Именем Корпорации! - Марк Романов

– Когда передумаете, найдёте меня, – бросил через плечо Николо, резко взмахнув рукой и исчезая в квантовом переходе.

– Да пошли вы всё к чёрту, – со смаком сплюнул на песок горькую слюну Патрик, садясь рядом с начавшим приходить в себя агентом.

Вуниш смотрел на далёкие развалины Александрии, загоревшиеся каким-то тусклым золотом в первых лучах упавшего на землю солнца, сияющими лезвиями вспарывающие холод и темноту, и приносящие жару и нестерпимую жажду. Где-то внутри инквизитора появилось тревожное чувство опасности, ни разу не подводившее Патрика в прошлом.

«Орбитальная бомбардировка на подходе, – подумал он, – но время ещё есть, иначе он бы не сказал мне найти его когда-то там потом, когда я передумаю».

Вуниш отрешённо наблюдал за попытками Спенсера подняться на ноги или хотя бы сесть прямо, не падая обратно вниз, и думал.

Он думал о многослойности Корпорации, верхушкой которой могли являться даже не эти отглаженные пиджачки, вроде Николо. Он думал о том, что и Спенсер с его тонкой психикой и желанием вспомнить своё прошлое, и Гриффин с его попытками просто затеряться на окраинах, по сути, стали точками на огромной карте кого-то, стоящего выше. Он думал о том, что такие люди, как Льюис и он сам являлись ничем и никем. Даже Грей или Кловис были заигравшимися в свои проблемы и противостояния старыми, впавшими в детство учредителями первой Корпорации, которым милостиво позволяли мнить себя хоть кем-то лучше навоза. Убрать их прочь можно в любой момент, но зачем? Пусть бегают, вынашивают планы, борются друг с другом, пеняя на многовековые пыльные истоки и надежды. Пусть играют во власть, пытаются доказать друг другу свою ценность и значимость. Кому станет хуже? Никому. А вот занять огромный пласт инакомыслящих, но не подошедших по каким-то там параметрам истинной Корпорации людей, можно, нужно и очень полезно. Лучше приглядывать за подконтрольными Ордосами, стягивающими к себе значительный процент страждущих, чем позволить этим людям думать самостоятельно.

Для одних нашлись наны и сытая жизнь на Терре и в её ближайших колониях. Для других есть Ордосы и работа на красивый символ в виде буквы «С», стилизованной под сплетение паутины. Для третьих будет достаточно войн, где пригодятся боевой режим нанов, доктора, вроде Гриффина, огромный штат военных и командиров. Для четвёртых – открыты пути торговли, путешествий, исследований, романтики далёких параллелей или линий.

Все при деле, все довольны.

И только Патрик Вуниш, действующий инквизитор Ордо Вита, чувствовал себя так, словно его жевал дикий зверь, затем подавился, и выплюнул обратно. Он выбрал остаться тем, кем себя считал. Рядом с тем, кто ещё остался жив, и чья жизнь, в отличие от Николо, значила для Патрика больше, чем для всей Корпорации, сколько бы в ней не было слоёв власти, жизни самых ценных её сотрудников.

«На кой хер собачий нужна такая Корпорация? Которой дела нет до тех, за счёт кого она вообще появилась, живёт и продолжает держаться?»

Но и анархистом Вуниш себя не считал. Он прекрасно понимал, что для сотен миллиардов людей на разных планетах нужна власть. Нужны красивая стилизованная буква, яркий символ и героическая легенда. Потому кабинет доктора Каннингема останется таким символом. Потому имена основателей и руководителей Корпорации изначальной золотом вписаны на титановых дисках истории. Потому за золотом нескольких имён проглядывает бесконечный список безымянных людей, чьи имена выведены кровью с копошащимися в ней наномашинками.

И потому он, Патрик Вуниш, взвалив на себя агента, пытается убраться подальше от развалин далеко позади, уговаривая Спенсера открыть портал куда угодно, лишь бы подальше отсюда. И потому Патрик не сдерживается, бросает последний взгляд на разрастающийся на горизонте яркий столб огня, проваливаясь в портал перехода, наконец-то открытый Спенсером, и молится про себя. Молит всех богов помочь ему найти слова, чтобы ответить на неизбежно появившиеся у агента вопросы обо всём случившемся.

И потому он знает, что скажет правду. Знает, что предложит, в обход даже самого Грея, отправить Спенсера с билетом в один конец, на Землю, на планету, где наны теряют свою силу однажды и навсегда. И держит, держит в голове мысленную картину гибнущей в огне Александрии…

Глава 53

Когда-то, давным-давно, в мире всё было не так. Совсем всё. Небеса, земля, люди, звери… Небеса были темными, грязными и низкими, отравленными жадностью и желанием людей. Земля – серой и потрескавшейся, и зёрна в ней не всходили без помощи людей. Воду нельзя было пить, не пропустив через фильтры, а еда убивала почти так же быстро, как яд на стрелах воинов. Звери были хилыми, и прятались в самых угрюмых лесах. А люди…

Люди оказались самым плохим, что могло случиться с миром.

Именно они загнали в леса оставшихся зверей. Они отравили еду и воду. Они закоптили небо, и спрятали от себя звезды. Только Луну было видно, но и ту они хотели снять с неба – такие жадные тогда были люди.

Так было всегда. И те, кто не мог примириться с таким положением дел, уходили в отдаленные места, но ничего не могли изменить. И те, кто радовался низкому небу, тоже уходили в места, но в другие. Им не надо было ничего менять. Были еще другие, кому не хотелось ничего менять, но и не делать ничего они не могли.

Так и жили они.

А потом земля содрогнулась.

Загорелись горы, поднялась вода, провалилась земля. Стало темно, как ночью в новую луну, и звери бежали прочь из своих укрытий, чтобы спастись. И люди бежали. Только звери были быстрее, а люди, особенно те, кто не хотели ничего менять – медленнее. И когда стала большая вода между двух великих рек, погибли почти все. Кроме тех, кто умел слушать зверей, и говорить с людьми. Они не стали бороться с другими, и ушли в леса.

Ночь не проходила, и длилась год, и еще год, и еще половину. А потом вышло солнце. И люди в лесах поняли, какими были глупыми раньше, когда хотели снять с неба Луну и звезды. И стали жить мирно с собой, зверями и богами…

Из записей этнографической экспедиции, изучающей феномен экоплемен-дауншифтеров Байкальского залива Восточно-Сибирского моря. 2365 год, Земля.

Его ждали. Все мужчины, достигшие возраста совершеннолетия, ставшие охотниками и имеющие право выбирать себе жену, собрались вместе, образовав круг. По периметру горели четыре больших костра, освещавшие поляну в центре поселения племени. Женщин видно не было, до момента начала праздника они не должны были показываться на глаза, чтобы не спугнуть удачу на целый следующий год.

В ночной тишине слышались лишь звуки леса, копошащихся на земле насекомых и треск сухих веток в огне. Чистое звездное небо все так же молча взирало на разворачивающееся действо, как и миллионы лет до этого. Небо видело все, от начала времен до нынешних событий, и увидит еще больше, если очередная безумная идея не положит конец планете.

Полная бледным светом луна вяло поднималась, карабкаясь на макушку неба, озаряя все своим дивным серебристым светом, теряющимся в огненных всполохах, разгонявших мрачные ночные тени вокруг.

Он вошел в круг ожидающих в таком же молчании, как и прошлые разы, когда ему выпадала участь первого охотника для праздника середины года.

Высокий, жилистый и широкий в плечах, он тащил на себе огромную тушу мертвого зверя, тяжело ступая по ковру листьев и корней под ногами. Каждый шаг, казалось, эхом отдавался в сердцах собравшихся, заставляя его звучать все громче по мере приближения к центру поляны.

Десять шагов, девять, восемь…

Он думал о такой же ночи в почти таком же лесу. Когда-то давно, в прошлой жизни, когда ему еще не надо было в одиночку выходить на зверей, вооружившись одним лишь костяным ножом, чтобы в очередной раз доказать свое право быть частью племени, частью общества, которое он выбрал сам.

По его телу так же струилась кровь, но тогда она была не чужой, застывающей на теле коркой оборванной жизни, а его собственной. По лицу так же скатывались капли едкого пота, попадая в глаза и заставляя волосы повиснуть влажными прядями. Но тогда, в прошлой жизни, бежал он, а не от него. Бритый налысо, с ног до головы перепачканный во влажной земле, он шел к своей цели, как и много лет назад.

Сегодня не повезло зверю, болтающемуся сейчас на его широких плечах. Однажды так же не повезет и ему, хотя в шкуре добычи он побывал достаточно.

Семь шагов до центра, шесть, пять…

Он хочет остановиться. Бросить все, снять с себя тяжесть мертвого тела, освободиться, расправив плечи, и набрать в грудь воздуха, жадно затянувшись им, как сигаретным дымом.

Он давно не курил. Да и опьянения уже не приносило желаемого облегчения, только непонятную пустоту и констатацию факта: он остался при своем. При своей жизни, при своей памяти о прошлом, при своих навыках, что так и не удалось вычеркнуть из себя окончательно. Он пытался. Пытался забыть, пытался избавиться от намертво въевшихся в подкорку рефлексов убийцы. Пса войны. Просто пса…