Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона - Владимир Корешков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы принесем смерть проклятым сепаратистам!
На что как-то Клаус Шнитке резонно заметил:
– Как же ты им принесешь смерть, если даже оружия никогда в руках не держал?
Взвод заржал. Видно было, что Кардашу это замечание жутко не понравилось. Крыть было нечем. Обиду пришлось проглотить, но осадочек, как говорится, остался. В роте он появлялся нечасто. В основном для того чтобы поспать и поесть. Режим у него был свободный: когда у всей роты был подъем, он зевал, переворачивался на другой бок и сладко засыпал. В какой-то день на общем построении на плацу нам зачитали приказ:
– За образцовое выполнение воинского долга, а также за высокие показатели в боевой и политической подготовке рядовому Кардаш присваивается очередное воинское звание – ефрейтор. Боец Кардаш, выйти из строя.
Тот вышел, печатая шаг, весь раздуваясь от гордости. К нему подошел оберст Апанеску, начальник учебки, и вручил ефрейторские погоны.
– Хайль Канцлер! – заорал дурным голосом Кардаш и вскинул правую руку вверх.
– Хайль Гитлер, – ответил оберст. – Встать в строй.
К вечеру Кардаш уже щеголял по казарме в новых погонах, пыжась от собственной значительности. Видимо, башню ему снесло окончательно, иначе бы он не наделал таких глупостей. Подойдя к Клаусу, сдвинув брови, обратился к нему хорошо поставленным командирским голосом, наверняка долго тренировался перед зеркалом:
– Рядовой Шнитке, вы сегодня дневальный. Почему унитазы грязные?
Тот даже ухом не повел, разглядывая глянцевый журнал с девочками.
– Встать, когда с вами ефрейтор разговаривает.
– Ты что-то вякнул? – с сомнением поинтересовался Клаус.
– Извольте ко мне обращаться на вы. Здесь вам армия, а не скотный двор. Вы устав читали? – взорвался Кардаш.
– Уймись, придурок.
Новоиспеченный ефрейтор, а по совместительству борец за чистоту, покрылся пунцовыми пятнами. Тут в роту зашел ротный.
– Что тут происходит?
– Гер лейтенант, разрешите доложить. Рядовой Шнитке отказывается выполнять приказание, – вытягивается в струнку Кардаш.
– Какое приказание? – лейтенант улыбнулся одними уголками губ.
– Рядовой Шнитке сегодня дневальный, а унитазы грязные, вот, извольте взглянуть, гер лейтенант.
– Шнитке, живо зубную щетку, через час лично мне доложишь, что туалеты вычищены и блестят, как котовы яйца.
Клаусу ничего другого не оставалось, как отложить журнал и идти чистить унитазы. И все, может быть, ничего, ефрейтор Кардаш и отскочил бы. На юродивых ведь не обижаются. Если бы не один случай: Клаус Шнитке случайно задел кровать, где спал Кардаш, а из-под матраца вывалился блокнот, в котором про каждого члена взвода была собрана полная информация, что, где, кто сказал и что сделал. Ну, например: «18 числа в 12:05, после тактических занятий, рекрут Ковалефф сказал, что обер-фельдфебель Вараускас – форменная скотина и ублюдок. 19 числа, 10:32, рекрут Клаус Шнитке сказал, что он на х..ю вертел все руководство учебного подразделения. Того же числа Клаус Шнитке рассказал скабрезный анекдот про Канцлера и его супругу, при этом присутствовали также рядовые Иоган Шульц, Ганс Вурлицер и Дитрих Вайс». Ну и так далее и все в таком духе. Клаус внимательно, с присущей всем немцам скрупулезной методичностью прочитал блокнот от корки до корки и изрек свое реноме:
– Вот же мерзкий пидор. Теперь понятно, как он получил ефрейтора.
Потом показал блокнот мне:
– Ну, что скажешь?
Я пожал плечами:
– Что тут скажешь?
– Знаешь, Яр, пора решать с этим говнюком.
– А что ты предлагаешь? – поинтересовался я.
– Есть одна мыслишка, – загадочно сказал Клаус. – Ему понравится, я тебе обещаю.
Глава 15
На следующий день, после незапланированной тактики, грязные по уши, как хрюшки – нам пришлось ползать на брюхе под проливным дождем, отрабатывая взятие окопов противника, – перед отбоем весь взвод ломанулся в баню. Ефрейтор Кардаш, как старший по званию, должен был выдать чистое белье и присмотреть за порядком. Надо сказать, что банное помещение было довольно странным. Одно помещение занимала раздевалка со шкафчиками. Далее шло большое квадратное помещение, выложенное старинным белым кафелем, с душевыми по кругу. Справа сбоку была небольшая дверца, за которой находилась совсем маленькая комнатка, в которой посередине стояла чугунная ванна, а по бокам две душевые кабины. Как правило, из рекрутов в эту комнатку мало кто заходил. Пока я принимал душ, пофыркивая от удовольствия под мощной струей теплой воды, из-за двери в ванную высунулась голова Клауса – он поискал меня глазами и махнул рукой:
– Яр, зайди.
Чего он хотел… Все четверо немцев были в ванной голые, только вокруг бедер обмотаны полотенца.
– Ну, что случилось? – поинтересовался я. Клаус заговорщицки подмигнул:
– Подожди, сейчас будет потеха.
Опять заглянул за дверь и елейным голосом позвал:
– Гер ефрейтор, можно вас на минутку?
Вошел Кардаш, гордый как гусь. Еще бы, сам Клаус Шнитке при всех, соблюдая субординацию, обратился к нему уважительно, на вы, как велит воинский устав.
– Чего хотели, рядовой? – бодро поинтересовался Кардаш.
Клаус резко за ним захлопнул дверь:
– Яр, попридержи-ка дверь.
Кардаш, еще ничего не понимая, озираясь по сторонам и окидывая нас недоуменным взглядом, пока до конца не осознавая, что дверь мышеловки уже захлопнулась, уже менее бодро еще раз спросил:
– Так чего хотели, рядовой?
Клаус, ухмыляясь, смотрел на него сверху вниз.
– А вот чего, – коротко размахнулся и двинул Кардаша в живот, тот согнулся пополам, как от удара молота. Дитрих и Иоганн заломали ему руки и наклонили его так, что голова ефрейтора уперлась в чугунную ванну, а тощий зад задрался кверху, Клаус скинул с себя полотенце, обнажив огромный детородный орган, полотенце использовал как кляп, засунув его Кардашу глубоко в рот:
– На, пожуй, полегче будет, да и шуму поменьше.
Не спеша, с удовольствием вошел в извивающееся тело, медленно насаживая его на себя. Несколько толчков, и Клаус закатил глаза.
– Ух, хорошо, – повернулся ко мне. – Давай, Яр, ты следующий.
Я смотрел на скулящее, скорчившееся от боли и унижения тело, уже не человека, а просто кусок скукожившейся, дрожащей, воющей плоти.
– Нет, Клаус, спасибо. Я не по этой части.
– Ладно, Ганс, продолжай.
Ганс не заставил себя ждать. Клаус подошел ко мне.
– Чего ты? Он же на тебя тоже стучал.
– Не знаю, не мое это.
И чтобы перевести тему, поинтересовался:
– Клаус, а ты последствий не боишься?
– В смысле, ты это о чем?
– Ну, он же стуканет об этом.
– Да брось ты, – Клаус махнул рукой. – Что нам за него будет, мы немцы, арийская кровь. А он кто – славянин, недочеловек. Извини, Яр, не принимай на свой счет, к тебе это никак не относится, ты свой. Точно не хочешь? – кивнул он в сторону, где над телом Кардаша уже измывался Дитрих.
– Нет, спасибо.
– Зря. А я, наверное, на второй заход пошел. Мне чего-то на душу легло.
Клаус добродушно похлопал себя пятерней по своему волосатому животу. Я вышел, больше на это я смотреть не мог. После этих событий Кардаш в роте так и не появлялся. Вначале попал в лазарет. По слухам, пытался писать рапорт, но рапорт завернули: во-первых, начальству скандал был не нужен, а во-вторых, он пытался жаловаться на немцев. Это недопустимо. Дело по-тихому спустили на тормозах. Кардаша перевили в другую часть. Клауса и компанию – в другую учебку. Напоследок Клаус протянул мне свою лапищу.
– Смотри, Яр, аккуратней здесь, и там, на фронте, береги себя, желаю удачи.
– Тебе тоже удачи, Клаус. И не шали, – ответил я на его рукопожатие.
Глава 16
Июль был в полном разгаре, трава пожухла от жары, листья на деревьях потеряли свою ярко-зеленую сочность. Близился конец нашего пребывания в учебке. Выпуск был совсем близко, это чувствовалось во всем. Немножко спали нагрузки. Казалось, руководство относиться стало к нам помягче, менее требовательно. Нам даже с Алексом удалось получить увольнительную. Сев на пригородный электротаксобус, добрались до Мариенплац. Хотели посмотреть представление кукольных фигурок на ратушных часах, но опоздали. Жалко. Зато посмотрели отпечаток ступни дьявола в Фрауэнкирхен. Прошвырнулись по Кауфингерштрассе. И хотя разморенный город буквально плавился от жары, праздношатающихся и туристов было достаточно много. Вообще, довольно необычно быть предоставленным самим себе, вот так просто бродить бесцельно по городу, никуда не торопясь. Никого нет рядом, кто бы орал над твоим ухом: «Не успеваешь, рядовой, будем тренироваться». Мы с Алексом уже отвыкли никуда не торопиться. Город мне понравился очень. «Красивый Мюнхен», – поделился я с Алексом, на что он мне ответил: