Гувернантка с секретом - Анастасия Александровна Логинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот третий мой подозреваемый появился в Москве всего неделю назад, но уже успел посетить Полесовых целых три раза. Это был Петр Фомич Балдинский – самый обычный в общем-то пожилой мужчина, если бы не несколько любопытных деталей. Его лицо было сильно обожжено, вызывая с первого взгляда даже отвращение и, разумеется, делая его неузнаваемым для друзей молодости. С Балдинским было много странностей. Взять хотя бы то, что в градоначальстве Омска, где, как он утверждает, служил когда-то бок о бок с Щербининым, такой фамилии никогда не слышали. Щербинин там действительно числился, а вот Балдинский – нет. Но где они тогда познакомились? И зачем Балдинский лжет?
Я не сводила глаз с этой парочки, пока кружилась в вальсе с Полесовым, и была настолько погружена в мысли, что почти не слушала его пустую болтовню, становившуюся с каждым словом все более и более вольной. Только когда Полесов обнаглел настолько, что жадно провел рукой по моему плечу и коснулся обнаженной ключицы, что было уж вообще ни в какие ворота, я рассеянно посмотрела в его глаза и спросила тем же тоном, как спрашиваю у своих нерадивых учеников:
– Что вы делаете?
– Вы сегодня обворожительны, зайчонок мой, – глаза его маслено блестели, – у меня нет никакой возможности удержаться. Что мне сделать, чтобы вы меня поцеловали?
– Сбрить усы, – не раздумывая, ответила я.
Жоржик в панике дотронулся до своей напомаженной гордости и, кажется, всерьез принимал решение.
– И… тогда я могу рассчитывать на ваше расположение? – с сомнением спросил он.
К счастью, отвечать не пришлось, поскольку музыка кончилась, – я попросила только отвести меня на место. Что-то я не подумала, как буду выкручиваться, ежели завтра он и впрямь появится без усов…
Полесов усадил меня на стул подле своей жены и отделался от нее лишь тем, что поцеловал руку. Едва же он отошел, Елена Сергеевна наклонилась ко мне и зашептала заговорщически:
– Спасибо вам, Лидочка, что выручили: я так неловко танцую – Жоржику было бы стыдно со мной. А вы просто очаровательно двигаетесь, ma chère, и это платье очень вам идет. А что за духи? – она потянула носом. – Я у вас таких не помню, что-то новенькое?
– Крид «Цветы Болгарии», – торопливо ответила я, не решаясь смотреть в глаза Елене Сергеевне.
– О, если не ошибаюсь, это любимые духи королевы Виктории? И такая восхитительная роза… можете мне такой же флакон достать?
– Я вам с удовольствием подарю этот – я ими почти не пользуюсь…
И Полесова принялась меня горячо благодарить, а я сидела, так и не подняв глаз. Временами ее святая простота наталкивала меня на мысль, что мадам Полесова прекрасно осведомлена о похождениях своего мужа, смирилась с ними и научилась обращать в свою же пользу…
Стараясь скорее отринуть дурные мысли, я попыталась снова найти взглядом Стенина и Балдинского. А заодно и Курбатова, по возможности. Однако обзор мне уже загородил Алекс, и я с неудовольствием вспомнила, что обещала второй танец ему.
Разговаривать с Алексом Курбатовым было все же приятней, чем с Полесовым. По крайней мере, вольностей он себе не позволял, а его анекдоты хоть и были на грани, но не выходили все же за рамки приличия. Кроме того, Алекс был ценен тем, что держал меня в курсе всех новостей о своем дедушке.
– Вы видели, в каком наряде вышла сегодня Мари? – спросил с долей раздражения он.
О да, видела. Мари оказалась единственной на балу, кто был в трауре – черное закрытое платье, черные же перчатки и даже вуалетка на лице. Она не танцевала, а только сидела в углу с минорным выражением лица и пару раз, кажется, всплакнула.
– То она говорит, что терпеть не может патриархальные условности, – горячился Алекс, – то является на бал в трауре – по дедушке, которого никогда в глаза не видела! Мне кажется, она все делает наперекор нам! Что за несносное создание!
– Право, Алекс, вы говорите так, будто сегодня впервые узрели Мари, – уж вы-то должны бы давно привыкнуть к ее шалостям, – легко отмахнулась я.
– Да, наверное… и не в Мари дело – просто я сегодня весь день в дурном расположении духа, потому что не выспался.
– Выдалась бурная ночь? – уточнила я с наигранным сочувствием.
– Можно и так сказать… сегодня ночью, часа в три, нас – представьте себе – посетили гости. Господин Балдинский явился с каким-то срочным разговором к деду. – Вот с этого момента я стала слушать куда внимательней. – Они, верно, думали, что никто их не слышит, да только весь дом проснулся… а моя спальня как раз над кабинетом, где они засели. У меня и так слишком чуткий сон, а они до невозможности громко говорили. Я больше и глаз не сомкнул до самого рассвета.
– А зачем же господин Балдинский приезжал? Разве не мог разговор подождать до утра?
– Вот и я о том же! Не знаю, зачем он явился, но дедушка и после его ухода остаток ночи ходил из угла в угол по кабинету и не спал. Ну, и я не спал, потому что, как уже сказал, у меня ужасно чуткий сон…
– А о чем же все-таки они говорили, да и еще так громко? Они ссорились?
– Лиди, не знаю, право, мне дела нет до того, о чем они говорили! – Алекс поморщился – он и правда был сегодня не в духе. Настаивать я не решилась, уверенная, что выясню все позже при случае.
Остаток танца я молчала, думая о том, что Балдинский ведь гораздо более других подходит на роль Сорокина – если Сорокин, разумеется, вообще в Москве. Ожог на лице мог быть жесткой, но необходимой мерой: волевой человек, шпион, вполне способен на это пойти, если бы захотел вернуться в Россию неузнанным. И пробелы в биографии – это факт, который игнорировать невозможно. А теперь еще выясняется, что у него какие-то дела с Курбатовым, ради которых он может ворваться в дом графа ночью, хотя единственное, что объединяло их, – знакомство с Щербининым много лет назад. Друг с другом же они познакомились лишь неделю назад у Полесовых.
Я чувствовала, что Балдинский очень странный персонаж! Очевидно, мне нужно доложить
