Рокфеллеры - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Президент Вильсон написал Рокфеллеру-старшему, прося его встретиться с конгрессменом Фостером, пока тот не уехал в Колорадо. Джон Д., как обычно, ответил, что уже 20 лет не при делах, пусть поговорит с его сыном. 27 апреля Джон-младший повторил Фостеру то же самое: «КФА» контролирует только треть производства угля в Колорадо, нельзя сваливать всю вину на неё; если работники чем-то недовольны, пусть обращаются к дирекции шахт; вопрос о вхождении работников компании в профсоюз обсуждению не подлежит. Несколько дней спустя Вильсон ввёл в Колорадо войска.
Рокфеллер-младший оказался ещё большим чудовищем, чем его отец! Джон Лоусон из ОГА говорил, что он может «успокаивать свою совесть, регулярно посещая воскресную школу в Нью-Йорке, но никогда не будет оправдан за совершение ужасных зверств». Даже Хелен Келлер (слепоглухая девушка, сумевшая научиться говорить, читать и писать и окончившая колледж благодаря материальной помощи Генри Роджерса и Рокфеллеров) заявила прессе: «Мистер Рокфеллер — чудовищное порождение капитализма. Он жертвует на благотворительность и в то же время позволяет расстреливать беззащитных рабочих, их жён и детей». Кайкат осаждали анархисты и члены профсоюза индустриальных рабочих мира под руководством Эммы Голдман и Александра Беркмана. Несмотря на противодействие охраны, некоторым удалось проникнуть внутрь, разбить окна в доме и поджечь хлев. Уверенный в своём даре убеждения, Рокфеллер-старший пошёл к воротам, думая, что сумеет успокоить протестующих, но охранники вернули его в дом. Вызвали пожарных с водяными пушками, чтобы помешать демонстрантам перелезть через забор. В гольф играть было невозможно — отвлекали вспышки фотоаппаратов, и распорядок дня пришлось изменить. Покантико обнесли оградой из колючей проволоки.
В мае трое анархистов погибли при взрыве бомбы, которую пытались собрать на верхнем этаже дома на Лексингтон-авеню: бомба явно предназначалась для городского особняка Рокфеллера-младшего. Теперь он всегда держал в ящике стола револьвер системы Смита — Вессона, а возле дома на 54-й улице выставил охрану. Угроза собственной жизни окончательно убедила его в правоте Бауэрса. В июне он записал для себя: «Бойни в Ладлоу не было. Стычка началась как отчаянная борьба за жизнь между двумя небольшими отрядами милиционных сил из двенадцати и двадцати двух человек соответственно и целым палаточным лагерем, который на них напал, — более трёхсот вооружённых мужчин». Никаких женщин и детей не убивали; задохнувшиеся в дыму погибли в результате несчастного случая, от недостатка вентиляции…
Подобно страусу, он пытался избежать опасности, спрятав голову в песок. Перестал читать газеты: там могут быть неприятности. И всё же его мучила мысль, что из-за него на всю семью легло пятно. Надо было его отмыть. Джон-младший попросил издателя Артура Брисбена, работавшего и у Пулитцера, и у Хёрста, порекомендовать ему кого-нибудь, кто смог бы это сделать. Тот посоветовал обратиться к 36-летнему Айви Ледбеттеру Ли — выпускнику Принстона, поработавшему репортёром, а после ставшему помощником президента железнодорожной компании «Пенсильвания» по связям с общественностью. На первой же встрече в Нью-Йорке Ли сказал Джону: если хочешь, чтобы тебя правильно поняли, надо говорить правду. «Это первый полученный мной совет, в котором не говорится об уловках какого-либо рода», — с облегчением вздохнул Рокфеллер-младший и взял его на работу с жалованьем в тысячу долларов в месяц.
В начале июня Джон телеграммой вызвал в Нью-Йорк Уильяма Лайона Маккензи Кинга и предложил ему возглавить департамент промышленных исследований Рокфеллеровского фонда — по сути, стать его личным советником по делу Ладлоу.
Кинг был канадцем, родился в провинции Онтарио. Его дед по матери Уильям Лайон Маккензи был первым мэром Торонто, и внук тоже пошёл в политику. Ещё учась в университете Торонто, он заинтересовался социальными вопросами и сыграл важную роль в организации студенческой забастовки в 1895 году. Потом были университет Чикаго и Гарвард, где он изучал политическую экономию. В 1900 году 26-летний Кинг стал заместителем министра труда и развил бурную деятельность, в частности, стараясь предупреждать забастовки путём переговоров. Гарвардский университет присвоил ему докторскую степень за диссертацию о восточной иммиграции в Канаду, написанную на основе доклада, составленного им в 1908 году (Кинг резко противился притоку «жёлтой расы»). Тогда же он впервые был избран в парламент от либералов и годом позже стал министром труда. Ему удалось провести законы, значительно улучшившие финансовое положение миллионов канадских рабочих. Но в 1911 году на выборах победили консерваторы, и Кинг потерял пост.
Предложение работы из Нью-Йорка его вовсе не обрадовало, хотя ему пообещали зарплату в 12 тысяч долларов в год вместо двух тысяч, которые он получал раньше как министр. «Стоит каким-либо образом связаться с концерном Рокфеллеров, и моё будущее в политике будет поставлено под угрозу», — записал он в дневнике. Два месяца он не соглашался. Но работу ему предлагал Рокфеллеровский фонд, а не «Стандард ойл». Да и бывший президент Гарвардского университета тоже высказался «за». Вторая встреча с Джоном-младшим состоялась в Покантико, в присутствии Джона-старшего. Кинг согласился.
Одногодки, Кинг и Рокфеллер были похожи внешне и внутренне: невысокие, коренастые, одевающиеся старомодно и без шика, богобоязненные, застенчивые, склонные к морализаторству. Оба не курили и не играли в карты, боготворили своих родителей (Кинг утверждал, что поддерживает духовную связь с покойной матерью на спиритических сеансах), вот только Кинг ещё не был женат. «Редко когда человек производил на меня столь сильное впечатление с первого взгляда», — скажет позже Джон-младший о Кинге, приезд которого стал для него «ниспосланным свыше избавлением». Они могли говорить совершенно откровенно, как братья. Кинг растолковал, что время отцов прошло, сегодня уже не удастся проворачивать дела, держа их в тайне; свою позицию надо отстаивать публично, чтобы симпатии общественности были на твоей стороне. Короче, надо полностью отмежеваться от отца и идти своим путём.
Рокфеллер-старший в те годы был совсем не таким, каким его привыкли видеть во времена становления «Стандард ойл». На день его рождения в Кайкате поднимали разноцветные флаги, гремел духовой оркестр, а со всех окрестностей приходили дети, чтобы до отвала наесться мороженым, получить новенькие блестящие монетки и наиграться с именинником, который мог даже встать на четвереньки, если того требовала игра. Маленькие дети были главной отрадой его жизни. Джон Д. тоже понимал, что времена изменились и, разумеется, не в лучшую сторону. Люди стремятся в города, отрываясь от своих корней, утрачивая связь с матерью-землёй и тем самым лишая себя сил… Об этом он говорил в воскресной школе. А с журналистами и даже с друзьями, приходившими в
