«Если», 1998 № 07 - Журнал «Если»

Призраки… Одни только призраки окружали Фрэнка.

В нагрудном кармане его пиджака лежала небольшая вещица, которую он позволил себе взять на память о путешествии. Это был сложенный в несколько раз лист плотной бумаги, в верхней части которого были типографским способом оттиснуты изображение воздушного корабля и его название. Под этой гравюрой был напечатан список пассажиров. Сей документ предназначался вовсе не для ХКИЦ — Фрэнк уже решил, что когда вернется домой, то вставит его в рамочку и повесит на стену своей квартиры в Тихо-Сити. Конечно, это было нарушение, и Леа ворчала на него до тех пор, пока Фрэнк не возразил, что во время катастрофы бумага, безусловно, сгорит. Впоследствии сам он сделал вид, будто не заметил чайной ложечки, которую Леа заткнула за резиновую подвязку чулка. Фрэнк знал, что подобных мелочей никто никогда не хватится, и искренне жалел о том, что не может спасти двух собак, которые путешествовали вместе с ними в специальной клетке, стоявшей в багажном отделении. Там, откуда явились Леа и Фрэнк, собаки были большой редкостью, и ему даже не хотелось думать о том, что станет с этими ни в чем не повинными тварями, когда…

Фрэнк глубоко вздохнул, стараясь привести в порядок взвинченные нервы. Спокойнее, приказал он себе. Все будет в порядке, только не надо терять голову.

Это место по правому борту на палубе «А», неподалеку от ведущего вниз трапа, Фрэнк и Леа заняли совсем не случайно. Им было известно, что большинство из оставшихся в живых пассажиров уцелело только потому, что они находились именно здесь, а не по левому борту, где путь к спасению людям преградила мебель, выброшенная из широких дверей обеденного зала. Настоящий Джон Пенне погиб, потому что незадолго до катастрофы ушел с палубы, чтобы проведать Эмму, которая по неизвестным причинам оставалась в каюте. Что это было? Морская болезнь? Или, возможно, некое предчувствие? В истории не осталось никаких упоминаний о том, почему погибли супруги Пенне, но Фрэнк и Леа не собирались повторять их ошибку.

Они знали, что первой о землю ударилась корма дирижабля. Было неизвестно, как поведет себя при этом стоявший в конце прогулочной палубы огромный рояль, однако Фрэнк и Леа уже решили, что побегут по проходу, как только почувствуют первый гибельный рывок, который поначалу все примут за обрыв причального каната. Вниз по трапу, мимо палубы «Б», к пассажирскому люку… К тому времени, когда они достигнут его, «Гинденбург» будет уже почти что на земле, и им придется прыгать с высоты не более четырех метров.

Тридцать семь секунд. С того момента, когда в верхней части кормового отсека будет замечен первый огонь, и до того времени, когда «Гинденбург» превратится в объятый пламенем остов, пройдет всего тридцать семь секунд… Вполне достаточно, чтобы обвести историю вокруг пальца.

Или проиграть.

Фрэнк почувствовал, что Леа незаметно придвинулась к нему.

— Если мы не…

— У нас все получится.

Прислонившись головой к его плечу, Леа кивнула.

— Но если все-таки…

— Только не говори, что любишь меня.

Ее смех прозвучал сухо и нервно.

— Ты себе льстишь.

Фрэнк с трудом усмехнулся. Пальцы Леа на мгновение сжали его предплечье и вернулись на перила ограждения. Бросив взгляд в иллюминатор, он увидел, как тень дирижабля приближается к причальной мачте.

— Держись… Теперь это может произойти каждую секунду.

Дирижабль двинулся назад, вперед, снова назад. Наземная команда боролась с ветром, стараясь подтянуть воздушный корабль к стальному треножнику причальной мачты. Две тени на земле соединились в одну.

Фрэнк с силой сжал ограждение, чувствуя, как перила врезаются в ладонь. О’кей, о’кей… Ну когда же?..

Резкий рывок сотряс воздушный корабль.

Схватив Леа за плечи, Фрэнк развернул ее к выходу.

— Бежим! — воскликнул он. — Скорее, скорее!..

Леа сделала шаг, потом остановилась. Фрэнк наткнулся на нее.

— Шевелись же! — Он подтолкнул ее в спину. — Нам нельзя…

Но тут он тоже остановился и прислушался.

Палуба под ногами больше не шаталась. Она даже не накренилась.

Ни криков, ни отчаянных воплей. Кресла и шезлонги оставались на своих местах.

Пассажиры глядели на них кто с удивлением, кто с насмешкой. Эдвард Дуглас усмехнулся и, прикрывая рот ладонью, сказал что-то жене. Мориц Файбух сочувственно покачал головой. По лицу четырнадцатилетней Ирэн Донер скользнуло выражение снисходительного превосходства. Полковник Эрдманн презрительно фыркнул.

Тут на прогулочной палубе появился один из стюардов. Он объявил, что «Гинденбург» благополучно прибыл в порт назначения и что пассажиры должны собраться у выходного трапа. Просьба не забывать свои вещи. По выходе из дирижабля просьба незамедлительно пройти американский таможенный контроль.

Фрэнк посмотрел на Леа. Она была бледна и дрожала, прижимаясь к нему всем телом.

— Что случилось?.. — прошептала она.

16 января 1998 года. Пятница, 08:12.

Телефонного звонка Мерфи не слышал — он как раз находился в ванной, обрабатывая кровоостанавливающим карандашом многочисленные порезы, оставленные бритвенным лезвием на шее и подбородке. В последнее время он хранил свою бритву под небольшой стеклянной пирамидой, которую Донна подарила ему на Рождество. Если верить рекламной брошюре, эта пирамида — точная копия египетских — должна была сохранять лезвия острыми, но, судя по всему, со своими обязанностями она справлялась плохо. Либо это, либо тяжкое похмелье, от которого страдал Мерфи, и привели к тому, что он в нескольких местах порезал лицо.

Как бы там ни было, Мерфи понятия не имел, что он кому-то понадобился, до тех пор, пока Донна не постучала в дверь ванной. «С работы», — негромко сказала она, протягивая ему радиотелефон, и Мерфи скорчил недовольную гримасу. Он и так уже опаздывал, ибо проснулся с такой сильной головной болью, что не сразу сумел заставить себя встать. Должно быть, решил он, на восемь было назначено очередное совещание, о котором он совершенно забыл, и теперь ему звонит кто-то из сотрудников УПИ, чтобы выяснить, почему он не пришел.

Вчера вечером, когда пьяный Мерфи вернулся домой на такси, Донна была крайне недовольна, а необходимость подвозить его с утра на работу отнюдь не способствовала примирению. Смерив мужа укоризненным взглядом, она вернулась к телевизору досматривать утренний гороскоп.

Мерфи взял трубку.

— Алло, Зак слушает… — сказал он, прижимая телефон плечом к подбородку.

— Говорит Роджер Ордман…

Мерфи чуть не уронил трубку в раковину. Роджер Ордман был исполнительным директором Управления, и за десять лет службы в УПИ Мерфи разговаривал с ним ровно три раза: в первый раз, когда поступал на работу, и дважды — по разным социальным вопросам. Достаточно сказать, что Роджер Ордман был тем самым человеком, которому Президент позвонил, когда на втором этаже Белого дома был замечен Дух Мэри Линкольн.