Вне закона - Валерий Махов

– Скажите, Оля, а подруга у вас есть? – сгоняя дым в тугие сизые кольца, поинтересовался Миша.

– Для вас или для вашего друга? – спросила Оля.

– Конечно, для друга, – глядя ей в глаза через зеркало заднего вида, ответил тупорылый гоблин.

– Да вы сначала поешьте, отмойтесь, отдышитесь, узнайте у адвоката, во что обошелся ваш приговор и освобождение, а потом уже о глупостях думайте.

Молдаване вмиг погрустнели и за всю дорогу не проронили ни слова.

Уже затемно, плотно поев в дорогом кафе, они добрались до загородного дома адвоката. Оля ушла предупредить хозяина, а они остались в машине в ожидании, когда их позовут в дом.

Глава 30

– Как хорошо вы сегодня выглядите, – сказала Лена, глядя на улыбающегося Кузнецова.

– Я же не хочу, чтобы мои надгробные камни украшали неформальные надписи. А я вас так быстро не ждал, – еле сдерживая тревогу, заметил больной.

Кивком отпустив сестру, он весь превратился в слух. Но Лена молчала и большими горящими глазами озорно смотрела на своего бледного визави.

– Не умерщвляйте меня искусственно, – взмолился Кузнецов. – Расскажите поподробнее, почему сорвалось?!

– А ничего, собственно, и не сорвалось. Все, в общем-то, продолжается. Просто вчера я испугалась, что вижу вас в последний раз, и мне захотелось сделать для вас приятный сюрприз.

И уже без пауз, так как Кузнецов побледнел еще больше, Лена скороговоркой выпалила:

– Я представилась им секретаршей Воланда и привезла их к нему на дачу, где он должен решить их дальнейшую судьбу.

Кузнецов стал преображаться на глазах, от прежней бледности не осталось и следа. Лицо его порозовело. Он встал, поправил халат и, быстро подойдя к Лене, порывисто и неловко обнял ее. Сквозь тонкий шелк халата Лена почувствовала, как горячо его тело.

– Это, конечно, нарушение всех оперативно-конспиративных норм. Но вы даже не представляете, как я вам благодарен. Как мало я все-таки разбираюсь в человеческой душе! Мне всегда казалось, что вы глубоко вздохнете, когда я умру, и закажете благодарственный молебен по случаю избавления от такой напасти.

– Что вы, Николай Иванович! Вы мне стали как отец. Вы наполнили мою жизнь таким смыслом, что вчера, увидев ваше состояние, я по-настоящему испугалась! Чем больше мы с вами уничтожим этих гнид и опарышей, тем меньше в нашем городе останется говна.

– Ну все, все, – сказал Кузнецов, вытирая ладонью слезы на Лениной щеке. – Я сейчас отпущу сестру, а ты заезжай машиной во двор и веди этих красавцев в гараж, там накроешь им стол и выпей с ними чего-нибудь. Я скоро подойду.

Лена вернулась к машине и въехала во двор. Гастарбайтеры уже успели вздремнуть. Лена предложила им пройти в гараж, где можно посидеть, выпить и подождать Воланда, который вот-вот освободится от клиента.

Они зашли в большой подземный железобетонный бункер, который назвать гаражом мог только тот, кто никогда не был в ставке Гитлера. В конце бункера распахнулась просторная, хорошо освещенная комната с удобной мягкой мебелью и большим холодильником-баром.

Лена разлила в высокие бокалы напитки, забросила ногу на ногу и стала листать журнал. Завороженные кролики удобно сели напротив удава, вернее удавки.

Глава 31

Долго работая в системе инкассации, Быков знал всю ее специфику, тонкости и сложности. И какой смысл идти на эту работу, если не для того чтобы грабить инкассаторов? Статус не определен. Мент не мент. Вооружен, но не очень опасен. Везешь бочку меда, а получаешь кусочек рафинада. Да и то иногда с большими задержками. Склонив братьев Одинцовых к идее грабить своих коллег, он поставил только условие: полнейшая дисциплина и никакой самодеятельности.

Все ранее были не судимы. Все, кроме Быкова, имели семьи, числились уважаемыми и достойными членами своих коллективов. Шансов сгореть было мало, если только соблюдать главное правило игры: пленных не брать.

После нескольких удачных нападений бандиты окончательно уверовали в то, что они супермены и что их вожак – гений. А все было просто. Нападения совершались не чаще одного раза в год. Примерно в одно и то же время. Всех инкассаторов убивали, свидетелей не оставляли. И даже если кто-нибудь что-нибудь и видел, то и в страшном сне, за все инкассаторские сумки мира он не пойдет в милицию. Видеть, как в твоем городе, где даже из рогатки никто не стреляет, средь бела дня вооруженные до ноздрей люди расстреливают живых и тоже вооруженных людей, – это, согласитесь, зрелище не для обывательских глаз.

Особенно страшно, когда медленно и спокойно, не торопясь, эти вооруженные нелюди ходят между телами и в упор добивают раненых. Были свидетели, которые заметили проезжавшую в это время машину ГАИ и резко прибавившую скорость, чтобы случайно не попасть под неразборчивую пулю. Но их показания куда-то исчезли, да и сами они пропали…

Денег, взятых Быковым и его бандой, налетчикам хватало на год. Как только они заканчивались, тут же планировалось и тщательно разрабатывалось новое нападение.

Схема одна, почерк один, оружие одно, вот только раскрыть эту серию никак не удавалось. Дело было на самых высоких контролях, и пару раз высокопоставленные брехуны уверенно рапортовали о задержании бандитов, однако потом уверенность сменилась растерянностью, а растерянность – жалостью к тем беспомощным ничтожествам, которые никаких чувств, кроме уважения, казалось бы, и вызывать-то не должны!

А все было весьма просто. Только нужно пошевелить жирными, прокопченными и прошашлыченными извилинами тому, кому это положено. Делает это тот, кто все точно знает, причем не какой-то залетный, а в доску и гвозди свой. Иначе кто бы подпустил его к себе так близко? Кто?!

Глава 32

«…Вот где она сейчас?! Где можно шляться с выключенным телефоном в 22 часа 30 минут?» – думал Антон, большим арестантским шагом в сотый раз меряя периметр квартиры. Нормальный человек мог бы позвонить ее приятельнице, близкой подруге или родне. У этой же половой попрошайки нет ни родных, ни близких, ни подруг. Звонить Кротову или Костромину – себя позорить.

Остается только сидеть и терпеливо ждать, пока это стихийное бедствие пройдет и наконец для него настанет рай, пусть и совсем ненадолго. Антон был не рад ни полному холодильнику, ни вкусному ужину, ни записке интимного содержания, адресованной одному несчастному лоху!

С этим надо кончать. Делить им нечего, у нее своя квартира, у него своя. У нее своя машина, у него своя. Детей, слава Богу, нет! Так что же тянуть? Ждать, когда страсть, притворившаяся любовью, перейдет в дурную привычку? А почему в дурную? Возможно, в умную. Привычка целовать любимую с утра – умная? Привычка отдавать долги – умная? Привычка помогать друзьям – умная?

Да, да, да!

А вот любить кого-то больше, чем себя, – привычка дурная!

И от этой привычки надо избавляться.

Антон прошел еще несколько километров по комнате и еще раз набрал Ленин номер. Но связи с телефоном абонента опять не было. «А чтоб ты скисла и завонялась!» – вырвался у Антона крик.

Он остановился, глянул на себя в зеркало, потом снова на часы и открыл бар. Достав коньяк, он плеснул больше половины стакана и одним глотком впустил в себя известное русское решение всех вопросов и проблем!

И сразу же стало легче. С теплом и расслабоном армянской пятизвездочной рапсодии пришли спокойствие и умиротворенность. Он плеснул еще, залпом, не грея теплом руки, не чувствуя вкуса, выпил и сразу же провалился в сон.

Проснулся Антон от яркого солнечного света. Лена лежала рядом. Длинные рыжие, вьющиеся от природы локоны игриво поджигали подушку и щекотали кончик носа. Хотелось чихнуть, но он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот великий миг радостного пробуждения. Она всегда просыпалась с улыбкой. Как все мелко и ничтожно по сравнению с этой улыбкой! Брависсимо, и пусть весь мир подождет.

Глава 33

Миша с Пашей не успели допить и насладиться зрелищем Олиных ног. Предвкушая скорую развязку, то есть тот долгожданный миг, когда эта белая короткая юбка флагом сдавшегося гарнизона беспомощно повиснет на спинке стула, а эти ноги, загадочно сплетенные, раздвинутся наконец, они так и не узнали, что такое «пир победителей». Правда, они не сразу среагировали на шаги и властный голос хозяина подземелья:

– Ну-ка, быдло, раком в бетон или стреляю!

Прямо напротив них в строгом черном костюме, словно призрак, стоял тот, кого меньше всего хотели видеть бандиты. Это был брат той бабы, семью которой они вырезали два года назад. Они видели его один раз на суде и знали, что он большая шишка в СБУ. Миша первый пришел в себя и попробовал рвануться вперед. Выстрела он почти не услышал, так как пистолеты были с глушителями, но по тому, как жарко у правого виска просвистела пуля и грохнулась за спиной в стену, он сразу понял, что вторая снесет ему полголовы. Он упал на бетонный пол как подкошенный и прикрыл голову руками. Паша же, наоборот, застыл на месте, как памятник неизвестному гастарбайтеру, и, кажется, впал в транс.