Новое тысячелетие - Вера Камша

— Как ты? — спросил Владимир.

Некоторое время во взгляде напарника не было ничего, кроме страдания, затем он прояснился, и сквозь боль начало проступать знакомое упрямое выражение.

— Что там с ногами? — прошипел Иван сквозь сомкнутые зубы.

— Завалило камнями.

— Там все так болит, — по лицу Ивана пробежала судорога, на лбу выступили крупные капли пота. — Идти я не смогу. Пристрели меня!

— Как? Зачем?

— Надо! Ты же не донесешь меня по этим подземельям до станции? А если и донесешь, то что будешь делать там?

— Не донесу, — Владимир кивнул, яростно кусая губы и пытаясь найти выход из сложившегося положения.

— Если не убьешь, они найдут меня! — проговорил Иван горячо. — Ведь не дураки, догадаются, как мы бомбу заложили! И стреляй в лицо, иначе опознают! Выйдут на вас…

Голос слабел, но в нем звучала твердая решимость умереть.

Владимир вытащил пистолет, и замер, будучи не в силах выстрелить в соратника. Несколько раз поднимал руку, и тут же опускал, чувствуя, как потеет ладонь и дрожь поселяется в предплечьях.

— Ну! — прохрипел Иван. — Стреляй!

— Не могу! — ответил Владимир. Его трясло, в душе горячим варевом кипел стыд, причудливо смешанный со злостью. На себя, на судьбу, на злосчастный таймер…

— Тогда вытащи мой пистолет и дай мне! Сил на то, чтобы выстрелить, у меня хватит!

Владимир содрогнулся. Очень медленно опустился на корточки, вытащил из кармана напарника теплое, нагревшееся от тела оружие. Некоторое время подержал, словно взвешивая, затем отдал в жадно подергивающуюся ладонь Ивана.

— Иди, — сказал тот. — Я сначала отстрелю себе кончики больших пальцев, чтобы не опознали по отпечаткам! Передай привет нашим!

Лицо его исказилось. Владимир поспешно отвернулся, чтобы не видеть слез соратника. Сказал глухо:

— Русский народ не забудет тебя, — сам почувствовал, что говорит фальшиво, но остановиться не было сил. — Ты встанешь в один ряд с такими героями, как Александр Невский и президент Синев!

Раздался странный скрежещущий звук. Владимир не сразу понял, что Иван смеется.

— Не ври мне, — проговорил он. — Это будет, если только народ наш возродится… А в это даже я верю с трудом! Иди, пока я еще в сознании…

Владимир вскинул на плечи рюкзак, и не оглядываясь, пошел по коридору. Он старался идти быстро, но все же услышал, как грохнули позади три выстрела — два почти подряд, а третий — чуть позже.

Судорога сжала горло. Фонарь светил достаточно ярко, но поле зрения стало вдруг каким-то смазанным, словно шагал через густой туман…

К вечеру похолодало. Из закрывших небо серых слоистых туч посыпал мелкий, совсем не майский дождик.

Настроение у Виктора было под стать погоде. Хотелось плюнуть на все и уйти, но сделать этого было никак нельзя. Кто еще будет ковыряться в развалинах, недавно бывших тюрьмой?

Майор стоял у самого края огороженного пространства, и видел, как по ту сторону сине-белой ленты, отмечающей закрытую зону, ведет репортаж корреспондент одного из центральных телеканалов.

Перед ним застыл оператор с камерой, словно с чудовищно огромным и неудобным пистолетом, а репортер со сладкой улыбкой говорил что-то в объектив, поднеся к лицу микрофон, похожий на диковинный овощ.

Виктор невольно прислушался:

— … совершенно уничтожили здание знаменитого следственного изолятора «Матросская тишина», — слова лились гладко, потоком, словно водопад, приковывали внимание, — который являлся одним из памятников старины.

«Ничего себе!» — подумал Виктор. — «Что это за страна, где обычный СИЗО держат за памятник старины?».

В кармане назойливо запиликал сотовый телефон.

Виктор сделал несколько шагов в сторону, чтобы не мешать репортажу, прижал к уху трубку.

— Да.

— Товарищ майор! — донесся из телефона возбужденный голос капитана Делиева. — Мы тут кое-что нашли!

— И что же? — спросил майор. Именно он два часа назад отдал приказ обследовать подземные коммуникации, которыми террористы, скорее всего, проникли под тюрьму.

— Труп! Совсем свежий, сегодняшний! И недалеко от подвалов тюрьмы, на самой границе зоны разрушений.

— И что, его обломками убило? — Виктор разочарованно подумал, что в этом случае вряд ли от погибшего много осталось.

— Нет, — ответил капитан. — В руке пистолет, череп разворочен выстрелом в упор. Самоубийца! Судя по всему — один из террористов. Его завалило во время взрыва. И чтобы не достаться нам, он и убил себя.

— Ничего себе! — брови майора взлетели вверх. — Вытаскивайте его. Попробуем опознать.

— Сложно будет, — в голосе Делиева прорезалось сожаление. — Лицо изуродовано, а кончики больших пальцев он себе перед смертью аккуратно отстрелил. Безумец!

— Если смотреть с другой точки зрения, то он герой, — пробормотал Виктор глухо. — Ладно, вытаскивайте все равно. Мало ли какая зацепка найдется.

Голос капитана пропал, на смену ему явились короткие злые гудки. Виктор убрал телефон. Повернулся, и лицом к лицу столкнулся с командиром подразделения МЧС, чьи подчиненные разбирали завалины. В яркой желтой куртке, мокрой от дождя и каске модернового дизайна он смотрелся впечатляюще. Но на испачканном пылью усталом лице застыло угрюмое выражение.

— Пойдемте, майор, — сказал он густым, басовитым голосом, напоминающим медвежий рык. — То, что мы откопали, вас заинтересует.

Виктор поправил плащ, поплотнее нахлобучил капюшон и зашагал вслед за провожатым. Развалины ярко освещались прожекторами, за зоной действия которых начиналась темнота. Казалось, что кроме пространства, заполненного развороченными каменными плитами, обломками и кусками арматуры, которое ограничивают исполинские черные стены, в мире ничего нет.

Ощущение это было столь реальным, что Виктор на мгновение содрогнулся. По телу пробежал озноб.

Впереди открылся провал, на дне которого копошились фигуры в желтых куртках. Мелькали огни включенных фонарей, гудел мотор небольшого крана, который, словно маленький, но очень сильный слон, оттаскивал в сторону обломки.

— Вот, — сказал офицер МЧС и отошел в сторону.

На каменной плите лежали два тела. Взгляд майора сразу приковало то, на котором был испачканный и разорванный серый мундир. Словно в насмешку над погибшим, символ СКС — перечеркнутый золотой молнией ядерный гриб виднелся отчетливо и сверкал под холодным светом прожекторов. На белом, как мел, лице полковника Бритни застыло удивленное выражение.