Полынь: Стихотворения и поэмы - Юлия Друнина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ
(На вечере поэтов, погибших на войне)
Сегодня на трибуне мы — поэты,Которые убиты на войне,Обнявшие со стоном землю где-тоВ своей ли, в зарубежной стороне.Читают нас друзья-однополчане,Сединами они убелены.Но перед залом, замершим в молчанье,Мы — парни, не пришедшие с войны.Слепят «юпитеры», а нам неловко —Мы в мокрой глине с головы до ног.В окопной глине каска и винтовка,В проклятой глине тощий вещмешок.Простите, что ворвалось с нами пламя,Что еле-еле видно нас в дыму,И не считайте, будто перед намиВы вроде виноваты, — ни к чему.Ах, ратный труд — опасная работа,Не всех ведет счастливая звезда.Всегда с войны домой приходит кто-то,А кто-то не приходит никогда.Вас только краем опалило пламя,То пламя, что не пощадило нас.Но если б поменялись мы местами,То в этот вечер, в этот самый час,Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,Губами, что вдруг сделались сухи,Мы, чудом уцелевшие солдаты,Читали б ваши юные стихи.
МОЙ КОМИССАР
Не в войну, не в бою,Не в землянке санвзвода —В наши мирные дни,В наши мирные годыУмирал комиссар…Что я сделать могла?..То кричал он в бреду:— Поднимайтесь, ребята!—То, в сознанье придя.Бормотал виновато:— Вот какие, сестренка, дела…
До сих пор он во мнеЕще видел сестренку —Ту, что в первом боюСхоронилась в воронку,А потом стала «справным бойцом»,Потому что всегда впереди,Словно знамя,Был седой человекС молодыми глазамиИ отмеченным шрамом лицом.
След гражданской войны —Шрам от сабли над бровью…Может быть, в сорок первом,В снегах ПодмосковьяСнова видел он юность своюВ угловатой девчонке —Ершистом подростке,За которым тревожно,Внимательно, жесткоВсе следил краем глаза в бою…
Не в эпохе,Военным пожаром объятой,Не от раны в бою —От болезни проклятойУмирал комиссар…Что я сделать могла?..То кричал он, забывшись:— За мною, ребята!—То, в себя приходя,Бормотал виновато:— Вот какие, сестренка, дела…
Да, солдаты!Нам выпала трудная участь —Провожать командиров,Бессилием мучась:Может, это больней, чем в бою?..Если б родину вновьОхватили пожары,Попросила б направить меняВ комиссары,Попросилась бы в юность свою!
НА ВЕЧЕРЕ ПАМЯТИ СЕМЕНА ГУДЗЕНКО
Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели,Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
С. ГудзенкоМы не трусы. За жизнь заплатили хорошую цену. А стоим за кулисами робки, строги и тихи.Так волнуемся, будто впервые выходим на сцену —Мы, солдаты, читаем ушедшего друга стихи.
Я и впрямь разреветься на той трибуне готова.Только слышу твой голос: «Не надо, сестренка, держись!»Был ты весел и смел, кареглазый наш правофланговый,По тебе мы равнялись всю юность, всю зрелость, всю жизнь.
И в житейских боях мы, ей-богу, не прятались в щели.Молча шли напролом, стиснув зубы, сжигали мосты.Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,Мы пред нашей Россией во всякое время чисты.
ПАМЯТИ ВЕРОНИКИ ТУШНОВОЙ
Прозрачных пальцев нервное сплетенье,Крутой излом бровей, усталость век,И голос — тихий, как сердцебиенье,—Такой ты мне запомнилась навек.
Была красивой — не была счастливой.Бесстрашная — застенчивой была…Политехнический. Оваций взрывы.Студенчества растрепанные гривы.Поэты на эстраде, у стола.
Ну, Вероника, сядь с ведущим рядом,Не грех покрасоваться на виду!Но ты с досадой морщишься: «Не надо!Я лучше сзади, во втором ряду».
Вот так всегда: ты не рвалась стать «первой»,Дешевой славы не искала, нет,Поскольку каждой жилкой, каждым нервомБыла ты божьей милостью поэт.
БЫЛА! Трагичней не придумать слова,В нем безнадежность и тоска слились.Была. Сидела рядышком… И сноваЯ всматриваюсь в темноту кулис.
Быть может, ты всего лишь запоздалаИ вот сейчас, на цыпочках, войдешь,Чтоб, зашептавшись и привстав, из залаТебе заулыбалась молодежь…
С самой собой играть бесцельно в прятки,С детсада я не верю в чудеса:Да, ты ушла. Со смерти взятки гладки.Звучат других поэтов голоса.
Иные голосистей. Правда это.Но только утверждаю я одно:И самому горластому поэтуТвой голос заглушить не суждено,Твой голос — тихий, как сердцебиенье.В нем чувствуется школа поколенья,Науку скромности прошедших на войне —Тех, кто свою «карьеру» начиналиВ сырой землянке — не в концертном зале,И не в огне реклам — в другом огне…И снова протестует все во мне:Ты горстка пепла? К черту эту мысль!БЫЛА? Такого не приемлю слова!И вновь я в ожидании, и сноваМой взгляд прикован к темноте кулис…
МУЖЕСТВО
Памяти Людмилы Файзулиной
Солдаты! В скорбный час РоссииВы рвали за собой мосты,О снисхожденье не просили,Со смертью перешли на «ты».
Вы затихали в лазаретах,Вы застывали на снегу,—Но женщину представить этуВ шинели тоже я могу.
Она с болезнью так боролась,Как в окружении дрались.…Спокойный взгляд, веселый голос —А знала, что уходит жизнь.
В редакционной круговерти,В газетной доброй кутерьмеСтрашней пустые очи смерти,Чем в злой блиндажной полутьме…
Работать, не поддаться боли —Ох, как дается каждый шаг!..Редакция — не поле боя,Машинки пулемет в ушах…
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
В Москве, в переулке старинном,Росла я, не зная тогда,Что здесь восходила Марина —Российского неба звезда.
А после, в гремящей траншее,Когда полыхала земля,Не знала, что смуглую шеюТугая стянула петля.
Не знала, что вновь, из туманаВзойдет — и уже навсегда!—Сгоревшая жутко и странноРоссийского неба звезда.
ПАМЯТИ БОРИСА СЛУЦКОГО
Нам жилось и дышалось легче,Оттого, что был рядом друг,Не умевший сутулить плечи,По призванию политрук.Комиссар, что единым словомПолк поднять бы в атаку мог…Знаменитый поэт, лавровыйОн с усмешкой носил венок.Подлецы перед ним смолкали,Уползали льстецы с пути.Мог чужую беду рукамиСлуцкий запросто развести.Но рвануло из рук оружье —Уходила с Земли жена.Даже им от вселенской стужиНе была она спасена…Сам себя присудил к забвенью,Стиснул зубы и замолчалСамый сильный из поколеньяГуманистов-однополчан.Друг! Беда тебя подкосила,Но воюет твоя строка.Словно колокол, над РоссиейБьется сердце политрука.
«„Великий“ — поэт называет поэта…»
