Последний игрок - Никита Питерский

Исписанная мелом доска сообщала, что сейчас будет Дикий против Стального Монстра. Ставки идут три к одному.

– Двадцать на Дикого, – сказал я, отсчитывая купюры.

– Ну, тогда я закину пару штук на этого монстра из стали. – За спиной раздается голос догнавшего меня Сергея. – Еле припарковался, все забито, как будто все население Питера решило оторваться здесь в последний раз, зная точно, что завтра на землю свалится херова луна.

– Если хочешь проиграть, просто отдай мне деньги.

– Ха! Это я заберу твои. Мне только что звонил Лавэ, он закинул на Стального Монстра сто кусков.

– Где он?

– Он с Разменным где-то там, у «беговой дорожки».

Мы получили талончики с написанными ставками и двигаемся к так называемой «беговой дорожке», где все и происходит. Внезапно впереди раздается рев Дикого, с которого только что сняли ошейник, рев, в котором можно услышать ненависть ко всем людям, лишившим его когда-то нормального щенячьего детства и превратившим в чудовище. Мы огибаем двух безупречно одетых женщин, скрывающих свои кровожадные взгляды за тонированными стеклами дизайнерских очков, и видим Разменного в потасканной кожаной куртке, два раза зашитой, после того как ее вместе с ним самим проткнули ножом. Он что-то эмоционально говорит по мобильному. Рядом, спиной к нам и лицом к «беговой дорожке», стоит Лавэ, облаченный в самые модные на десять километров в округе джинсы и рубашку. На спине рубашки золотыми нитками вышит бойцовский пес.

– Ничего не бойся, ты поедешь к ним с Николаем. Он объяснит им, что будет, если захотят поиграть в изнасилование! – Разменный не стеснялся решать свои вопросы так, что это слышали все окружающие. Для него это была своего рода реклама, ведь когда он заканчивал разговор, как правило, к нему подходили с просьбой дать буклет с фотографиями и телефонами девочек.

Я обнялся с Лавэ и Разменным и стал пристально изучать противников. Все действие происходит в большом прямоугольнике – шириной в три метра и длиной в шестьдесят. Прямоугольник огорожен со всех сторон плотным забором без щелей из плохо обработанных и некрашеных досок высотой в два метра. Для зрителей, находящихся по длинным сторонам этого прямоугольника, сделаны подиумы со ступеньками. В обоих концах этого прямоугольника находятся соперники, один стоит на двух ногах, тяжело дыша, наблюдая, как его ассистент поправляет небольшие металлические накладки на его руках и ногах. Его шея и голова защищены облегченным шлемом, на левой руке перчатка со встроенными в нее небольшими лезвиями, на правой – ни перчатки, ни защиты. Это и есть Стальной Монстр. Ему где-то под сорок, его худое, с нездоровой кожей лицо и тяжелый взгляд говорят, что здесь он не из-за поиска острых ощущений, впрочем, как и все другие «бегуны», участвующие в боях против обезумевших псов, готовых либо разорвать на части своего соперника, либо сдохнуть. Я пристально вглядываюсь этому человеку в глаза, надеясь увидеть страх перед огромными зубами пса, которые, если Стальной Монстр не успеет добежать вовремя, пронзят его незащищенную руку насквозь, но не вижу его. Не вижу даже ненависти к Дикому. В них только полная разочарованность в жизни. С противоположной стороны двое парней еле сдерживают брызгающего слюной бультерьера по кличке Дикий. Он скалит пасть, которая за свою карьеру уже успела навсегда искалечить не одну и не две человеческие судьбы. В криках заведенной толпы я различаю какие-то резкие звуки и поворачиваю голову к Стальному Монстру. Тот загибается в диком кашле, затем, немного успокоившись, глотает принесенную ассистентом таблетку. Люди, участвующие в боях с псами, оказываются здесь по одной причине: их никто не берет на работу из-за подорванного здоровья или каких-то других проблем. Неожиданно гул голосов начинает затухать, в прямоугольнике появляется полноватый мужчина невысокого роста с пистолетом в руке, который не торопясь идет по огороженному прямоугольнику, периодически приветственно махая кому-то рукой. Его здесь знают все завсегдатаи боев – это Догмен. Я слышал, его зовут Геннадий, но кто-то дал ему прозвище Догмен, и оно настолько прижилось, что его стали называть только так. Именно Догмен придумал эти бои несколько лет назад. Здесь он царь и бог. Неизменно с коробкой зефира в руках, он доносит пистолет до специальной отметины, находящейся примерно метрах в двадцати от мужчины и в сорока от собаки, и кладет на землю дулом в сторону Дикого. Затем Догмен забирается на высокий помост. Толпа зрителей замолкает. Все взгляды обращены только на него.

– Все сделали ставки? Ваша любовь к хлебу и зрелищам обходится мне недешево, так что не забывайте проигрывать, – кричит Догмен, улыбаясь. Да, у этого комичного мужчины, врага номер один для всех защитников животных, есть еще и чувство юмора.

Вынув из коробочки зефир в шоколаде и откусив сразу половину, он берет в руку длинную палку с закрепленным на конце шокером. Затем Догмен смотрит на обоих противников и, убедившись, что они готовы, кричит:

– Бой… Дикий против Стального Монстра! Три, два, один!

Стальной Монстр, издав дикий рев, словно олимпийский спринтер, работая всеми мышцами тела, уже мчится к пистолету, лежащему на земле. А с другой стороны «беговой дорожки» Дикий почувствовал вдруг, что поводка, этого ненавистного кожаного шнура, сдерживавшего до этого всю его злобу и ненависть, больше нет, и ринулся вперед, мысленно представляя, как через три секунды его челюсти сомкнутся мертвой хваткой чуть ниже головы противника, как дрогнет и разлетится под натиском его зубов та часть шлема, которая должна защищать шею, и он почувствует в пасти вкус теплой крови своего врага.

Еще пара секунд, и Стальной Монстр бросается на землю, его рука крепко сжимает рукоять пистолета, палец на курке, но направить его на Дикого он не успевает, тот, отскочив в сторону, нападет на него уже сбоку, запрыгнув сначала на ноги и оттуда прямо на сжимающую оружие руку. Стальной Монстр издает нечеловеческий крик, когда зубы Дикого вгрызаются в его руку.

– Да! – слышу я свой собственный крик. – Дикий! Да!

Я вижу, как Догмен и его помощник приготовились бить шокером Дикого, как только Стальной Монстр крикнет «все!». Но Стальной Монстр наотмашь бьет Дикого второй рукой, перчаткой со встроенным лезвием. Дикий, издав вой, отскакивает от лежащего человека, и тот, не целясь, стреляет в него в упор. Секунда, и Дикий падает, ощутив на себе действие сверхсильного транквилизатора. Словно взрывом, меня оглушают радостные крики людей, поставивших на Стального Монстра. Они слышны, наверное, на километр вокруг. Их охватила эйфория, и никто уже не обращает внимания на самого Стального Монстра, лежащего на земле и прижимающего окровавленную, прокушенную кисть руки к телу, пока его ассистент возится с бинтами. Я же молча наблюдаю, как двое владельцев Дикого волокут его прочь за задние лапы, освобождая место для новой битвы.

– Ну что, на кого ставишь теперь? – Сергей хлопает меня по плечу. Он не скрывает радости.

Мы снова идем к столику, за которым серьезный мужчина в очках принимает ставки. Я снова ставлю на пса, теперь на Бешеного, а Сергей снова ставит против меня. Просто из принципа, чтобы в случае моего проигрыша подкалывать меня потом всю неделю. Неожиданно мой взгляд натыкается на человека, который смотрит на все происходящее с нескрываемым отвращением. Этот стодесятикилограммовый, под метр девяносто мужчина медленно продвигается сквозь толпу с помощью костыля. Кто-то узнает его и, подбадривая, хлопает по плечу. Он проходит мимо меня, и я пытаюсь рассмотреть его ногу, волочащуюся по земле, но она скрыта плотной тканью джинсов. Наверное, мне должно быть стыдно за то, что неделю назад я неистово орал, подбадривая Бешеного, который рвал голень этой самой ноги, но стыда нет. Может, незаметно для себя я превратился в бесчувственное животное, по-настоящему реагирующее лишь на выигрышные ставки? Продолжая медленно ковылять, Отмороженный, так его здесь зовут, подходит к Догмену. Они здороваются, и Догмен по-отечески обнимает его. Самовлюбленный урод, он ведь обязан был положить Отмороженного в больницу после того, что произошло, а он ведет себя так, как будто его всего лишь царапнул за ногу разыгравшийся трехмесячный котенок.

– Ваша ставка?

Я думаю о том, сколько я готов вынуть из кошелька, чтобы поставить на очередного разъяренного пса.

Глава 7

Я просыпаюсь на диване в гостиной Лавэ оттого, что луч солнца бьет прямо в глаза. Вчера ночью, когда мы приехали, я был настолько измотан, что завалился на кожаный диван Rolf Banz прямо в обуви. Когда собачьи бега закончились, Лавэ пригласил всех завалиться к одному знакомому художнику, поившему всех самогоном, который он лично гнал из апельсиновых корок, но Разменный должен был отвезти пару девочек постоянному клиенту, а Сергея мучила совесть, и он собирался до утра заглаживать свою вину перед Натальей, так что на предложение Лавэ согласился только я. Не то чтобы мне очень хотелось окунуться в этот неведомый для меня мир непонятых гениев, работы которых, возможно, лет через тридцать будут украшать музеи мира, но меня подкупила идея Лавэ дождаться, когда художник напьется вусмерть, а потом, пока он ни черта не соображает, купить у него лучшую картину за бесценок. Но когда мы поднялись в его мансарду, мы чуть не задохнулись от запаха какой-то сивухи, сам гений был уже в состоянии белой горячки, а его гости спали в жутких позах по углам мастерской. Я предложил купить картину с девушкой на фоне нефтяных вышек. Художник накинулся на меня и Лавэ с куском сломанной картинной рамы, крича, что он не продает свои шедевры, потому что завещал их человечеству. Пару раз увернувшись от куска рамы, мы поняли, что ничего хорошего от непонятого гения сегодня мы не дождемся и нужно валить. Квартира Лавэ была в пяти минутах ходьбы от этой пропахнувшей третьесортным самогоном мансарды, он предложил заночевать у него, я же, мечтающий поскорее провалиться в сон, отказываться не стал.