволожи на своих мурз. Кичибей, или Хочубой, встал и произнёс нечто грозное. Ачисан поддержал его. Страшнее всех прокричал злое слово, скосясь на Евфимию, Мамутек.

Царь изрёк:

- Я обязательно накажу Василия. Смертью ли, вечным пленом ли… Обязательно!

Евфимия улыбнулась:

- Знатный арабский мыслитель Абу-аль-Ала аль Маарри создал труд, который назвал: «Обязательно ли то, что не обязательно?».

- Зачем живая ссылаешься на умерших? - запальчиво прокричал Ачисан.

Евфимия обратилась к нему:

- Отвечу словами Пророка: «Когда вас приведут в отчаянье, ищите помощи у лежащих в могилах».

Вояка Хочубой грубым голосом вмешался:

- Ты прочла много книг! А великий халиф Омир говорил: «Если в книгах писано то же, что и в Коране, то они лишние, если же писано иное, то они лгут»!

Евфимия не удостоила Хочу боя ответом. Улу-Махмет раздумчиво произнёс:

- Отдам золотую шапку Шемяке, он будет благодарней Василия.

Всеволожа возразила вопросом:

- Будут ли благодарны бояре, ненавидящие Шемяку? Ему ж не в пустом сосуде державствовать.

Среди вельмож возник шум. Кое-кто вскакивал и кричал, тыча перстом в Евфимию. Громче других неистовствовали Ачисан с Кичибеем. Боярышня обратилась к ним:

- Аллах внимает не слухом… Прекратите же ваши крики! Разве вы кричите тому, кто находится от вас далеко, или стремитесь разбудить дремлющего?

Царю явно пришлось по душе сравнение его со Всевышним. Он сделал знак рукой, и диван затих.

- Веруешь ли, - полыхая очами, спросил властитель стоящую пред ним деву, - веруешь ли, что я поступлю справедливо?

- Благословен тот, у кого в руке царство, - отвесила поясной поклон Всеволожа, - потому что он всемогущ!

- Веруешь ли, что я вправе обречь Василия смерти? - продолжил царь.

- Верую, - согласилась Евфимия, - ибо это нелепо.

- Опять чужие слова? - ехидно спросил Ачисан по-русски.

Евфимия одарила врага улыбкой:

- Тертуллиан, римский богослов.

Тем временем царь переговаривался с царевичами. Боярышня устремила на них любопытный взор.

- Мы опасаемся, - по-русски объяснил ей наиболее приятный ликом царевич, - долгое время нет нашего посла Бегича, отправленного к Шемяке. Уж не убит ли он? Не решил ли князь Дмитрий править независимо?

Всеволожа тихо спросила старейшину Совета, диван-беги, стоявшего около:

- Кто это?

Тот не знал русского, однако понял вопрос по взгляду Евфимии, устремлённому на царевича, и назвал:

- Касим.

- Шемяка вашего посла не убьёт, - отвечала Всеволожа Касиму. - Вот разве перепоит от усердия. Наш народ на хмельное очень гостеприимен. Проспится Бегич как следует и возвратится к вам поздорову. Да вряд ли привезёт новость, коей бы вы не знали.